Тайна в его глазах - Эдуардо Сачери

— И какого черта мне теперь делать? — При других обстоятельствах я бы постеснялся казаться таким уязвимым перед Баесом, но сейчас меня не волновали условности.

Он опять задумался.

— Сделайте вот что. Зайдите сегодня в пансион, который называется «Флажок», на Умберто и Дефенса. Но, осторожно, не сейчас. Дайте мне время сначала самому заехать туда и поговорить с хозяином. Потом приедете и скажете, что вас зовут… Родригес, Абель Родригес, и что на ваше имя забронирована комната. Я проплачу за неделю вперед. Вы, так, к слову, ведь без медяка в кармане, верно?

— Да, но… может, я зайду в Суд…

— Я что вам только что сказал? Чтобы вам и в голову не приходило идти в Суд. И вообще никуда. Запритесь в пансионе и, максимум, выходите купить что-нибудь в киоске. Вот вам немного денег. Ладно, нечего стесняться. Потом вернете.

— Спасибо, но…

— Неделя. За неделю я выясню, в чем там дело. Хотя сегодня, посреди всего этого бардака, ничего не известно наперед. Короче, будем надеяться, что у меня все получится.

— Можете мне хоть что-нибудь сказать? Что вам кажется?

До сегодняшнего дня продолжаю удивляться, каким недоумком становишься, когда бываешь напуган так, как я в той ситуации. Баес обладал изрядной долей великодушия, чтобы не смеяться над моей глупостью.

— Я с вами свяжусь. Будьте спокойны.

Он пошел прочь, но остановился и развернулся ко мне:

— В Суде сейчас есть кто-нибудь, к кому можно обратиться? Я имею в виду, кто-то с должностью — ваш секретарь, судья или другой секретарь…

— Наша секретарь в декрете. — Я это сказал, и на минуту отвлекся, думая о ней. Но сразу же отбросил все лишние мысли и продолжил: — А другой секретарь — вундеркинд.

— Да, бывает.

— Судьи у нас нет. Фортуна Лакаче вышел на пенсию, и все еще не назначили преемника. Сейчас его замещает Агиррегарай, из Следственного Суда № 12.

— Агиррегарай? — Баес, похоже, заинтересовался.

— Да. Вы его знаете?

— Замечательный тип. Наконец-то хорошая новость. Будьте осторожны. Увидимся приблизительно через неделю. Я сам вас найду в пансионе, не беспокойтесь.

Я в точности выполнил его инструкции. Прошлялся целый день по центру и, когда стало вечереть, направился в Сан-Тельмо. Человек, который меня принял в пансионе (насколько я понял, это и был хозяин), дал мне ключ сразу же, как только я назвал имя Абель Родригес. Комната была чистой. Когда я упал на кровать, то даже не попытался стащить с себя одежду. Вот уже полтора дня как я не смыкал глаз, и за эти последние тридцать шесть часов я успел поучаствовать в разгроме таверны, прошел пешком половину Буэнос-Айреса (шел и ночью, и днем), застал полную разруху в своем доме, превратился в беглеца, а по какой причине — так и не узнал. Я положил голову на подушку, которая тоже пахла чистотой, и заснул как блаженный.

35

«Хлев», в котором мне назначил встречу Баес неделю спустя, стоял вплотную к станции Рафаэль Кастичо и был отвратителен. Три серых раздолбанных стола, барная стойка, заполненная подносами с сэндвичами подозрительного вида, накрытыми прозрачными пластмассовыми колпаками, защищающими их от мух, несколько табуреток с облупившейся краской. И все помещение, и без того маленькое, казалось еще меньше от толстого слоя жира и пелены дыма, окутывающих прилавок, на котором были свалены в кучу котлеты для гамбургеров, не проданные с обеда. Локоть к локтю на барной стойке, несколько потрепанных жизнью мужчин пили вино и громко разговаривали. Через интервалы в пятнадцать — двадцать минут потолок заведения сотрясался от грохота локомотивов, тащивших за собой поезда, и легкая изморось из пыли опадала с потолочных балок на посетителей и предметы. Завершало картину неумолкающее радио: нереально веселый ведущий с двумя дикторами на подхвате нес какую-то несусветную чушь.

После целой недели никем на нарушаемого заточения в пансионе, за который Альфредо Баес заплатил из собственных скромных сбережений, можно было предполагать, что я не стану особенно капризничать. Правда, когда я оказался в этой дыре, мое настроение испортилось еще сильнее. Это конечно же надежное место, в котором можно было не опасаться, что тебя будут искать (если только тебя не разыскивают тараканы, чтобы свести с тобой счеты).

От Баеса всю неделю не было новостей, и вот наконец-то он назначил встречу, о которой мне рассказал хозяин пансиона. Так как я пришел рано, то успел уже порядком расстроиться, представляя все самое худшее, что могло случиться за эту неделю. А если Баес подвергся преследованию, точно так же, как и я? А если на него напал кто-то из тех людей? Нервы, натянутые до предела за эту неделю, омерзительная вонь, грязь, сотрясающие воздух крики и реклама на радио — я и сам не знаю, как тогда не сбежал. К счастью, полицейский, как всегда, был пунктуален; будь это не так, он не нашел бы меня здесь. Он протянул мне руку и сел, заставив скрипнуть один из грязных стульев из черного металла и кожзаменителя.

— Смогли что-нибудь выяснить? — Я атаковал его вопросами еще до того, как он успел усесться. Я не был настроен на то, чтобы церемониться.

Баес пристально посмотрел на меня перед тем, как ответить:

— Да. На самом деле удалось много чего выяснить, Чапарро.

Он меня напугал. Не тем, что сказал, а тем, как на меня посмотрел. У него был вид человека, не знающего, как и с чего начать. Все было так плохо? Я решил во что бы то ни стало узнать правду, какой бы страшной она ни была.

— Хорошо. Тогда я вас слушаю.

— Дело в том, что столько всего, что я и не знаю, с чего начать.

— С чего хотите, — ответил я, — все равно, времени у нас хоть отбавляй.

— Не думайте, Бенжамин. Нет у нас столько времени. — Я слушал, стараясь не выдать растущей внутри меня паники. — Этой ночью вы должны сесть на автобус до Сан-Сальвадор де Хухуй. Он отбывает в десять минут первого, с Линьерс. Из-под моста Генераль Пас.

— Это вы о чем? — наконец получилось спросить у меня, почти вскрикнув, когда я почувствовал, что дыхание вновь вернулось ко мне.

— Вы правы. Извините. Я, наверное, начал с самого сложного. Я попрошу вас проявить немного терпения.

— Я вас слушаю, — согласился я, не теряя бдительности.

— Во-первых, после нашей встречи я задумался о том, кто, черт возьми, вас атаковал. То, что это не было импровизацией, совершенно точно. Это, а также все остальное позволило довольно легко их вычислить.

— Что это «все остальное»?

— Все, друг мой. — И понимая, что мне нужны детали, он продолжил: — Для начала то, как они ворвались и во сколько ворвались. Вы представляете, какой бедлам они устроили, чтобы поломать все, что поломали? Если бы это были обычные воры, они бы действовали тише. Эти же завалились как к себе домой. И их ни черта не волновало, что кто-то может услышать. Подумайте, Чапарро: бандит-задира, орудующий безнаказанно посреди ночи… на сегодня не так уж много есть вариантов, чтобы понять, из какой он шайки. Вам так не кажется?

Я начинал понимать. Все равно это было неслыханно. Что могло быть нужно таким типам от меня?

— Вы, друг мой, напоролись на одну из таких группировок вне закона, которую использует правительство. Ни больше ни меньше. Вам невероятно повезло, что они вас там же и не схватили. Иначе — и не говорите. За волосы в багажник машины, из багажника — в подворотню с четырьмя пулями в башке.

Баес отвлекся на минуту от рассказа и замолчал, представляя себе, что могло бы случиться. Вдруг он продолжил:

— И все шито-крыто. Безнаказанность, дикость, то, как действовала банда… соседка из квартиры В. — не знаю, знакомы ли вы с ней, — после долгих расспросов в конце концов мне призналась, что в глазок видела, что их было четверо.

— И что им было нужно от меня?

— Вот к этому мы и подходим, Чапарро. Потерпите чуть-чуть. Потому что следующим шагом было выяснить или, точнее, подтвердить, что эта банда связана с Романо или с Гомесом.

— Что? — Эти две фамилии сваливались на меня с тем ужасающим грохотом, с каким тело падает на асфальт с десятого этажа. — Вы о чем?

— Спокойно, Бенжамин. Не сходите с ума. Это и так было очевидно. Вы — не военный, не публичная личность и не работаете ни с чем, что могло бы заинтересовать военных (думаю, что на самом деле правосудие им ни хрена не интересно). Какой причиной они руководствовались, посылая к вам эту банду? У них должны были быть с вами какие-то счеты, что-то личное…

Это можно было и не объяснять. Потом я сказал:

— Это нелепо. Извините, что я вам это говорю. Вот уже почти три года, как я ничего не знаю об Исидоро Гомесе, с тех пор как его отпустили из Девото. И о другом сукином сыне — то же самое.

— Я знаю, знаю. Я тоже остановился на этом пункте. Но это было следующим вопросом. Для себя я сразу решил, что все это связано с ними. Понимаете?