Невыносимая жара - Ричард Касл

Добравшись до дома, Никки заметила на противоположной стороне улицы патрульную машину из Тринадцатого участка. Детектив Хит поздоровалась с офицерами и поднялась к себе. В этот вечер она не стала звонить капитану с просьбой отозвать патрульных. Воспоминания о синяках на шее Барбары Дирфилд были еще слишком свежи. Никки ужасно устала и жаждала поскорее лечь в постель.

Сегодня никаких излишеств. Вместо ванны она приняла душ. Улегшись в постель, она ощутила запах волос Рука, исходивший от соседней подушки. Никки притянула подушку к себе и глубоко вдохнула этот запах, задавая себе вопрос, не стоило ли позвонить ему и пригласить домой.

Но уснула, не успев ответить. Когда зазвонил телефон, было еще темно. Никки не сразу выбралась из цепких объятий сна. Не открывая глаз, она неловко попыталась нашарить на тумбочке мобильник, и он полетел на пол. Когда она наконец взяла телефон, он уже смолк.

Никки узнала номер и включила голосовую почту.

— Привет, это Каньеро. Перезвони мне, хорошо? Как только получишь сообщение. — Он говорил быстро, взволнованным голосом — непохоже на Каньеро. Взмокшая от жары Никки похолодела, когда услышала следующие слова: — Мы нашли Поченко.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Никки спустилась по лестнице, на ходу заправляя блузку в брюки и перепрыгивая через две ступеньки, подбежала к патрульной машине и попросила копов подбросить ее в участок.

Они обрадовались поездке, нарушавшей однообразие их работы, и, усадив Хит на заднее сиденье, с ревом устремились вдаль. В пять утра на север по Вест-Сайд-хайвей направлялось не много машин, и они двигались достаточно быстро.

— Я знаю этот район, с этой стороны на машине не подобраться, — сказала Никки водителю. — С шоссе можно свернуть только на Девяносто шестой, это слишком большой крюк, лучше сворачивайте на следующем выезде. Когда спуститесь с пандуса, я выйду и дальше добегу сама.

Офицер еще жал на тормоза у подножия пандуса, ведущего на 79-ю улицу, а Никки уже открывала дверцу. Обернувшись, она поблагодарила патрульных и бросилась бежать под эстакадой по засохшему птичьему помету — к реке и мерцавшим в отдалении огням полицейских машин. Лорен Пэрри осматривала труп Поченко, когда Никки, задыхаясь, подбежала к ней.

— Зря ты так торопилась, Ник, он теперь никуда не денется, — заметила судмедэксперт. — Я собиралась сама тебе позвонить, но Каньеро меня опередил.

К ним подошел детектив Каньеро.

— Похоже, этот парень тебя больше не потревожит.

Хит обошла труп. Русский лежал на боку на парковой скамейке с видом на Гудзон. Это было живописное местечко, расположенное на зеленом склоне между велосипедной дорожкой и берегом реки, здесь останавливались отдохнуть туристы. Для Поченко скамейка оказалась последней остановкой в этой жизни.

На нем была не та одежда, что в вечер нападения. Шорты цвета хаки с множеством карманов и белая футболка выглядели совершенно новыми — именно так одеваются беглые преступники, которые меняют одежду в примерочных. Футболка и шорты Поченко, залитые кровью, явно были только что из магазина.

— Его обнаружил патруль из программы поддержки бездомных, — пояснил Каньеро. — Они обходят район, пытаясь уговорить этих людей ночевать в приютах с кондиционерами. — Он не удержался и добавил: — Похоже, нашему другу перегрев уже не грозит.

Никки понимала черный юмор Каньеро, однако вид трупа не вызывал у нее желания шутить.

Кем бы ни был при жизни Виктор Поченко, сейчас он был мертв. Какие бы личные чувства она ни испытывала при виде его тела — облегчение, радость оттого, что ей больше ничто не угрожает, — все это было только личное.

Он превратился в жертву преступления, и его убийство взывало к правосудию. Одним из талантов Никки, жизненно необходимым в ее работе, было умение отодвигать личные чувства подальше и действовать как профессионал. Она снова взглянула на труп Поченко и поняла, что на сей раз ей придется приложить для этого гораздо больше усилий, чем обычно.

— Что насчет причины смерти? — спросила она у Лорен Пэрри.

Судмедэксперт жестом подозвала ее к скамейке.

— Один выстрел в затылок.

Небо начинало светлеть, и в сером свете утра Никки ясно разглядела пулевое отверстие на коротко остриженной голове Поченко.

— Здесь ожоги, — сказала она.

— Точно. Выстрел произведен в упор. Посмотри, как лежит тело. Скамья длинная, он мог бы усесться посередине, однако он находится с краю.

— Кто-то сидел с ним рядом, — кивнула Хит. — Есть признаки борьбы?

— Нет, — ответила Лорен.

— Итак, наиболее вероятно, что убийца был приятелем или сообщником, иначе он не смог бы подобраться к нему так близко.

— Достаточно близко для неожиданного нападения, — заметил Каньеро. — Вытаскиваешь «пушку», приставляешь к затылку, хлоп, и все дела. — Он махнул рукой в сторону шоссе Вест-Сайд-хайвей, которое уже начинало заполняться машинами людей, ехавших в город на работу. — Свидетелей нет, шум транспорта заглушил выстрел. Камер Департамента городского транспорта поблизости тоже не видно.

— Что за оружие? — спросила Никки у судмедэксперта.

— Малого калибра. Если приставишь мне к голове «пушку», я скажу — двадцать пятого.

— Лорен, детка, тебе следует побольше развлекаться.

— Я бы с радостью, да дела идут слишком хорошо. — И она указала на мертвого русского.

— Ожог на лице и сломанный палец — твоя работа? — Хит кивнула. — Есть еще что-нибудь, что мне следует знать?

— Ага, — вмешался Каньеро. — Никогда не связывайся с Никки Хит.

Когда они с Каньеро приехали в участок, Рук уже ждал там.

— Я слышал насчет Поченко. — Он торжественно склонил голову. — Мои соболезнования.

— Эй, смотри, наш Писака уже соображает, что к чему, — рассмеялся Каньеро.

Но Никки снова проигнорировала черный юмор.

— Каньеро, звони людям, которые наблюдают за Мириком. Он единственный известный нам сообщник Поченко, и мне нужно знать, где был букмекер, когда пристрелили его приятеля.

Детектив Каньеро взялся за телефонную трубку. Рук принес Хит стаканчик из «Дин энд Делюка».[95]

— Вот, я взял твой обычный. Двойной ванильный латте с обезжиренным молоком, без пенки.

— Ты же знаешь, что я думаю о таком кофе.

— И тем не менее пьешь его каждое утро. У тебя сложный характер.

Хит взяла стаканчик и сделала глоток.

— Спасибо. Очень любезно с твоей стороны. Зазвонил ее телефон.

— Ив следующий раз не забудь шоколадную стружку.

— Это уже слишком сложно, — ответил Рук. Никки взяла трубку — звонил Таррелл.

— Хочу сообщить тебе две вещи, — объявил он. — Агда ждет в вестибюле.

— Спасибо, сейчас приду. А второе?

— Вчера вечером, перед тем как уйти домой, я плюнул в ту коробку.

Агда Ларссон приоделась для визита в полицейский участок. На ней были винтажные вещи, купленные в Ист-Виллидж; одно запястье украшали розовые с белым спортивные часы «Swatch», другое — плетеный браслет с узелками. Она потеребила большим и указательным пальцами узелок и спросила:

— У меня будут какие-то неприятности?

— Нет, это всего лишь формальность. — Это было правдой лишь отчасти. Никки эта беседа была нужна в основном для того, чтобы расставить точки над «i», но она также хотела получить ответ на один беспокоивший ее вопрос. «Однако всему свое время», — решила Хит. — Как у вас настроение после случившегося? Я думаю, после убийства и ограбления у ваших хозяев вы решите вернуться в Швецию.

Агда покачала головой, как будто не верила в реальность происходящего.

— О, это все очень печально, да? Но в моей стране тоже случаются убийства. Говорят, в прошлом году убили почти двести человек.

— Во всей стране?

— Да, и разве это не ужасно? Повсюду убийцы.

— Агда, я хочу задать вам несколько вопросов относительно жизни семьи Старров.

Та медленно кивнула.

— Миссис Кимберли сказала, что вы захотите расспросить меня, когда я сообщила, что иду в полицию.

Никки насторожилась.

— Она предупреждала вас, чтобы вы не говорили об их частной жизни?

— Нет, она сказала, что я могу говорить все, что захочу.

— Она так сказала?

Няня хихикнула и тряхнула длинными светлыми волосами.

— Вообще-то, она сказала, что это все равно не важно, потому что полицейские тупые и проглотят все, что угодно. — Тут Агда заметила, что Никки не смешно, и нахмурилась в тщетной попытке принять серьезный вид. — Она, миссис Старр, всегда говорит все, что хочет.

«И получает все, что хочет», — мысленно добавила Никки.

— Как давно вы у нее работаете?

— Два года.

— Как она к вам относится?

— О, иногда с ней бывает трудно. Бывает, вдруг как набросится на меня: «Агда, возьмите Мэтью и идите гулять в парк» — или стучится ко мне среди ночи: «Агда, Мэтью стало плохо, его вырвало, уберите это».