Страх любви - Анри де Ренье

— Жюльетта, помните вы Онэ?

Голос его дрогнул. Он продолжал:

— Помните ли вы, Жюльетта, то летнее утро, когда вы принесли мне плоды?

Г-жа де Валантон сильно побледнела. Она жестом показала, что помнит. Он продолжал:

— Корзина колебалась на конце длинного шеста. Плоды тихо приближались ко мне. Ах, Жюльетта, Жюльетта, в них было благоуханье жизни; но увы, зачем превратились они для меня в плоды из камня, подобные этим, находящимся в этой бесполезной корзине, которые и солнце греет, и мох делает бархатистыми, но у которых нет ни плоти, ни сока, ни аромата, ничего, что утоляет жажду и успокаивает голод?

Он задумался на миг, потом продолжал:

— Как я страдал от этого жестокого наваждения! Какой страх перед жизнью! Странная боязнь перед нею сжимала мне горло, закрывала мне рот. А меж тем я был голоден, я жаждал! Непреодолимая мысль давила меня. Чужая воля распоряжалась мною. И я остался бы таким навсегда, навсегда, если бы…

Он умолк. Высокие кипарисы на площадке поднимались прямые, ширились в середине, заострялись к. верхушке. Тени их начинали удлиняться, и одна из них, достигнув каменного цоколя, сломала в нем свое острие.

— Ах, Жюльетта, Жюльетта! Одно из таких деревьев росло в саду палаццо Альдрамин. Я видел его в окно из постели, лежа в которой думал, что умираю. Каждое утро я удивлялся, что еще вижу его. Сначала то было равнодушное изумление, потом оно стало смутным желанием увидеть его снова там же, на другой день, потом это желание сделалось более сильным, и наконец оно стало столь яростным, что сердце заполняло меня всего своим биением.

Она посмотрела на него с нежностью и прошептала:

— Мой бедный друг!

— К чему вы это говорите, Жюльетта? Я понял свою ошибку. Я в смерти научился любить жизнь… Разве вы забыли то, что говорили мне во времена моего печального безумия, в тот день, когда вы пришли ко мне и сказали: «Есть прекрасные вещи в жизни, Марсель, солнце, красота, любовь»?..

Намек на это тяжелое посещение залил внезапным огнем лицо г-жи де Валантон. Марсель подошел к ней. Он продолжал:

— Разве я достоин жалости, Жюльетта? Разве вы не со мной?

Он попытался взять ее за руку, но она быстро ее отдернула. Губы ее дрожали. Она сделала усилие над собой и сказала спокойно:

— Поздно, Марсель, вернемся. Здесь, кажется, дорога к выходу?

Она двинулась по одной из аллей, приводивших к площадке. Она шла быстро. Внезапно они оказались на террасе, тянувшейся вдоль лагуны. Перед ними расстилалась вода, сверкающая и гладкая под лучами заходящего солнца. Изгородь из розовых кустов окаймляла террасу со стороны сада. Там и сям стена листвы и роз отступала вглубь, давая приют скамейке. Г-жа де Валантон упала на первую скамью, которая им попалась. Марсель сел рядом. Он смотрел на руку г-жи де Валантон. Рука эта гибкая и обнаженная, без единого перстня, без единого кольца, приводила его в смятение. Г-жа де Валантон почувствовала взгляд молодого человека и, покраснев, улыбнулась.

— Ах, я плохой ходок, не правда ли, Марсель? Немного пройдясь по саду, я уже выбилась из сил… Все же я вам очень благодарна за то, что вы показали мне этот сад. Ну, пора уходить… Но до чего я устала!

Улыбка исчезла с ее лица. Грусть разливалась по нему, мало-помалу омрачив ее прекрасные глаза, которые на миг закрылись, когда она откинулась на выгнутую спинку скамьи.

Марсель склонился к ней. Она быстро, тяжело дыша, отвела голову назад, но он удержал ее и привлек к себе, молча и страстно. Губы его коснулись губ Жюльетты. В него проникло что-то нежное, сладкое, сильное и мощное, к чему примешались и запах роз, и аромат воздуха, и свет, и тишина. Она слабо отталкивала его и наконец освободилась. Она попыталась подняться со скамьи, но не могла, и Марсель заметил, что она плачет. Светлые слезы струились по ее щекам, и она глядела прямо перед собой, без единого движения, без единого слова.

Он робко погладил ее по руке. Она не сопротивлялась. Еле слышно он прошептал:

— Жюльетта…

Она обернулась к нему с испугом:

— Молчите, Марсель, молчите!

В отчаянии она заломила руки.

— Ах, я знаю, что вы мне скажете… что вы меня любите, что вы всегда меня любили, что теперь вы не прежний Марсель!.. Но я-то, я! Если вы изменились, то разве я все та же? Ах, несчастный, зачем отказались вы от меня в тот день, когда я пришла к вам с сердцем, полным любви и слабости, свободная и жаждущая! Вот когда надо было целовать меня в губы! Ах, с какой страстью они вернули бы вам ваши поцелуи! Как зажглась бы ваша юность моею! Ах, Марсель, в то время она согрела бы вашу печаль, ваше одиночество! Ваша ненависть к жизни не была неизлечимой болезнью. Я бы вас исцелила. Но вы не захотели внять моей немой мольбе. В ответ на радость, которую я мечтала принести вам, вы заставили меня почувствовать всю боль за то, что я тщетно предлагала себя: что я говорю, боль! — унижение!.. Женщина, которая предлагает себя, Марсель, ведь это некрасиво, и недостойно — это скорее смешно и даже, пожалуй, уродливо!.. Ах, почему вы не захотели меня? Я была свободна, Марсель, была нежная, влюбленная. Мои губы растаяли бы от ваших поцелуев, как те плоды, о которых вы говорили сейчас. Сердце мое трепетало бы у вашего сердца! Вы, значит, не слышали его биения в тиши вашего унылого жилища? Мне казалось, что оно все его наполняло собою и должно было поразить ваш слух, но вы были глухи, глухи, глухи! Ах, что это был за день! Знаете, я до сих пор помню ту голубку, которая прилетела из сада и ворковала у вашего закрытого окна. Я была как та голубка. Я принесла вам весть о жизни, а вы ее не поняли, и голубка улетела навстречу неизвестности, к ловушкам, к птицелову!

Рыдание сотрясло ее грудь.

— Я любила вас, Марсель, и когда я снова вас увидела, то почувствовала, что еще люблю вас. Люблю и теперь. Когда я входила в этот сад, мне казалось, что я не дойду до конца виноградной аллеи, не сказав вам о моей любви. И я говорила себе: «Вкусить вместе с ним несколько дней счастья в этом восхитительном и укромном городе… а потом не все ли равно?..» Но я не хотела высказать этого вслух, я скорее бы умерла, чем заговорила, и это вы, вы произнесли божественные слова, которых я не имею права слушать, вы, которому я уже не имею права отвечать!

Голос ее, полный отчаяния, звучал громко в тишине.

— Увы, увы! Слишком поздно, Марсель, слишком поздно!

Она крикнула слова «слишком поздно!» с выражением сожаления, упрека и горечи.

— Ах, Марсель, зачем жизнь так коварно соблазнила меня! Зачем уступила я перед самыми грубыми ее приманками? Как могла я жаждать самых обманчивых и самых пустых из ее благ, жаждать до того, чтобы ради них пожертвовать своим сердцем? Ах, Марсель, какая ложь — эта роскошь и эти удовольствия! Я просила у жизни большего, а она ответила мне вашим равнодушием. Ах, как я страдала, а страдание — плохой советчик! Я шла к любви, которая несет утешение, а встретила любовь, которая порабощает. Вместо ее ласки я испытала ее грубое объятие. Он пришел ко мне, как хозяин. Он схватил меня за руки. Он пригнул меня к себе. Он ожег меня своим огненным дыханием, и сердце мое полно горькой золы. Я уже не принадлежу себе, Марсель, и именно потому, что я вас люблю, я и должна вас оттолкнуть.