Киппс - Герберт Уэллс

Они еще и еще толковали о том, где и как они заживут, и чем дальше, тем трудней было Киппсу найти удобный повод и перевести разговор на величайшее событие в его жизни. Правда, в какую-то минуту, желая уйти от опасного разговора о переезде, Киппс-старший спросил:

— Ну, а ты там чего поделываешь у себя в Фолкстоне? Вот скоро приеду и погляжу на твое житье-бытье.

Но Киппс и рта не успел раскрыть, а дядя уже вещал, как надо обращаться с квартирными хозяйками, какие они все хитрющие, как ловко обсчитывают, и удобный случай был упущен. Киппс решил, что ему только и остается пойти прогуляться, на досуге придумать, с чего бы начать, а вернувшись, с места в карьер объявить им все со всеми подробностями. Но даже на улице, оставшись один, он никак не мог собраться с мыслями.

Он бессознательно свернул с Главной улицы на дорожку, ведущую к церкви, постоял у калитки, до которой когда-то бегал наперегонки с Энн Порник, и не заметил, как уселся на ограду. Надо поуспокоиться, думал он; душа его была сейчас, точно потревоженная ветерком гладь озера. Образ Элен и великолепное будущее разбились на мелкие кусочки, к ним примешались отражения далекого прошлого, и добрый старый Мафусаил — три звездочки, и давно уснувшие воспоминания, которые пробудила в нем Главная улица игрой предвечернего света…

И вдруг совсем рядом раздался приятный, звучный голос:

— Здорово, Арт!

Вот те на, да это Сид Порник! Облокотился на калитку, ухмыляется во весь рот и дружески протягивает Киппсу руку.

Он был вроде совсем прежний Сид — и какой-то другой. Все то же круглое лицо, усыпанное веснушками, тот же большой рот, короткий нос, квадратный подбородок и все то же сходство с Энн, только нет ее красы; но голос совсем новый — громкий, грубоватый, и над верхней губой жесткие белобрысые усики.

Они пожали друг другу руки.

— А я-то сижу и думаю про тебя, — сказал Киппс. — Сижу и думаю: свидимся ли еще когда… доведется ли? И вдруг ты тут как тут!

— Надо же иной раз понаведаться в родные места, — сказал Сид. — Как поживаешь, старик?

— Лучше некуда, — ответил Киппс. — Я ведь получил…

— Ты не больно изменился, — перебил Сид.

— Да ну? — Киппс даже растерялся.

— Я как вышел из-за угла, сразу признал тебя по спине. Хоть на тебе и шикарная шляпа. Провалиться мне на этом месте, если это не Арт Киппс, говорю. И впрямь ты.

Киппс повернул было голову, словно хотел проверить, каков он со спины. Потом поглядел на Сида.

— Ишь, какие усы отрастил! — сказал он.

— Ты чего, на побывку, что ли? — спросил Сид.

— Да вроде того. Я еще тут получил…

— Я вот тоже гуляю, — продолжал Сид. — Только я теперь сам себе хозяин. Когда хочу, тогда и гуляю. Свое дело открыл.

— Здесь, в Нью-Ромней?

— Еще чего! Дурак я, что ли! У меня предприятие в Хэммерсмите, — небрежно, будто он вовсе и не раздувался от гордости, пояснил Сид.

— Магазин тканей?

— Еще чего! Я механик. Делаю велосипеды.

Сид похлопал себя по грудному карману и вытащил оттуда пачку розовых рекламных листков. Вручил один листок Киппсу и, не давая времени прочесть, принялся объяснять и тыкать пальцем:

— Вот это наша марка… верней сказать, моя. Красный флажок… вон, гляди. Вот и документ на мое фамилие. С покрышками Пантократа — восемь фунтов… да, а вот, гляди — системы Клинчера — десять, Данлопа — одиннадцать, дамский — на фунт дороже — вот он. За такую дешевую цену лучше машины не сыщешь. Никаких тебе гиней и никаких скидок — дело чистое. Я их делаю на заказ. У меня на счету… — он задумался, глядя в сторону моря, — уже семнадцать штук. Считая еще не выполненные заказы. А сейчас вот приехал пошататься по родным местам, — перебил себя Сид. — Мамаша нет-нет да и пожелает на меня поглядеть.

— А я думал, вас всех и след простыл…

— Это после смерти папаши? Где там! Мамаша вернулась обратно и живет в коттеджах Маггета. Ей морской воздух на пользу. Ей тут нравится, не то, что в Хэммерсмите… ну, а мне это по карману. У ней тут подружки закадычные… Языки чешут… Чайком балуются… Слышь, Киппс, а ты, часом, не женился?

Киппс помотал головой.

— Я вот… — снова начал он.

— А я женатый, — сказал Сид. — Третий год пошел, и малец уже есть. Парень — лучше некуда.

— А я позавчерашний день обручился, — наконец удалось вставить Киппсу.

— Да ну! — беззаботно воскликнул Сид. — Вот и хорошо. Кого осчастливил?

Киппс очень старался говорить небрежным тоном. Он засунул руки в карманы и начал!

— Она адвокатская дочь. Живет в Фолкстоне. Из хорошей семьи. В родстве с графами. С графом Бопре…

— Врешь! — воскликнул Сид.

— Понимаешь, Сид. Мне повезло. Я получил наследство.

Сид невольно скользнул взглядом по костюму Киппса.

— Сколько?

— Тыщу двести в год, — еще небрежнее сказал Киппс.

— Ух ты! — чуть ли не со страхом воскликнул Сид и даже отступил на шаг.

— Это мне дед завещал! — прибавил Киппс, изо всех сил стараясь говорить спокойно и просто. — А я и знать не знал про этого деда. И вдруг — бац! Когда старина Бин — это поверенный его — сказал мне про это, я прямо ошалел.

— Так сколько, говоришь? — резко переспросил Сид.

— Тыщу двести в год… вроде этого.

Сиду потребовалось не больше минуты, чтобы совладать с завистью и изобразить на лице искреннюю радость. С неправдоподобной сердечностью он пожал Киппсу руку и заявил, что ужасно рад.

— Вот это повезло так повезло, — сказал он. И повторил: — Везет же людям! — Его улыбка быстро увяла. — Хорошо, что эти денежки достались не мне, а тебе. Нет, я не завидую, старик. Мне бы их все равно не удержать.

— Это почему же? — спросил Киппс; явная досада Сида огорчила его.

— Видишь, какое дело: я социалист, — ответил Сид. — Богатство я не одобряю. Что есть богатство? Труд, украденный у бедняков. В лучшем случае оно дано тебе на хранение. Я по крайней мере так считаю.

Он призадумался.

— Нынешнее распределение богатств… — начал он и вновь замолчал. Потом заговорил с нескрываемой горечью: — Где ж тут смысл? Все устроено по-дурацки. Кто станет работать да еще думать о пользе общества? Вот работаешь, работаешь какую-никакую работу, а получаешь вроде как шиш, а потом вдруг говорят: можешь сидеть сложа ручки… и платят за это тыщу двести в год. Ведь это разве настоящие законы да порядки? Глупость одна. Какой дурак станет их уважать?

И, переведя дух, повторил:

— Тыща двести в год!

Поглядел на расстроенное лицо Киппса и смягчился.

— Да ты тут ни при чем, старик, это система виновата. Уж лучше пускай тебе досталось, а не кому еще. А, все равно… — Он взялся обеими руками за калитку и повторил:

— Тыща двести в год… Ну и ну! Ай да Киппс! Заважничаешь, небось!

— Нет, — без особой убежденности сказал Киппс. — Еще чего!

— При таких-то деньгах как не заважничать? Ты, гляди, скоро и разговаривать со мной не станешь. Я ведь кто? Как говорится, простой механик.

— Еще чего! — на сей раз убежденно возразил Киппс. — Я не из таких. Сиди.

— Э! — недоверчиво отмахнулся Сид. — Деньги сильней тебя. И потом… ты вон уже заважничал.

— Это как же?

— А девчонка, твоя невеста, это как называется? Мастермен говорит…

— Это кто ж такой?

— Один знакомый, парень первый сорт… снимает у меня комнату на втором этаже. Мастермен говорит, тон всегда жена задает. Всегда. Жене всегда надо лезть вверх: хочется занять положение получше.

— Ну, ты ее не знаешь! — с чувством произнес Киппс.

Сид покачал головой.

— Видали! — сказал он. — Арт Киппс — и вдруг на тебе… тыща двести в год!

Киппс попытался перекинуть мост через эту зияющую пропасть.

— Сид, а помнишь гуронов?

— Спрашиваешь! — откликнулся Сид.

— А помнишь тот разбитый корабль на берегу?

— Да уж вонища была… и сейчас в нос ударяет!

Киппс, захваченный воспоминаниями, глядел на все еще озабоченное лицо Сида.

— Сид, слышь-ка, а Энн как поживает?

— Что ей делается! — сказал Сид.

— Где она сейчас?

— В услужении она… в Ашфорде.

— Вон что!..

Лицо Сида еще больше потемнело.

— Понимаешь, какое дело, — сказал он. — Не больно мы с ней ладим. Не по душе мне, что она живет в прислугах. Конечно, мы люди простые, а все равно мне это не по душе. Почему это моя сестра должна прислуживать чужим людям? Не желаю я этого. Будь у них хоть тыща двести в год.

Киппс попытался направить его мысли по другому руслу.

— А помнишь, мы тут бегали с ней наперегонки и ты сюда заявился?.. Она хоть и девчонка, а неплохо бегала.

И при этих словах он вдруг ясно увидел Энн; он и не ждал, что она встанет перед ним вот так, совсем как живая; и образ ее не потускнел даже через час-другой, когда Киппс вернулся в Фолкстон.

Но никакие воспоминания об Энн не в силах были отвлечь Сида от горьких и ревнивых мыслей, которые породило в нем богатство Киппса.

— И что ты будешь делать с этакими деньжищами? — вслух размышлял он. — Что хорошего ты с ними сделаешь? И вообще можно ли с деньгами сделать что-нибудь путное? Вот бы тебе послушать Мастермена! Он бы тебя надоумил. К примеру, достались бы они мне, что бы я сделал? Государству возвращать их при нынешнем устройстве нечего: добра от этого не будет. Фабрику, что ли, завести бы, как у Оуэна, а прибыли чтоб всем поровну. Или новую социалистическую газету открыть. Нам нужна новая социалистическая газета.