Осколки, острые, как ножи - Эфраим Тзимицу

— Ты совсем вырос, мальчик — по–отечески положил Бона руку на плечо мучителю.

Тот уже совсем преобразился, по сравнению с тем, каким он был вначале… Теперь это было создание, чью темную кожу покрывала черная слизь, за спиной вздымались огромные тяжелые кожистые крылья, на голове его были блестящие рога, похожие на осколки старинного зеркала, и глаза полыхали потусторонним мертвящим белым светом. Могучее тело бугрилось мускулами, кое–где виднелись следы от пуль, которые истекали сукровицей, да багровел страшный шрам на шее.

Бона убрал руку от его плеча. Затем он поднес руку к клицу лизнул черную густую слизь, что запачкала её.

— Чудесно — улыбнулся он — Квинтэссенция боли и страданий, ужасный яд, отрава… Прекрасное дополнение к внешнему облику! Отвратительная и…

И тут он положил испачканную слизью ладонь на плечо стоявшей недалеко обнаженной девушки в шипастом железном ошейнике — рабыни, коими мучитель окружал себя, дополняя образ жестокого тирана, захватившего выжженный дотла мир.

От прикосновения черной слизи лицо девушки и исказилось, она застонала и упала на пол. Некоторое время она корчилась в муках, из её носа, рта и ушей полила фонтанами кровь… И с горестным стоном она испустила дух.

— … И смертоносная — с довольной улыбкой завершил мысль Бона.

— Да, учитель, я создал свой облик таким, каким я сам захотел его видеть — довольно оскалил клыки Ротнемрот, мучитель — Зримое воплощение боли и мук гибели и разрушения… Достойное моего великого наставника — склонил он перед Боной свою рогатую голову.

— Неплохо… — задумчиво произнес тот в ответ — А скажи мне Ротнемрот, верный мой ученик, как ты провел завоевание этого мира? Пытались ли его жители противопоставить тебе… Хоть что либо, а? — прищурился длинноволосый ментор.

— О, они пытались, учитель — кивнул Ротнемрот в ответ — Поначалу никто не воспринял всерьез те несколько дивных изуродованных жертв, что я убил, ступив в этот мир… Но после, когда жертвы стали моими верными слугами — довольно ухмыльнулся он, вспоминая — И сами стали творить злодеяния… Тогда, конечно, все испугались, тут они и армии подключили, и всякие герои–одиночки похватали разномастное оружие и помчались меряться силами со мной и с моими детьми! Но увы и увы… Как ты и научил меня, учитель, моих сил прибавлялось от каждого мига страданий, от каждой капли пролитой крови… Неважно, чья текла кровь — моя или их… И вот теперь… Города стали ловушкой для последних выживших, которые лишь пища для моих детей… Если, конечно, я не буду милостив и не приму их в свои ряды, в ряды своих малышей, что упиваются страданиями, также, как это делаю я! Разорванные в клочья былые воплощения силы и мощи, достатка и процветания…

— … И зима, коей охвачен этот мирный край сейчас — кивнул Бона — Зима, что и не торопиться уступать место весне. Да, ты неплохо поработал, парень, более чем неплохо.

И, сказав это, он вышел с балкона, на котором они стояли вместе с мучителем. Балкон этот венчал высокую темную башню, что воздвигли слуги мучителя. Башня темным шпилем возвышалась надо всей округой, ярко контрастируя над белыми просторами, покрытыми чистым белым снегом.

Теперь, когда живых людей почти не осталось, некому было пятнать белое снежное покрывало, а твари мучителя более были заинтересованы в том, чтобы ловить и пытать людей, тогда, когда это позволял им их повелитель. Все остальное время они пребывали в сонной дремоте в этой башне, или же в запорошенных снегом развалинах городов и деревень.

Бона тем временем спустился, к основанию башни и пошел по заснеженным улицам города, посреди руин которого слуги мучителя и воздвигли башню в подарок своему господину. Оставив своего ученика наслаждаться видом и вдыхать морозный ветер, приносящий слабые запахи гари, сам Бона сейчас шагал по улицам, ощущая как недовольный ветер бросает редкие снежинки ему в лицо, и наслаждаясь холодом и морозом припозднившейся зимы, так же, как и тогда…

— Наслаждаешься прогулкой? — окликнул его негромкий голос.

Бона обернулся на голос, и увидел, что сзади него на улице возвышается громада тела огромного зеленого дракона. Тот внимательно смотрел на него изумрудными светящимися глазами с вертикальным черным зрачком.

— Ветер будит во мне давние воспоминания — ответил длинноволосый парень в истрепанном пальто дракону, не испугавшись его. Хотя тот, кем он был, сам мог вызвать ужас у любого живого создания… Вот только, как Бона не был человеком, не смотря на внешнее свое сходство, так и этот дракон не был драконом, как бы не пытались уверять обратное могучие драконьи крылья, длинная чешуйчатая шея и мощные когтистые лапы.

— Воспоминания… — задумчиво ответил дракон — Я же помню, каким ты был — И тут дракон назвал его по имени, и имя это было отнюдь не тем, что называл он своему ученику.

— И я помню это — ответил Бона дракону.

— А теперь… Зачем ты все это делаешь? На что ты надеешься? Ты же знаешь про…

— Извечное Коловращение, Равновесие и — взглянул он в глаза дракону — Баланс, так?

— Так — кивнул мощной головой дракон — Ты поступаешь так… Скоро все это будет исправлено, последствия твоих действий… Всему твоему буйству придет конец.

— И как? — вопросительно вскинул бровь Бона… или же стоит звать его иначе? — Как же придет конец? Что сможет остановить меня, того, кто перешел через все границы, через все преграды? Что остановит меня?

Зеленый дракон покачал головой, не сводя светящихся зеленых глаз с Боны.

— Мой ученик — взглянул он в сторону вершины башни — Поверг этот мир в прах. Есть ли надежда у них? И есть ли она хоть у кого то?

— Этот мир не мертв — заметил дракон — И ты всегда знал, что даже за гранью всяких надежд еще есть надежда.

— Знал — кивнул длинноволосый в ответ.

— А теперь… Неужели ты потерял надежду?

— Нет — отрицательно покачал головой в ответ — Я не потерял надежды.

— И тогда… — удивленно произнес дракон — Значит ты надеешься…

— Надеются все! — резко ответил повелитель страданий — И ты, и я, и он…

— И что же ты ждешь теперь? — обратился на него взгляд изумрудных светящихся глаз.

В ответ Бона лишь нахмурился и оскалил длинные клыки, прикрыв горящие темные глаза.

— «И пришли тогда последние дни нашего мира. Никто и не ждал той беды, что будто с небес низверглась на землю, охватывая темными волнами город за городом, страну за страной, пока не остался лишь я и горстка моих спутников, что влачили существование в заброшенном отшельническом доме. Мы жили вдали от городов, и лишь иногда полковник регулярной армии, который так и не назвал свое имя, и которого мы звали просто Полковник с несколькими другими отчаянными смельчаками выбирались в заполоненный адскими тварями город, чтобы умыкнуть из под носа новых инфернальных хозяев города немного еды или пригоршню патронов, что могли помочь нам продлить наше существование…

Зачем мы все это делали? Никто не мог сказать. Отец Ефрем молился и призывал нас молиться вместе с ним, дабы Бог простил нас…

Бог… Но кто этот Бог? И как он мог нам помочь? Я не смог бы сейчас сказать, есть ли Бог или добро на самом деле. Но то, что Дьявол, или иное подобное зло существует я мог сказать определенно.

И все же мы оставались, быть может, последними из людей, кто до сих пор не сдался и не погиб. Клинок — самый отчаянный среди нас, говорил о том, что человек не должен умирать как скот на бойне, и что нам нужно сражаться. Сражаться даже если уже все, что мы знали, что нам было дорого, все пропало и все разрушено и обращено в прах. Просто сражаться, потому, что иного нам не осталось…»

Худой парень снял очки и потер переносицу. В кругу тех людей, о которых он писал в своем блокноте его звали просто Смарт. Некогда известный сетевой журналист, теперь он был одним из беглецов, что смогли убежать из городов, когда на них обрушились завывающие прислужники мучителя.

Всего их было семеро — сам Смарт, отец Ефрем — некогда приходский священник, а теперь просто священник, что хранил самое дорогое, что осталось у него — веру; Клинок — лихой парень, поклонник боевых искусств, который не расставался с большим и острым ножом, как он сам говорил это был подарок ему от кого то, кто был ему близок; Обжора — рослый, плотного телосложения мужик, бывший в свое время известным шеф–поваром, что и говорить в их заброшенном доме стряпней занимался он, хотя обжорой он не был, так, прицепилась кличка; Кремень — отставной военный, несмотря на седину в волосах, он по прежнему был тверд и крепок, и не позволял другим раскисать и падать духом, насколько это было возможно в почти мертвом мире; Полковник — в отличии от Кремня он служил в действующей армии, Кремень нашел его разбитого и павшего духом, подавленного тем фактом, что его армия, единственная в мире могучая и непобедимая была просто сметена завывающими тварями, явившимися из ниоткуда, Кремень дал ему новую цель, и Полковник снова стал самим собой, собранным и целеустремленным; и, наконец, Жига — разбитной и лихой парень, про его прошлое не знал никто, кто говорил, что он ранее был гитаристом рок–группы, а кто, что он был байкером, но тем не менее он был сейчас одним из них — последний из выживших людей в умирающем мире, что был покрыт снежным саваном зимы, что сковывала землю, несмотря на то, что по календарю уже весна должна была вступить в свои права.