«Травести» - Глеб Исаев

«А что дальше? Жить в ежеминутном страхе? И совсем никого, кто мог бы посоветовать или помочь».

Однако понемногу первый приступ депрессии утих. Наскоро смыв пену и вытерев тело роскошным банным полотенцем, заботливо повешенным неизвестным доброхотом на блестящую трубу–сушилку, прошла на кухню. Новые, недавно распакованные предметы обихода.

— Спасибо, — Оля прошептала это, в который раз обращаясь к своему спасителю.

Заглянула в забитый деликатесами холодильник, но поняла, что не сможет ничего съесть. Навалилась усталость. Осторожно, держась за шелковистую поверхность стены, двинулась по коридору. Открыла дверь в спальню. Плотный шторы, уютная тахта, прозрачный пакет с коробками косметических принадлежностей, стоящий посреди туалетного столика, а рядом серенький пластик миниатюрного ноутбука. Сил удивляться не было. Добрела до кровати и со вздохом облегчения опустилась на пружинный матрас, застеленный клетчатым, точь–в–точь как в старом доме, покрывалом. Уснула мгновенно.

А ночью приснились давно позабытые события из детства.

…Раннее зимнее утро. Шестилетняя, закутанная в громадную шаль кроха, она собирает подмерзший хмель, который растет у забора.

Оля явственно, совсем как в реальности, почувствовала волшебный, казалось навсегда забытый запах жестких схваченных морозом колючих листьев, слабый аромат горечь похожих на маленькие еловые шишки, плодов.

…В избе тихо. Мерный перестук ходиков. Чугунный утюжок, вместо гирьки.

Громадная русская печь. Пыльный тулуп, разноцветное лоскутное одеяло, и подушка из старого валенка. Урчание одноухой кошки, пригревшейся рядом.

Запах щей и укропа. Холодный нос кошки у щеки. Оля уговаривает кошку не спать. Вечереет, огонь в печи догорел, поползли длинные тени от замерзших окон.

Все изменилось. Разом, вдруг. Даже во сне захлестнуло сердце давней тревогой.

…Клубы морозного воздуха. В дверях возник огромный огненно рыжий чужой человек. На незнакомце лохматая, черная шуба.

В руках огромный холщовый мешок, пропитанный темными, пятнами…

Оля вынырнула из тягостного сна, стерла капли холодного пота с лица.

— Ничего… Ничего. Теперь все будет хорошо, — произнесла вслух и села на смятой постели. Сон как ни странно прогнал вчерашние тревоги.

Глянула на часы: «Восемь». Прошлепала по теплым доскам наборного паркета в кухню и, отыскав пакет с растворимым кофе, включила поттер.

А после кружки ароматного напитка полегчало. Исчез тягостный осадок ночного сна, поблекли вчерашние тревоги. «Ничего, и мы еще повоюем, — припомнила любимую поговорку деда. — И правда, что это я расклеилась? Пока счет три–ноль. И козырь, да какой, в кармане. Ну, а если подумать, то это просто убойная карта», — она вынула пакет и осмотрела со всех сторон. Надпись, сделанная рукой Михаил Степановича, предупредила: «При вскрытии содержимое самовозгорается». Адрес. Ничем ни примечательный городок в самом сердце России, славный разве что своим воздушно–десантным училищем и многовековой историей, улица, дом. И получатель. Простая и незатейливая фамилия. Петров В. М.

«Интересно…» — Оля вспомнила увиденный на столе аппарат и вприпрыжку побежала в спальню. Ноутбук, мощная двухъядерная машина, ровно загудел, прогоняя тесты, и выдал знакомую миллионам картинку скошенного холмистого поля. Ткнула пальцем в иконку, и, чудо, открылся сайт поддержки. Набрала поисковик и, после довольно долгих блужданий по ссылкам, сумела–таки найти адресную книгу искомого городка. Ты смотри, все верно. Петров В. М. телефон, адрес.

Сохранив страницу, задумчиво откинулась на теплые пластины приятно согревающей спину батареи: «И что это мне даст? Да все. Если этот В. М. не просто почтовый ящик, а лицо, обладающее информацией, или, как говорят, связной, вот пусть и связывает меня с теми, кто способен решить мои проблемы. Если для неведомых начальников покойного деда пара пустяков изготовить настоящие документы и приструнить зарвавшегося губернатора, то уж разобраться с несправедливым заключением под стражу — не проблема. Никто и не говорит о шантаже. Но почему именно почтой? А вдруг он переехал? Я обязана убедиться, хотя бы позвонить», — схитрила Оля.

«А пока, стоит заняться собой», — недолгое знакомство с содержимым высыпанной на кровать косметики показало — дед поступил весьма мудро. Он выбрал хорошего и грамотного консультанта. «Вот только один минус, — огорчилась она, с отвращением разглядывая сваленное в прихожей тряпье. — Неужели вновь придется натягивать грязные вещи, а как иначе? Чтобы купить более–менее подходящую для молодой женщины одежду необходимо попасть в магазин. Денег, кроме лежащих на карточке, ни рубля». Вспомнила о широком жесте, когда вытряхнула все содержимое чужого бумажника:

«Да и ладно. Те деньги, после этого скота, все равно, что грязь…» — без всякой логики махнула рукой Оля. В раздумье прошла в комнату. Остановилась возле громадного экрана плазменного телевизора и, с внезапным озарением, потянула в сторону дверь шкафа–купе, притаившегося в углу. — Мама моя, — охнула от удивления. — Михаил Степанович, да чтобы такое упустил?

Пацан выскочил из подъезда, пнул удачно легшую под ногу пивную банку и, спрятав руки в карманы куртейки, двинулся прочь. Доведись стороннему наблюдателю всмотреться в удаляющегося от дома паренька, сто к одному сказал бы — обычный тинэйджер, чуть субтильный, но в целом ничуть не отличимый от тысяч сверстников. Модные, искусственно застиранные и потертые джинсы чуть мешковатого покроя, утепленные кроссовки и солнечно–рыжие волосы, торчащие из–под спортивной шапочки с логотипом известной фирмы.

Оля незаметно глянула на свое отражение в витрине: «Все вроде правильно. Хотя, кто их знает, этих малолетних? Проколоться можно на самом безобидном. Неправильно заправленной толстовке или шнуровке обуви. Да что и говорить? Сверстник раскусит на раз. Ну, в крайнем случае, посмеется лоховскому прикиду. А вот остальные, можно сказать с уверенностью, ничего не заподозрят. Не зря же она столько времени провела возле телевизора, прыгая по молодежным каналам отслеживая повадки и наряды современных деток».

Краска, забившая седину, придала волосам отвязный цвет восходящего солнца, а обесцвеченные ресницы и брови, вкупе с едва заметным гримом, изменили до полной неузнаваемости. Признать в угловатом подростке прежнюю Олю не сумел бы самый опытный физиономист. Центральный телеграф встретил многоголосым гомоном и суетой. Гортанные голоса рассказывающих о своем житье азиатов переплетались с чокающе–распевным говором жителей сибирской глубинки.

Выстояв недолгую очередь к автомату междугородней связи, заняла место разгоряченного джигита, скормившего последний жетон, и набрала код и номер. Обернулась к двери, прикрывая плотнее, и наконец услышала спокойный мужской голос. — Слушаю, — отозвался невидимый собеседник.