Мотылек - Поппи Адамс

Во время седьмого ежемесячного визита Артура начались неприятности.

В тот день мы с Артуром дважды занимались сексом, и я отправилась спать пораньше. В десять часов вечера я проснулась от жажды и в полусне отправилась на кухню выпить воды. Включив неяркую лампу, я подошла к буфету, чтобы достать чашку. Когда я наклонилась за ней, кто-то схватил меня за волосы и дернул назад. Я громко завизжала. Неведомая сила оттащила меня от буфета и бросила на пол. Я все еще не до конца проснулась, а потому моя реакция была замедленной.

– Ах ты маленькая шлюшка! – кричала Мод. – Проклятая шлюха! Да что ты себе думаешь? Как ты посмела, дрянь?

На ней были те же вещи, которые она носила всю неделю, – зеленые шерстяные брюки, некогда имевшие аккуратную стрелку спереди, и старый синий свитер Клайва, весь покрытый какими-то пятнами.

– Шлюха! – вновь крикнула она, пытаясь вырвать мне волосы, а затем ударила меня по голове.

– Нет, – только и смогла сказать я, стараясь спрятать голову между колен.

– Ты испортила мою жизнь, а теперь ломаешь жизнь сестре! Но у тебя ничего не выйдет! – Она сорвалась на крик. – Я сейчас тебя убью!

Она за волосы поволокла меня к холодильнику.

– Нет, – повторила я, постанывая от боли в коже головы.

Я понимала, что это всего лишь пьяные разговоры, вызванные алкоголем, и что убивать меня она не будет.

– Шлюха! – опять завопила она.

Я свернулась клубком, прикрыв голову, но она уже изо всех сил била меня ногами. Это были размашистые, полновесные удары, нацеленные мне в голову и в живот, но вместо этого попадавшие мне в руки, плечи и голени, которыми я старалась прикрыть все уязвимые места. Мод что-то кричала, но ее слов я больше не слышала. Все мое внимание было сосредоточено на боли, которая росла с каждым следующим пинком, и на том, чтобы очередной удар не достиг моей головы. Казалось, все это длится вечность, но затем внезапно погас свет.

Мод перестала меня бить.

– Смотрите! Я должен кое-что вам показать! – услышала я необычайно возбужденный голос Клайва.

Он был в кухне и, похоже, двигался к нам.

– Смотрите сюда все! – настоятельно повторил он. – Вирджиния, Мод!

Мы молчали.

– Оно же светится! Вы видите, что оно светится?

Мои глаза уже привыкли к темноте достаточно, чтобы я смогла рассмотреть силуэты родителей. Я полулежала на полу перед холодильником, опершись на правый локоть и раскинув ноги, как будто только что слушала чей-то захватывающий рассказ. «Как хорошо, что мне удалось так быстро прийти в себя и принять непринужденную позу!» – подумала я.

Мод стояла чуть ли не в десяти шагах от меня, прислонившись спиной к стене у двери в кладовую и явно пыталась овладеть собой. Насколько мне было видно в темноте, ее волосы были всклокочены, а лицо перекошено яростью – ни дать ни взять капризный ребенок.

Еще через некоторое время, когда мои глаза окончательно приспособились к полумраку, я разглядела, что у нее в руках. Это была тяжелая чугунная сковорода, которую она, должно быть, схватила с печи за миг до прихода Клайва. Мод обеими руками держала сковороду за длинную ручку, опустив ее вниз. Увидев все это, я сразу поняла, что если бы ее не прервали, она и впрямь осуществила бы свои угрозы и убила меня.

К счастью, Клайв уже вышел на середину комнаты, остановившись между мной и Мод. Перед глазами он держал что-то продолговатое, а именно пробирку. Стоял он ко мне боком, лицом к Мод.

– Мод, – тихо произнес он, – ты видишь?

Мама ничего не сказала. Смотрела она не на него, а вниз, на сковороду.

– Я спрашиваю, ты видишь? – раздраженно повторил Клайв.

Не дождавшись ответа, он произнес:

– Мод, пожалуйста, сосредоточься хоть на минуту!

Мама не шевелилась.

– Подними глаза! – скомандовал Клайв.

Мод медленно подняла голову, но, увидев Клайва, тут же вновь опустила ее. Видимо, она не могла смотреть ему в глаза.

– Папа, а что там такое? – спросила я, заинтригованная.

– Джинни, дорогая моя, – повернулся он ко мне, – это наш люминесцентный краситель из крушинницы – по он почему-то не светится.

Мы оба хорошо видели, что пробирка была совсем темной. Мой бедный отец потерпел неудачу. Меня поразило, что он, похоже, ничуть не был обескуражен или расстроен тем, что многие месяцы усердной работы оказались напрасными.

Отец бодрым голосом произнес:

– Ну что ж… Мод, позволь я возьму у тебя это. Или ты собиралась приготовить нам бифштекс?

С этими словами он забрал у мамы сковороду.

Смеяться этой шутке мне совсем не хотелось – впрочем, не исключено, что Клайв действительно считал, что Мод хочет поджарить бифштекс.

То, что он пришел именно в эту секунду, а не несколькими мгновеньями позже, было неимоверно удачным стечением обстоятельств, хотя в тот день для меня осталось загадкой, как он оказался на кухне с пробиркой пелюминесцентного красителя в столь позднее время. Сам того не желая, он спас меня от сковороды в руках Мод, однако он, похоже, не заметил в происходящем на кухне ничего странного.

– Свет! – скомандовал он, словно мы только что закончили театральную репетицию.

Кухню залил яркий свет, унеся завесу полумрака и обнажив неприглядную действительность. В дверях стоял Артур, его рука лежала на выключателе.

«А он что здесь делает? – подумалось мне. – И когда он пришел?»

Меня охватило замешательство. Не знаю почему, но мне показалось, что я участвую в каком-то спектакле.

Я стала ощупывать пол, делая вид, что меня прервали в тот момент, когда я что-то искала. Но мне, похоже, незачем было беспокоиться: никто из присутствующих даже не смотрел на меня. Я увидела, как Клайв швырнул в раковину сковороду, а следом – и пробирку с бесценным нелюминесцентным пигментом. Затем он подошел к Мод, которая по-прежнему стояла, не отрывая глаз от какой-то точки на полу. Я увидела, как он с любовью, как мне показалось, приобнял ее за талию и осторожно повел к двери.

– Спокойной ночи! – бодро произнес, он.

Родители скрылись за дверью. Меня охватило недоумение. Клайв не был похож на человека, который может, повинуясь полуночному импульсу, вот так вот выбросить в мусор результаты года усердной работы. Возможно, надо было выполнить дополнительную очистку состава? Может быть, мы что-то делали не совсем правильно?

Стоя у мойки, я размышляла, стоит ли пытаться спасти остатки жидкости, но тут подошел Артур и пустил холодную воду. Все было кончено: вода во мгновенье ока смыла то, что могло остаться в пробирке или на стенках раковины. Но что сделано, не воротишь, и надо было постараться забыть об этом.

Артур помог мне подняться.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Все хорошо, – ответила я, с трудом сдерживая стон от боли, пронзившей мои руки и ноги.

Я сделала вид, что рассматриваю пол. Я боялась вопроса о том, что именно я потеряла: ответить на него правдоподобно я не смогла бы, и тогда Артур наверняка догадался бы, что здесь что-то не так. Все мое лицо пылало и саднило, особенно левая щека: я поняла, что утром там будет красоваться синяк.

– Бедняга Клайв, – продолжала я. – Наверное, он ужасно разочарован: столько работы, а результата ноль. Этот состав даже не светился.

– Я уверен, он переживет, – несколько пренебрежительно, как мне показалось, ответил Артур.

Он протянул мне стакан с водой:

– Не хочешь взять это с собой?

– Спасибо, – сказала я, взяла стакан и, глядя в него, пожелала Артуру спокойной ночи.

Добравшись до кровати, я принялась обдумывать произошедшее и решила, что мне надо было рассказать Мод о нашем с Вивьен плане. Видимо, я ошибалась, когда решила, что за бутылкой она ничего вокруг не замечает. Неудивительно, что мама сочла меня шлюхой – а что еще она могла подумать? Я была сама во всем виновата.

16

Ядерное испытание и Титус

В Страстную пятницу, всего через два дня после случая со сковородкой, в пять часов с минутами, моя пятидесятичетырехлетняя мать Мод ушла из жизни. Они с Клайвом провели весь этот день вместе. Клайв сам все подготовил для небольшого пикника, и они поехали в бухточку на дорсетском побережье, неподалеку от Ситауна – это место, вопреки названию, никакой не город,[3] а галечный берег меж двух высоких известняковых утесов с одиноким домиком пограничной охраны, приютившимся на склоне. Все мое детство эта бухта была для родителей излюбленным местом для пикников. Однако в тот день погода была чуть ли не зимней, поэтому они подъехали к самому берегу моря и сидели, глядя сквозь ветровое стекло на бурное море и затянутое облаками небо. Я не знаю, что они делали оставшуюся часть дня, но как бы там ни было, их пикник прошел под моросящим дождем. Я же осталась дома – работала в библиотеке.

Это случилось во время вечернего чая. Я обрабатывала йодом белых гусениц совки, когда до меня вдруг долетел громкий голос отца:

– Вирджиния! Вирджиния!

Я сразу поняла: что-то случилось. До этого Клайв никогда так не кричал.