Один день в Древних Афинах. 24 часа из жизни людей, живших там - Филипп Матисзак

В Афинах добывается много серебра, однако лаврионский галенит содержит не только серебро, но и cвинец. Серебро приходится очищать от свинца, поэтому свинец в Афинах дешевый. Старые корабли часто ремонтируют, покрывая их корпус водонепроницаемым свинцовым панцирем, и Палеонавт думает поступить так же.

Длина «Нереиды» от носа до кормы – 26 локтей (12 м), максимальная ширина – 10 локтей (4,3 м). Даже при невысокой цене на свинец ремонт подобного судна обойдется недешево. К тому же есть разные варианты, и у каждого свои плюсы и минусы. Тонкий слой свинца будет легко гнуться и рано или поздно даст трещину, что приведет к новым протечкам. Толстый слой защитит судно лучше, но из-за существенного роста массы грузоподъемность судна уменьшится. С другой стороны, балласта тоже нужно будет меньше… Устав ломать голову, Палеонавт решает посоветоваться с лавочниками на хоме, искусственном моле. По крайней мере, они назовут ему примерную стоимость ремонта. Как вдруг…

– Корабль! Торговый корабль! – кричит один из матросов, прерывая раздумья Палеонавта. На них надвигается большое финикийское судно, грозящее обогнать «Нереиду» и первым войти в гавань. Эти корабли перевозят до 300 тонн груза, в длину достигают 30 м, а их капитаны весьма пренебрежительно относятся к маленьким судам, встающим у них на пути. На борту у них больше десятка матросов, и они не только не боятся пиратов, но и сами иногда нападают на одинокие суденышки, неудачно выбравшие место для стоянки.

У финикийца высокая осадка, и Палеонавт подозревает, что он везет папирус из Египта и, возможно, пряности и сандал из Индии. Финикиец движется в два раза быстрее «Нереиды». Палеонавт наседает на рулевые весла, чтобы успеть отвести корабль в сторону. Разозлившись, он велит матросам обезветрить парус, чтобы судно не село на мель.

Палеонавт замечает на носу у финикийца стилизованное изображение быка. Он подаст жалобу портовым чиновникам, когда они поднимутся на борт, чтобы получить однопроцентный причальный сбор.

Порт Пирей. Вдали виднеются Афины [71]

«Нереида» потеряла темп, и матросам приходится доставать длинные весла, чтобы догрести до причала. Один из членов команды рассматривает стены порта.

– А где Фрасилл? Он обычно сидит вон там, прямо над цепями.

Во время войны по ночам этими цепями закрывают вход в гавань: один раз решительный спартанский военачальник задумал высадку в самом сердце Пирея.

– Фрасилл? Он ушел, – рассеянно отвечает Палеонавт.

Все его внимание сосредоточено на рулевом управлении, которое инцидент с финикийцем существенно осложнил.

Фрасилл – легенда Пирея. Этот добродушный лунатик верил, что все корабли в порту принадлежат ему. Он взбирался на стены гавани и старательно фиксировал прибытие и отплытие из порта всех «своих» судов в огромной книге [72].

– Что с ним стряслось?

– Его брат. Он устал от выходок Фрасилла и отвел его к врачу. Врач, видно, попался знающий: он его полностью вылечил.

Матрос отвечает бранью.

– Досада! Мне старик нравился. Он показывал мне свою книгу, и я проверял, не зашел ли в порт кто-то из моих друзей. Хотя бы убеждался, что они живы, если были здесь недавно. Полезным делом занимался этот Фрасилл. Жаль, что его вылечили!

– Фрасилл думает так же, – говорит Палеонавт. – Говорит, что никогда в жизни не был так счастлив, как когда следил за «своими» кораблями. Он пробовал вернуться к этому делу после лечения, но не вышло. Теперь пасет скот в Эксоне.

«Нереида» входит в гавань, а солнце близится к горизонту, и Палеонавт радуется тому, что они прибыли как раз вовремя. Опоздай они всего на пару часов, им пришлось бы либо швартоваться в открытом море, либо плыть дальше, до соседнего Фалера, потому что в темноте войти в переполненный кораблями Канфар невозможно.

Старый моряк осматривает пристань. Канфар – одна из трех гаваней полуострова Акта. Прежде зерно доставлялось в другую, расположенную восточнее Зею (недаром ее название означает «полба»). Теперь Зея служит базой грозного военно-морского флота Афин, но зернохранилища по-прежнему расположены поблизости, немного выше эмпория. В той стороне Палеонавт и пришвартует корабль.

Прямо перед носом «Нереиды» движется легкий портовый корабль, нагруженный различными товарами. Клетка с цыплятами напоминает Палеонавту, что на рассвете ему следует принести жертвы Гермесу и Посейдону в благодарность за безопасное плавание. Едва корабль проходит мимо, Палеонавт замечает подходящее место.

– Вон там! Там наш причал.

Двенадцатый час дня (17:00–18:00)

Градостроитель подвергается перекрестному допросу

Сумерки за окнами сгущаются, и Фанагора зажигает первую из целого ряда маленьких масляных ламп в глубине таверны. Она достает новую амфору вина и проверяет, правильный ли в ней осадок. Вчера один из клиентов настойчиво просил налить ему вина в спартанскую походную чашу, которую он специально принес с собой. Внутри у таких чаш выступы в виде концентрических окружностей, на которых оседают примеси, если приходится черпать воду из мутного источника – или пить плохо отфильтрованное вино. Фана-гора гордится качеством продуктов в своей таверне, и такое оскорбление ее всерьез задело. Теперь она тщательно проверяет свои запасы, несмотря на то, что в этой амфоре – хиосское «черное вино», а оно, как известно, практически непрозрачное [73].

Ранним вечером в таверне собирается обычная публика: рабочие в пыльной одежде, лавочники с Агоры и ремесленники из множества маленьких мастерских, разбросанных по Пирею. Среди них встречаются и рабы, и метэки, и коренные афиняне. Фанагоре все равно: лишь бы у них водились монеты. Заходят сюда и путешественники из порта. Многие предпочитают отдохнуть в таверне перед долгой прогулкой между Длинных стен до Афин.

Терракотовая масляная лампа. Экземпляры из частных домов зачастую выглядели гораздо изящнее [74]

Один из таких путешественников – косматый иностранец, который сидит в углу, накручивает на палец жирную прядь седых волос и хмуро смотрит в окно. Он одет в тунику из овечьей шерсти, дешевую, но теплую и удобную, а его пальцы украшены кольцами из италийского золота. Фанагору это