Застава - Мирланда Ойтен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отчёты подделали. Куми никто толком не знал и за тридцать лет ссылки все забыли. Голоса богини она не слышала, просто старая волшебница, выкинутая в тухлое и спокойное местечко доживать свой век и не мешать молодёжи делать свои дела.
— Должно было быть расследование…
— Оно было. Но Ордену пришлось бы объясняться, почему погибла сестра Тиары, об этом напечатают в газетах, люди бы стали спрашивать, как Орден такое допустил, почему не уберёг сестру любимой дочери Амазды. И что бы они отвечали?
Что бы ты отвечал, старых хрыч? Эти слова я благоразумно не озвучила. Рахаил даже если бы хотел, не решал что скрывать, а что в газету. Это дела больших серьёзных дяденек и тётенек в Башне Ангелов.
И всё же, оправдание так себе. Неужели не захотели связываться с Магдой? Да нет, бред же. Магда, конечно, невероятно сильна. Но Орден — горд. Как и всё, что постарело, обленилось и уже не дотягивает до себя прежнего, эта гордость болезненна и огромна. Если ведьма заденет этот воспалённый нарыв, то два десятка мастеров-волшебников и сотня солдат с тяжелой техникой влёт сравняют Берлогу с землёй, а Магду проволокут с верёвкой на шее до ворот Башни Ангелов. А до сих пор это не сделано лишь потому, что Магда — песчинка в проблемах этих земель, и снимать с постов столько людей ради неё одной было экономически не выгодно.
Экономически невыгодно.
Тьфу.
Ненавижу эти слова. Вечно в этом мире всё экономически не выгодно.
— А так как… есть определённые обстоятельства, то все предпочли сделать вид, что Ками просто вышла на покой.
Так вот значит почему старик так ругался, когда я таскалась к Магде или уходила в лес без сопровождающих. Особенно в первый год. В своём кабинете он орал на меня так, что стёкла в рамах вздрагивали. Я дулась и обижалась, что он меня, сестру Тиары, держит за глупую малолетку и втайне сердилась на предшественницу, решившую свалить куда потеплее. А он, оказывается, не хотел прибавлять к своему личному кладбищу мою могилку.
Рахаил словно почувствовал мои мысли и обнял меня. Я подтянула к себе ноги и положила голову ему на плечо.
— Я не знаю, дочка, что там задумала Играс и ваши старые кошелки, но давай ты попробуешь дожить до весны?
Я промычала, что это все пять лет было моей основной целью.
— Тебя кроме твоих парней дома кто-то ждёт? Брат и тётка, если я правильно помню?
Кивнула. Правильно помнит. Тётушка, в отличие от брата, из Альдари никуда не уезжает и живёт в доме родителей. Ждёт нас обоих. Её карьера в сестринстве давно упёрлась в потолок, хотя она сама гордо заявляла, что в гробу видела весь совет и матриархов. У неё, мол, свой путь служения.
— Это хорошо, — Рахаил погладил меня жесткими пальцами по полечу. — Помни, что ты им нужна, ага? Как там у вас говорится: оглядываясь назад, теряешь то, что имеешь?
— Эм, — я скосила глаза на его пальцы. Что это за вечер внезапных откровений? — Я помню о доме. Всегда помню.
Старик размеренно кивнул и выстучал пепел из трубки на пол.
— Знаешь, Майка, иди-ка ты спать. А то замёрзнешь.
— А вы?
— А я тут посижу. Я уже в том возрасте, когда не очень хорошо спится.
Я вспомнила Лира и хмыкнула.
— Не замёрзнете?
Старик тоже криво ухмыльнулся.
— Нет, я не настолько стар, чтобы умереть так глупо. Иди, девочка. Завтра тебе надо будет поработать, а потом покутить.
Я неохотно выбралась из-под его ватника, немного помахала руками и попрыгала, разминаясь перед спуском вниз. Потом влезла в люк и оглянулась на коменданта. Тот уже набил трубку и теперь раскуривал её. Едкий дымок вился перед стариком. Столик стоял на четырёх ножках, а карта столешнице выглядела старой и нуждающейся в ремонте. Слабо светила электрическая лампа, почти не давая света и тепла. Я спустилась по лестнице и прикрыла за собой люк, оставив старика наедине с его мыслями. В конце концов, он не непогрешимый герой прошлого, а живой человек, который имеет право на минуты слабости или сомнений.
Около поворота к библиотеке я задержалась. На узком подоконнике, приоткрыв форточку, курила мама. Я замерла, медленно повернулась к ней, но мама меня не видела, грустно глядя в окно.
Мама бросила курить, когда забеременела братом. Потом родилась я, потом отец сказал, как он гордится мамой, которая смогла справиться с этой ужасной привычкой. Мама любила папу, и поэтому курила редко, когда ей было плохо. Сигареты она прятала на кухонной полке, а спички брала от плиты, а курить уходила на чердак нашего маленького домика на четыре квартиры. Я в такие моменты чувствовала её дурное настроение и уходила в комнату.
Однажды я узнала, что она купила Кадму резиновый мяч в обмен на молчание о её заначке. Мне было лет пять, наверное. Брат уже уезжал учиться к тётушке, потому что настоящий альдарец должен учиться только дома. Я спросила у мамы, положен ли мне тоже резиновый мячик, если я знаю про её заначку. Мама сказала, что маленьким шантажисткам положен только ремень и выпорола меня так, что я сидеть не могла. И пообещала всыпать ещё, если проболтаюсь.
Я почувствовала резкий запах табака. Такой тут в крепости никто и не курил. Сладкий, крепкий, с ужасным послевкусием. Рахаил его терпеть не мог. Под его командованием все переходили на что попроще и помягче, мяты там. Этой мятой все валы были засажены и ещё ребята три делянки в поле вскопали.
Мама начала поворачивать голову и я, не дожидаясь, пока она меня заметит, быстро пошла к себе. На душе стало так погано, что я едва смогла прошептать, заходя к себе в комнату, что тут мой дом. Мой, мой дом, моя комната, моя жизнь.
В комнате я зажгла масляную
