Когда забудешь, позвони - Татьяна Лунина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодарю! — Носитель неизвестных хромосом величаво опустил поджарый зад на полотняное сиденье стула, словно на трон воссел. — Я видел вашего супруга шесть минут назад, — доложил он. — В библиотеке. С книгой о Микеланджело Буонарроти.
— Друга, — подкорректирована сообщение Васса, задумчиво глядя в небеса.
— Простите. Вы не из Петербурга?
— Нет. — Лаконичный ответ не выдал никакой информации. Плакат «Враг подслушивает!» крепко засел в памяти с детства.
— Быть может, из Москвы?
— Может быть, — уклончиво ответила москвичка.
Бесстрастный лик изменился до неузнаваемости. Перед Вассой нарисовалось живое, милое лицо с умными глазами и широкой добродушной улыбкой. Передние зубы разделяла щелка, что молодило господина лет на десять и придавало всему облику задиристый мальчишеский вид. «Русский! — осенило россиянку. — Бьюсь об заклад!» Но биться было не с кем: Влад временно оставил ее в покое, а Алексей пополнял в читальне свой культурный багаж.
— Прекрасно! — восхитился господин. — Позвольте представиться: Ивде Гордэ, или Иван.
— Вы русский?
— Наполовину. Отец — русский, мать — француженка. Дедушка с бабушкой покинули Россию после прихода к власти большевиков.
— Вы хорошо говорите по-русски. С акцентом, но грамотно.
— Моя мать, виконтесса де Гордэ, умерла при родах. Образованием, а также воспитанием занималась бабушка, урожденная графиня Еланская. Я вырос на сказках Пушкина. До самой смерти бабушка говорила со мной только на своем родном языке.
— А отец?
— О-ля-ля! — беспечно щелкнул длинными сухими пальцами графский внук. — Отец — финансист. У него было мало для меня время. — И, споткнувшись, озадаченно посмотрел на Вассу.
— Времени, — подсказала та.
— Благодарю! — обрадовался он подсказке. — Память иногда ошибается, забывает. Но читаю русские книги. Часто бываю по делам в России, с партнерами говорю по-русски. — Он произносил слова медленно, тщательно подбирая каждое, и было заметно, что ускользающая из памяти бабушкина речь доставляет потомку удовольствие.
— Не помешаю? — Над ними навис высокий силуэт в джинсах, легком свитере, с толстой книгой в руках.
— Нет, конечно! — обрадовалась Васса. Она порядком озябла, выслушивая исповедь рожденного не в России русского француза, и была рада предлогу покинуть словоохотливого господина. По палубе гулял прохладный ветерок, и он пересиливал интерес к аристократу.
— Прошу простить, что занял ваше время. — Простодушный Иван превратился в чопорного Ива и поднялся со своего полотняного трона. — Приятно было знакомиться! — Слегка поклонившись русской паре, француз проглотил кол и строгим перпендикуляром двинул к бару.
— Это что за ископаемое?
— Гибрид виконта с графом, — заважничала Васса высоким знакомством. — Бабушка — русская графиня, матушка — французская виконтесса.
— Поведал всю родословную? — ухмыльнулся Алексей. — Или только по женской линии?
— Ты напрасно иронизируешь. Очень интересная биография, жаль, не дослушала.
— Может, догоним и вернем?
Васса молча посмотрела на «острослова», поднялась и пошла в каюту.
Чем меньше дней оставалось круизу, тем больше размышлений одолевало туристку. Их просторная, с балконом каюта окончательно сжалась в размерах — чуть не прилипала к телу, точно не из тикового дерева была сделана, а из шагреневой кожи. И Васса все чаще проводила время на открытой палубе. В ней возникло и нарастало непонятное раздражение против ни в чем не повинного Алеши, навязчивого Влада, против беспечных пассажиров, чужой речи в портах и бесконечного синего моря. Вокруг было столько интересного, захватывающего — наслаждайся и благодари судьбу. А ей хотелось в слякотную, просыпающуюся от зимней спячки Москву, домой, к твердому полу под ногами и мягкому дивану. Она устала от праздности и впечатлений, от чужих глаз, от молчаливых Алешиных вопросов.
Итог путешествия оказался плачевным, примкнуть к стану счастливцев не удалось. Влад сделал свое дело: вернул наивную прожектерку на место. Недаром затих и вот уже пару дней не напоминает о себе. Хотя, если быть честной, дело не только в том, что не смогла забыть мужа. И уж тем более не в Алексее. Вся закавыка — в ней самой. Милого, доброго Алешу подсунуло прошлое, такое же чистое и наивное, как его посланник. Красавец старпом, который девять лет назад восхищался насмешливой телевизионщицей, принес с собой иллюзию, и Васса спутала понятия, приняв прошлое за будущее. Потому что именно прошлое спряталось в Алешиной оболочке и поманило к себе, пообещав рубашку при втором рождении. Но эта рубашка пришлась не впору, и теперь только требовалось найти подходящие слова, чтобы отказом не обидеть дарителя.
— Не замерзнешь?
— Нет.
— Хочешь запастись морским воздухом?
— Да.
— Не помешаю?
— Нет, конечно!
Алексей повесил на спинку шезлонга ненужную шаль и пристроился рядом. Заботливый, красивый, надежный, добрый — ненужный. Есть ли, в таком случае, смысл утверждать, что жизнь устроена справедливо?
— Не проще тогда жить у моря?
— Что? — не поняла Васса.
— Не проще жить у моря, если нравится морской воздух?
Ответила далеко не сразу.
— Нет, Алешенька, не проще. Даже совсем не просто.
Он вытянул длинные ноги и принялся усердно изучать носки собственных, идеально начищенных туфель.
— В этом — моя вина?
— Нет.
— А чья?
Она задумалась, провожая невеселым взглядом пару альбатросов, как будто птицы уносили с собой истину.
— Ты прости меня, Алеша. Но невозможно подарить то, чем не обладаешь. А жизни во мне нет — значит, мне нечего тебе и дать. Нельзя назвать жизнью выживание. — Васса перевела взгляд на загорелое лицо рядом и посмотрела в грустные, непонимающие глаза. — Наверное, я лишилась разума. Разве нормальная женщина откажется от такого, как ты? А может быть, я из тех, кто любит только однажды, просто поняла это поздно. Не знаю. Но прошу меня не удерживать. — Она отвела глаза от побледневшего лица, пересилив острое желание к нему прикоснуться. — И простить.
Через пару дней в Шереметьево-2, молча пожав друг другу руки, рассталась красивая загорелая пара. Мужчина и женщина. Мужчина, не торгуясь, взял такси. Женщина села в автобус, устроилась на заднем сиденье и уставилась в забрызганное дождевыми каплями окно, задернутое штапельной шторкой.
Дома Василиса оставила у порога сумку, не раздеваясь, прошла в комнату. Сняла телефонную трубку и набрала номер.
— Привет! Если ты еще не передумала, я согласна.
Март, 2003 год
— Мотор!
— Эпизод в море, дубль три!