Алхимик - Маргарита Полякова

– Так это он и есть, – авторитетно заявила Мирлин.

– Так он же, вроде, заброшен давно, а так сохранился хорошо, – недоумевала я. – Передвигаться одно удовольствие, даже трясет не сильно. Странно, что крестьяне из дороги булыжники не повыковыривали для хозяйственных нужд.

– Так ведь этот тракт строили еще гномы, Властители знают сколько лет тому назад, – пояснила Мирлин. – Мимел нам об этом еще на постоялом дворе сказал. Ты что, не слышала?

– Не – а.

– Все, что строят гномы, живет веками. И поверь, из этой дороги вытащить булыжник практически невозможно. Для крестьян, во всяком случае, точно.

– Это тебе тоже Мимел сказал? – фыркнула я, не поверив, что на этом свете для хозяйственных крестьян есть что‑нибудь невозможное.

– Угу, – кивнула Мирлин.

– А он не сказал, когда мы, наконец, уже хоть куда‑нибудь доберемся? – поинтересовалась я, не желая спорить дальше. – Желательно с горячей ванной и плотным ужином?

– Мимел прикинул, что мы доберемся до Триима примерно дня через два, – порадовала меня Мирлин.

– Хорошо‑то как! – облегченно вздохнула я. – Интересно, а там Шерман сможет к нам присоединиться?

– Почему нет? Это не эльфийская территория. А ты что, Брин, волнуешься за норлока? – ехидно поинтересовалась Мирлин.

– Волнуюсь, – созналась я. – Думаешь, приятно оказаться в такую погоду без крыши над головой? Как бы он не простудился чего доброго. Да и раны на Шермане еще не до конца зажили.

– Брин, ты меня иногда поражаешь своей наивностью! – фыркнула Мирлин. – Неужели ты думаешь, что Шерман все еще мокнет под дождем? Да он давно уже в Трииме! Сидит в трактире и потягивает вишневое вино.

– О чем ты говоришь? Как он пешком смог бы так быстро добраться до города?

– Да норлок может двигаться быстрее ветра! – просветила меня Мирлин. – Как ты думаешь, Брин, почему он так редко на коня садиться?

– Почему? – тупо переспросила я.

– Да потому что конь его только задерживает! Так что можешь не волноваться по поводу норлока. Он, в отличие от нас, давно уже не мокнет, не мерзнет и не голодает.

Шерман действительно прибыл в Триим буквально на следующий день после того, как расстался с королевской труппой. Правда, вымокнуть и продрогнуть он все‑таки успел, но, устроившись напротив камина и пропустив пару бокалов вина, быстро согрелся. Властители, как же хорошо было упасть в кресло, вытянуть ноги и ни о чем не думать! У Шермана было еще, по крайней мере, несколько дней на то, чтобы отдохнуть и развлечься. Вряд ли в такую погоду повозки доберутся до Триима быстрее. А вот когда доберутся…

Шерман допил вино и отставил изящный хрустальный бокал в сторону. Как только тролли и гремлины увидят норлока в Трииме, они снова возьмут его в оборот. И тут уж не помогут ни наглые заявления о совпадениях, ни даже прикрытие ролью гонца. Если бы Шермана реально направили только затем, чтобы доставить послание Богарту Благословенному, норлок давно уже был бы там. А не просиживал бы штаны в трактире и не хлестал бы вино, бесцельно убивая время. И тролли с гремлинами прекрасно это поймут. Как поймут и то, что Шерман действительно их охранял. А поняв, зададут все тот же вопрос – зачем. И что‑то подсказывало норлоку, что на сей раз попытка добиться ответа на этот вопрос будет более действенной. Шерман поднялся из кресла, лениво потянулся и подбросил в камин пару поленьев. На сей раз он и не собирался увиливать от ответов на вопросы. После Триима королевская труппа пересечет эльфийскую границу и двинется к столице, намереваясь передать по адресу послание Эльтель. Шерман последовать за ними туда не сможет, а это значило, что настало время открыть карты. И вытащить медальон. Вот только кому можно было доверить подобную тайну и поручить опасное задание? Мимелу? Манке? Тору? Туру? Или, лучше, всем четверым (в надежде, что до финала доберется хотя бы один из них)? Этот вопрос лучше было решить заранее и хорошенько обдумав.

Норлок налил себе еще вина и нахмурился. Будь его воля, он вообще не стал бы отвозить медальон на территорию эльфов. Что‑то с этой вещью было не так, и это не давало Шерману покоя. Разумеется, он обследовал лютню Страдамара, и даже (потихоньку от Брин) вытащил и осмотрел медальон, но ничего странного не обнаружил. Ни свечения, ни даже легкого покалывания в ладонях. Шерман вернул медальон на место, но так и не успокоился. Он сам видел, как светилась лютня Брин! А это значило, что магическая энергия вещи была активной. Но как она могла быть активной, если медальон, по словам Эльтель, мог исполнить только одно желание, и это желание уже было загадано?! Шерман скорее ожидал бы увидеть нечто погасшее, безжизненное, использованное, но никак не светящееся, причем в чужих руках! Ведь в Брин не было даже капли крови Высших рас, уж это‑то Шерман мог сказать определенно! Почему же медальон в ее руках вел себя столь необычным образом? Гоблин! И посоветоваться не с кем! Впору задержать королевскую труппу в этом трактире, а самому возвращаться к Яргелу. Впрочем… толку‑то? Яргел же никогда не поверит, что драгоценная Эльтель могла его обмануть. И про медальон ничего выяснять не станет. Принципиально. Хотя… кто вообще, кроме эльфов, может разобраться в этой магической игрушке?

Шерману это не нравилось. Определенно не нравилось. Он не хотел играть вслепую, выполняя непонятные прихоти Эльтель. Однако норлок дал клятву у Черных Камней, что медальон будет отправлен в Озеро Фей, а это значило, что у него не было выхода. Может, стоило посоветоваться с Брин? Вот еще! Во – первых, выяснив, что ее просто использовали втемную, втянув в довольно сомнительную авантюру, она наверняка возмутиться и пошлет всех куда подальше. А во – вторых, какой смысл рассказывать о талисмане девчонке, прибывшей из мира, где вообще нет ни эльфов, ни магии? Будь у Шермана такая возможность, он вообще не пустил бы Брин к эльфам. С какой радости она должна подвергать себя опасности, шагая прямо в пасть к хищнику? Кто знает, чего ждать от этих листоухих мерзавцев? Они же чувствуют себя хозяевами мира, и ведут себя соответствующим образом, относясь к людям, как к вещам. И что будет, если Брин приглянется кому‑нибудь из эльфов? А она приглянется, не талантом, так внешностью. Что тогда? Ее ведь даже спрашивать не будут, хочет ли она стать развлечением для какого‑нибудь юного лоботряса.

Шерман скрипнул зубами, и высокая ножка хрустального бокала жалобно хрустнула. Ну уж нет! Эльфы Брин не получат! Даже если ему для этого придется пересечь их границу! Менестрель слишком нравилась ему самому. Нежная, хрупкая, трогательно – беззащитная, она вызывала у норлока неистребимое желание защитить ее от всего и всех. Тонкая, прозрачная красота завораживала Шермана и заставляла его буквально забывать обо всем. Золотистые волосы, казалось, созданные из солнечных лучей, темные бархатные глаза, в которых порой зажигались звезды, изысканно – нежная кожа, пахнущая цветами… Брин была самым совершенным созданием из всего, что норлок когда‑либо видел в своей жизни.

Разумеется, Шерман пытался ее соблазнить. Причем не раз. Однако Брин не поддавалась ни наглому, стремительному напору, ни осторожному, расчетливому ухаживанию. Норлок ей нравился. Может, чуть больше, чем нравился (в конце концов, Шерман был достаточно опытен, чтобы это понять), но… не более того. Брин словно ускользала у него меж пальцев. Дело дошло до того, что распаленный желанием угодить даме, Шерман даже надрал букет ромашек на лесной поляне. Слава Властителям, холодный рассудок взял верх, норлок опомнился и выкинул свидетельство своего позора куда подальше, пока никто не заметил. Женщины и так все время старались ему на шею сесть, а уж если начать за ними ухаживать… так недолго докатиться и до остальной рыцарской дури. Сегодня цветы, завтра его на подвиги потянет ради дамы сердца, а потом что? Серенады под балконом? А может, ему в голову взбредет еще и шнурок на шею одеть? Вот еще! Слава Властителям, до такого маразма Шерман еще не докатился. Хотя… шнурок в волосах Брин он приметил давно. И попросить его в дар порывался не раз и не два. Однако вряд ли это было хорошей идеей. Как только Брин встретится с эльфами, те сразу определят, кому она отдала свое украшение. Листоухие мерзавцы слишком хорошо ощущают магию. А подвергать Брин опасности Шерман совершенно не хотел. Еще не хватало, чтобы она пострадала из‑за него! Тем более, что об этом наверняка не только эльфы узнают. Эльтель тоже. И что она придумает, чтобы отомстить сопернице и ненавистному норлоку – сказать было трудно. Ясно было одно – ничего хорошего.

Представив себе разъяренную физиономию Эльтель, Шерман невольно фыркнул. Может быть, если бы дело было только в королеве, норлок рискнул бы попросить украшение из волос Брин. Но дело было не столько в Эльтель или эльфах, сколько… в собственном оскорбленном самолюбии. За всю свою жизнь Шерман никогда и ничего не просил у женщин. Напротив. Это они добивались его благосклонности, искали с ним встреч и штурмовали двери его спальни. Норлоку и в страшном сне не могло привидеться, что когда‑нибудь он сам будет добиваться женской благосклонности. И захочет повесить на свой камзол чье‑то украшение. Шерман противился собственному идиотскому желанию, однако одна только мысль о том, что какой‑нибудь мужчина может положить глаз на Брин и попытается ее завоевать, доводила норлока до бешенства. Безумная ревность, рвущая душу в клочья, не давала ему спокойно жить. Шерман готов был привязать на свой камзол хоть десять украшений, лишь бы дать понять окружающим, что Брин принадлежит ему. Уж наверное тогда не найдется ни одного идиота, который решился бы перейти дорогу норлоку. Проблема была только в том, что Брин вовсе не принадлежала Шерману. И, похоже, даже не собиралась ему принадлежать.