Дом, который сумасшедший - Василий Лобов

Я хотел ударить братца Бело-Черного Полковника ногой в лицо, но Принцесса сказала:

— Идем, у нас мало времени.

Сопровождаемые шестнадцатизубочниками, взявшими нас с Принцессой в кольцо, мы беспрепятственно вышли из сумасшедшего дома. Возле подъезда нас поджидал огромный белый автомобиль с номерными знаками двадцать первого яруса. Принцесса села за руль, я сел рядом, шестнадцатизубочники сели на заднее сиденье. Послышалось легкое жужжание, и заднее сиденье отгородилось от переднего сиденья пуленепробиваемым стеклом.

— Я знаю, что они хотели заставить тебя сделать, — сказала Принцесса. — И я знаю, что ты хотел сделать с собой. Но теперь все позади, теперь все будет хорошо.

— Нас выпустят за Железный Бастион? — обрадовался я.

— Нет… Знаешь, когда умирает какой-нибудь братец из Кабинета Избранных, его тело не сжигают, а помещают в специальную камеру и замораживают, чтобы потом, через много лет, оживить. Я отдала все свои деньги, чтобы нас с тобой поместили в капсулу с жидким азотом. Когда мы проснемся, мир будет совсем другим…

— А когда мы проснемся? — прервал я Принцессу.

— Как скажем. Давай лет через сто?

— Нет! Этого слишком мало! Через тысячу можно?

— Можно.

Автомобиль подкатил к спецлифту. Спецлифт спустил нас на двадцать первый ярус.

Когда Принцесса остановила автомобиль возле какого-то дворца, шестнадцатизубочники снова взяли нас в кольцо и провели лабиринтами длинных коридоров в большую с кафельными стенами комнату, уставленную аппаратурой. Посреди комнаты стояла каталка с длинным металлическим ящиком. Возле каталки нас поджидал одетый в черный научный фрак восемнадцатизубочник. Приветствуя Принцессу, он громко щелкнул каблуками.

Шестнадцатизубочники покинули комнату.

— Мы должны проснуться через тысячу лет! — приказала восемнадцатизубочнику Принцесса.

Тот еще раз щелкнул каблуками и рявкнул:

— Так точно! Раздевайтесь и ложитесь.

Обняв друг друга, мы улеглись с Принцессой на холодное металлическое дно. Крышка захлопнулась, ящик тряхнуло, и на нас обрушилась холодная вечность.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Я проснулся.

Над моей головой был очень высокий и вовсе не полосатый и вовсе не клетчатый потолок, на котором я не приметил ни одного пузыря отслоившейся штукатурки. Несколько секунд я лежал неподвижно, боясь шелохнуться, потом повернул голову.

Рядом со мной на просторной кровати лежала Принцесса, он еще спала. Я коснулся рукой его щеки, он открыла глаза. Улыбнувшись, засмеявшись, он вскочила с кровати и подбежала к огромному, во всю стену, окну, за которым можно было спокойно увидеть все то, что тысячу лет назад располагалось за Железным Бастионом: деревья, небо, солнце…

Я подхватил Принцессу на руки и закружил по комнате. Все в этой комнате было необычным, но все-таки главным необычным в этой необычной комнате был цвет. Цвет в этой комнате был не бело-черным, а таким же разноцветным, как разноцветное за окном.

— Здравствуйте! Поздравляем с успешным завершением вашего путешествия во времени! Свободный мир всеобщей любви приветствует вас! — вдруг зазвенел где-то над нами певучий голос. — Вы находитесь в послереанимационном отделении сектора вновь прибывших. Адаптация к прошедшим в мире за последнюю тысячу лет изменениям пройдет успешнее, если вы сами откроете для себя свободный мир всеобщей любви. Смотрите, слушайте, старайтесь понять. Ваша одежда висит в шкафу, там же вы найдете и две пары крыльев. Чтобы вылететь из Нашего Дома, достаточно надеть крылья и подойти к окну. Счастливых полетов!

Мы посмотрели друг другу в глаза. Глаза Принцессы были голубыми.

— Ну что, наденем крылья? — предложила Принцесса.

— Конечно.

Одевшись в красивые легкие белые платья (фрака в шкафу я не нашел), мы пристегнули к рукам белые крылья.

— Летим?

— Летим!

Стекло окна отъехало в сторону. В лицо нам ударил ветер.

— Я люблю тебя, — сказала Принцесса и бросилась вниз.

Я разбежался, подпрыгнул, взмахнул крыльями, и меня подхватил и понес, вслед за Принцессой, пахнущий свободой ветер…

Я оглянулся. Там, где кончались деревья, на краю безбрежной равнины, стоял Наш Общий Дом. Может быть, за дальностью расстояния или потому, что теперь на мне не было скафандра, а рядом со мной не было ни одного охранника, он не показался мне таким громадным, как тогда, когда я выходил за Железный Бастион. Большой, но вовсе не громадный и совсем не страшный сумасшедший дом, в котором я родился. Я подумал, что, если теперь у меня есть крылья, я уже никогда туда не вернусь. Было радостно, но и немного грустно расставаться с ним навсегда.

Мы летели вперед и вперед, поднимались выше и выше. Деревья под нами стали спичками, реки превратились в ленты, озера — в блюдечки…

— Давай поднимемся выше облаков! — крикнула мне Принцесса.

— Давай!

И мы понеслись к облакам.

На одном из них я заметил какую-то надпись. «Шлюхаинфантизм — наши крылья!» — прочитал я, приблизившись. Не успел я сообразить, что это значит, как из-за облака вылетел птицечеловек в зеленых крыльях и сердито спросил:

— Сестрицы, почему не подрыгиваете крыльями перед старшей по любвеобилию?

— Подрыгивать крыльями… — повторила мгновенно изменившаяся в лице Принцесса. — Как это?… Мы не понимаем, мы — вновь прибывшие…

— Не пудрите мне пятки! Почему тогда на вас белые крылья?

— Не знаем, — ответил я, — нам дали такие.

— Вечно они там что-нибудь да напутают! Запомните хорошенько, сестрицы: все вновь прибывшие обязаны носить исключительно желтые крылья. Вам придется вернуться, сестрицы!

— Но мы летим куда хотим! Мы хотим подняться за облака! — воскликнула Принцесса.

— За облака? За облаками находится Невидимый Бастион, который я, сестрица спецохранник, бдительно и торжественно охраняю. За него просто так, без скафандра и спецразрешения, не вылетишь, конечно, если вы не являетесь достопочтимыми сестрицами седьмого любвеобилия и не носите на своих достопочтимых руках достопочтимые голубые крылья.

— Мы только что завершили наше путешествие из несвободного прошлого в свободное настоящее и собирались сегодня летать до самого утра! — как можно убедительней сказал я.

— До самого утра? Запомните хорошенько, сестрицы: с восьми вечера и до шести утра полеты строго ограничены, а с двенадцати дня третье, четвертое, пятое, шестое и седьмое поднебесье закрываются на спецобслуживание.

— Но…

— И никаких «но»!

Больше мы спорить не стали — дрыгнули на прощанье крыльями и полетели назад.

Когда мы приблизились к громаде Нашего Общего Дома, ко мне подлетела спустившаяся с небес большая черная птица.

Сев на мое плечо, она хрипло прокаркала:

— Голос узнаешь?

— Так точно! — непроизвольно рявкнул я, и тут же поразился той готовности, с которой я это рявкнул.

1987–1990