тест - тест

— Вижу Горшечную! — доложил Красноцветов по> рации комбату.

— До подхода основных сил в бой не вступать, — приказал капитан Гладченко.

Его батальон двигался в Горшечную. Параллельно ему, через Богороцкое, туда же направлялся и 149-й танковый батальон Григорьяна.

Начали появляться вражеские самолеты. Едва скрылись пикировавшие на танки два "мессершмитта", как между облаками замелькали с десяток "юнкерсов". Через несколько секунд от разрывов бомб поднялась снежная буря. Однако ни бойцы, ни танки не пострадали.

— Заправляетесь, лейтенант? — послышался раздраженный голос полковника Овчаренко. Он стоял возле танка Красноцветова какой-то взъерошенный, без головного убора, весь в снегу, с поднятым воротником полушубка.

— Пробило запасной бак с горючим, остатки сливаем в основной,— доложил Красноцветов.

— Машина исправна?

— Так точно.

— А моя застряла, да так, что... — комбриг махнул рукой и повернулся в сторону своего танка.

Перед его машиной разорвалась бомба крупного калибра, и танк лобовой частью уткнулся в край глубокой воронки.

— Товарищ полковник, вот, в сугробе отыскал, возьмите! — Подбежавший лейтенант Евгений Кузнецов подал комбригу его танкошлем.

— Спасибо, сынок,— поблагодарил Овчаренко и, направившись к танку Красноцветова, бросил Кузнецову на ходу: — Попытайтесь вырваться. Не получится — ждите помощи. А я — в Горшечную.

Машина Кузнецова застряла в километре от железной дороги, по которой из Горшечной в сторону Старого Оскола шел состав за составом.

— Эх, повесил бы я на них собаку, да пушка врезалась в землю,—сокрушался лейтенант.

— Загораем? — услышал он знакомый голос

Кузнецов оглянулся. Это подъехал зампотех роты Николай Каток. Вместе принялись выручать машину, но безуспешно. Наоборот, она села еще глубже, но зато орудие приняло горизонтальное положение. Для лейтенанта Кузнецова это было главным.

Вот на горизонте справа появились черная тачка и дымок.

— Женя, долбани-ка, кажись, дымит паровоз. А я тебе подкорректирую, — сказал Каток.

Подождали, пока поезд подойдет ближе. Сделали два выстрела — недолет. Третий снаряд угодил в точку. Паровоз окутался густым паром, и состав остановился.

До рассвета Кузнецов задержал таким образом несколько составов.

А в это время наши танки подошли вплотную к Горшечной.

Капитан Гладченко отдал распоряжения:

— Роте Белова выйти в район кирпичного завода, Матлашевскому —атаковать железнодорожную станцию, Грищенко — ударить на правом фланге!

Быстро сгущались сумерки. Танки с ходу ворвались в Горшечную. Лейтенант Александр Белов, выбив гитлеровцев с территории завода, повел роту в сторону Березки, куда только что прошла вражеская колонна.

В тяжелом положении оказалась рота лейтенанта Георгия Матлашевского.

— Почему задерживаешь захват станции? — запросил у него комбат.

— Не дают ходу противотанковые орудия! — последовал ответ.

— Илларион, поезжай, разберись,— велел Гладченко своему заместителю по политчасти Феоктистову.

Оказалось, что кроме противотанковых станция прикрывалась еще и несколькими дальнобойными орудиями. Гитлеровцы старались не подпустить наши подразделения даже близко к станции, чтобы успеть беспрепятственно отправить железнодорожные составы.

— Чем они загружены? — спросил комбат у замполита, находившегося уже в роте Матлашевского.

— Цистерны с бензином,— доложил Феоктистов.

— По ним не стрелять,— предупредил Гладченко,— иначе сожжем поселок!

Командир взвода лейтенант Николай Журавель первым ворвался со своим танком на стаедш. И гут же

командир башни сержант Меркулов громко крикнул:

— За сугробами — орудия!

Лейтенант и сам их заметил. Он успел расстрелять два противотанковых орудия, но третье, скрытое за переулком, ударило по его машине. Командир взвода схватился за грудь и, истекая кровью, замертво приник к стенке башни... Его место тотчас же занял сержант Меркулов.

— Перекрыть выход составам! — опять радировал Гладченко. Теперь к станции устремился и он сам.

— Вас понял! — ответил Матлашевский и направил свой танк вдоль железнодорожного полотна.

Продвинувшись вперед не более пятисот метров, он неожиданно оказался перед огневыми позициями трех вражеских орудий, которые тут же открыли по танку бешеный огонь. Лейтенанта Георгия Матлашевского постигла участь командира взвода Николая Журавель... Погиб и командир башни его машины Шота Каксидзе...

В это время со стороны Сомовки к Горшечному проходила колонна захватчиков. Навстречу ей устремился со своей ротой лейтенант Алексей Грищенко. Удар для противника оказался ошеломляющим. Колонна была полностью смята танками Ивана Белова, Павла Дудко, Ивана Долгополова и Михаила Михайлова[8]. К сожалению, не обошлось и тут без потерь. В этой дерзкой и скоротечной схватке геройски погиб командир роты лейтенант Грищенко...

Бой за Горшечное продолжался почти до десяти утра.. Он мог бы завершиться и раньше, если бы горючего в танках имелось в достаточном количестве. Приходилось ограничивать себя в маневрировании, а некоторые танки вообще вынуждены были вести огонь с места.

Оставив Горшечное, гитлеровцы сделали попытку разбомбить его и направили сюда несколько своих бомбардировщиков. Ведь кроме большого количества цистерн с бензином, в поселке остались еще и армейские продовольственные склады. Все это немцы и стремились сжечь, уничтожить. Но сделать это им не удалось. Группа наших истребителей разметала вражеские самолеты, не дав им возможности отбомбиться прицельно. 

3.

В бригаду приехал начальник штаба корпуса генерал Д. Д. Бахметьев. Он собрал командиров батальонов и начальников служб на совещание. Комбаты доложили, что все их танки стоят с пустыми баками (захваченное у врага горючее для наших машин не годилось), личный состав — без продовольствия, питается за счет трофейных продуктов. Нехватка горючего объяснялась просто. Стояли двадцатипяти—тридцатиградусные морозы, сутками не прекращавшиеся метели и бураны занесли дороги. В этих условиях танки двигались на пониженных скоростях. Часто приходилось преодолевать заболоченные участки, машины то и дело буксовали. Танкисты круглосуточно подогревали двигатели. Все эта вызвало чрезмерно большой расход топлива. Следовавшие позади цистерны с горючим, а также автомашины с продовольствием и полевые кухни застревали в снегу, отставали.

Генерал сказал, что такие же трудности испытывают и другие части. А задачу выполнять надо. Командования Воронежского и Брянского фронтов предпринимают все меры, чтобы быстрее окружить воронежско-касторненскую группировку противника. Ширина коридора, по которому противник еще может вырваться из сжимаемого кольца, достигает около шестидесяти километров. Надо быстрее ликвидировать этот коридор!

— Скажу по секрету,— добавил Бахметьев, с улыбкой оглядывая танкистов,— что как только Воронежский фронт соединится с Брянским и будет освобождено Касторное, бригада ваша станет гвардейской. Впрочем, это не мои слова, а командира корпуса.

26 января самолеты доставили для танков горючее, и еще до рассвета следующего дня бригада выступила на Касторное. В мыслях каждого танкиста звучал девиз: "За Родину! За гвардейское Знамя!"

Впереди шла разведка. Ее по-прежнему возглавлял лейтенант Красноцветов. При отступлении гитлеровцы успели заминировать дорогу, и два танка наехали на мины.

— Что у тебя происходит? — спросил его подъехавший вскоре комбат Гладченко. Увидев подорвавшиеся машины, не стал ждать ответа, лишь поинтересовался: — Потери есть?

— Нет, ушибами отделались.

— Садись в танк своего командира роты Белова, он в Горшечном ранен. И с Решетником — вперед!

На рассвете разведчики были уже в Быково. Утренний мороз, особенно в танках, пробирал до костей.

— Товарищ лейтенант,— обратился механик-водитель Гадалов к Красноцветову,— не знаю, как вы, а я бы не отказался от завтрака.

— У нас же кроме масла ничего нет.

Лейтенант понимал: хитрит механик-водитель, не

завтрак его интересует, а возможность войти в теплую избу (кое-где дымок вьется), обогреться минуту-другую. Впрочем, и сам бы с удовольствием протянул руки к теплой печке.

Коротко доложил комбату: Быково свободно.

— Стужа нестерпимая,— пожаловался Красноцветов, как будто комбат находился не в трех—четырех километрах от него, а в жарких тропиках.— Разрешите обогреть людей? Десяти минут хватит.

— Разрешаю,— ответил Гладченко.— Но только десять минут. И ни секунды больше.

— Гадалов, — распорядился лейтенант, — останови машину у первого же огонька.