Джуд незаметный - Томас Гарди

Так или иначе, он был в Кристминстере и, осуществляя свое намерение, отправился на прежнюю свою квартиру в "Вирсавии" возле церкви св. Силы. Дверь ему открыла его бывшая квартирная хозяйка; она как будто обрадовалась, увидев его, подала ему завтрак и рассказала, что его прежний хозяин — строитель — наведывался к ней, чтобы узнать его адрес.

Отсюда Джуд пошел в мастерскую, где он прежде работал. Однако вид старых навесов и каменных скамей вызвал у него тягостное чувство; он почувствовал, что не в силах заставить себя вернуться сюда и опять поселиться в этом городе несбывшихся надежд. Ему хотелось одного — чтобы поскорее настал час, когда отправляется поезде Элфредстон, где он рассчитывал встретить Сью.

Он провел ужасные полчаса, полчаса жесточайшей подавленности, вызванной увиденным, и у него опять появилось ощущение, уже не раз доводившее его до беды, — ощущение, будто он не стоит того, чтобы о нем кто-нибудь заботился или чтобы он сам позаботился о себе. Именно в эти полчаса он повстречался на Перекрестке Четырех Дорог с Оловянным Тэйлором, разорившимся торговцем церковной утварью, и тот предложил ему зайти куда-нибудь выпить. Они пошли дальше по улице и очутились у одного из самых оживленных центров кристминстерской жизни — возле того трактира, где когда-то Джуд принял вызов и прочел символ веры по-латыни; теперь трактир этот пользовался большой популярностью, широкие и гостеприимные двери его вели в зал, наново переделанный и переоборудованный в современном стиле уже после того, как Джуд уехал из города.

Оловянный Тэйлор выпил свое и ушел, заявив, что для него это слишком шикарное место и он не может чувствовать себя здесь как дома, если не напьется, а денег для этого у него маловато. Джуд не спеша потягивал из своего стакана; молчаливый и рассеянный; стоял он в баре, который был почти пуст. Из бара убрали все лишнее и обставили его заново: старая раскрашенная фанера уступила место красному дереву, а позади стоек поставили мягкие диваны. Зал, по принятому обычаю, был разгорожен на несколько отделений перегородками из матового стекла, оправленного в красное дерево, чтобы выпивающих не смущало присутствие знакомых в соседнем отделении. За стойкой две официантки орудовали над пивным насосом с белыми ручками и рядом маленьких посеребренных краников, из которых в оловянный лоток сочилось пиво.

Джуд, чувствуя усталость и не зная, чем заняться до отхода поезда, присел на диван. Позади девушек возвышались ограненные зеркала, а перед ними тянулись стеклянные полки, на которых стояли дорогие напитки; в бутылках цвета топаза, сапфира, рубина и аметиста, — названий их Джуд не знал. В трактире стало оживленнее, когда в соседнее отделение вошли посетители и заработал денежный счетчик, приветствуя звоном каждую опущенную монету.

Джуду не видна была девушка, обслуживающая это отделение, лишь иногда перед ним медькала в зеркале ее спина. Он безучастно смотрел на ее отражение, пока она на секунду не повернулась к зеркалу, чтобы поправить прическу. И тут Джуд с изумлением узнал лицо Арабеллы.

Зайди она в его отделение, она бы увидела его. Но она этого не делала, так как его отделение обслуживала девушка, стоявшая по другую сторону стойки. На Эбби было черное платье с манжетами и широким воротником из белого полотна, она пополнела, что подчеркивал букетик желтых нарциссов, приколотый слева на груди. В отделении, куда она зашла, на спиртовке, горевшей синим огнем, стоял Оцинкованный сосуд с водой, над которым поднимался пар. Джуд видел все это в зеркале за ее спиной, отражавшем также лица мужчин, которых она обслуживала; один из них, красивый и беспутный малый, по всей видимости студент, рассказывал ей какое-то забавное приключение.

— Ах, мистер Кокмен! Как можно рассказывать такие истории целомудренной женщине! — весело воскликнула она. — Скажите-ка, мистер Кокмен, что вы делаете, чтобы ваши усы так красиво завивались?

Юноша был чисто выбрит, и ее шутка вызвала смех по его адресу.

— Полно вам! — сказал он. — Мне кюрасо и огоньку, пожалуйста!

Она налила ликер из красивой бутылки, зажгла спичку и поднесла ему, ожидая с лукавой услужливостью, пока он прикурит.

— Ну, какие вести от вашего муженька, милочка? — спросил он.

— Никаких, — ответила она. — Так где же он?

— Я оставила его в Австралии, думаю, он все еще там.

У Джуда глаза полезли на лоб.

— Отчего же все-таки вы с ним расстались?

— Не задавайте вопросов — не услышите лжи.

— Что ж, в таком случае дайте мне сдачу, которую вот уже четверть часа вы так любовно храните у себя, и я исчезну на улицах этого живописного города.

Она протянула ему через стойку сдачу, и он, беря деньги, поймал ее руку и удержал в своей. Последовала легкая борьба, хихиканье, затем он распрощался и ушел.

Джуд взирал на все это с изумлением философа. Странно, до чего чужой казалась ему сейчас Арабелла. Он не мог себе представить, что когда-то они были близки. К тому же в теперешнем его настроении его совершенно не трогало, что Арабелла в самом деле доводится ему женой.

Посетители покинули отделение, которое она обслуживала, и после короткого размышления Джуд вошел туда и приблизился к стойке. Сначала Арабелла не узнала его. Затем взгляды их встретились. Она вздрогнула, в ее глазах зажглась дерзкая усмешка, и она заговорила:

— Ах, будь я проклята! Я думала, ты давным-давно в могиле!

— Вот как!

— Я ничего не слыхала о тебе, а то я вряд ли вернулась бы сюда. Ну да ладно! Чем же мне угостить тебя? Шотландским с содовой? Выбирай! Все, что есть в заведении, — к твоим услугам в память старого знакомства.

— Спасибо, Арабелла, — ответил Джуд без улыбки. — С меня уже достаточно.

Неожиданная встреча с ней мгновенно убила в нем всякую охоту к спиртному, словно он превратился вдруг в грудного младенца.

— Что ж, очень жаль, тем более что это обошлось бы тебе даром.

— Давно ты здесь?

— Недель шесть. И три месяца как из Сиднея. Ты знаешь, эта работа всегда была мне по душе.

— Но почему ты приехала именно сюда, вот что меня удивляет!

— Я же сказала: я думала, что ты отправился к праотцам, а когда я была в Лондоне, я прочла там объявление об этом месте. К тому же здесь меня никто не знает, если что, я ни разу не была в Кристминстере.

— А почему ты уехала из Австралии?

— О, на то были свои причины… Ну, а ты все еще не дон?

— Нет.

— И даже не ваше преподобие?

— Нет.

— Так, может, ваше высокопреподобие из диссидентов?

— Я остался тем, кем был.

— Оно и видно!

Небрежно держа руку на рычаге пивного насоса, она критически разглядывала его. Он заметил, что руки у нее сдали изящнее и белее, чем в те времена, когда они жили вместе, а на пальце руки, лежащей на рычаге, красовалось кольцо с Сапфиром, как будто настоящим, — каковым он и был, что приводило в восхищение молодых людей, посещавших трактир.

— Стало быть, ты говоришь всем, что ты замужем? — продолжал он.

— Да. Я считала, что неловко называть себя вдовой, хотя, быть может, мне этого и хотелось бы.

— Конечно! Ведь меня здесь немного знают.

— Я не то имела в виду, ведь я же сказала, что не ожидала тебя увидеть. У меня были другие причины.

— Какие?

— Да неважно, — ответила она. — Зарабатываю я очень хорошо и, пожалуй, не нуждаюсь в твоей поддержке.

Вошел какой-то юнец со срезанным подбородком и усиками как женские брови; он заказал какую-то хитрую смесь, и Арабелла пошла обслуживать его.

— Здесь нам не удастся поговорить, — сказала она, вернувшись на минутку. — Ты можешь подождать до девяти? Соглашайся и не будь дурачком. Я отпрошусь на два часа раньше. Живу я сейчас не здесь.

Он подумал и хмуро ответил:

— Хорошо, я зайду. Мне кажется, мы должны кое о чем договориться.

— К черту! Я не собираюсь ни о чем договариваться.

— Но мне надо кое-что выяснить, а потолковать здесь, ты сама говоришь, не удастся. Ладно, я зайду за тобой.

Не допив стакан, он вышел из трактира и пошел бродить по улицам. В его чистое и горькое чувство к Сью грубо вторглась действительность.

Хотя Арабелле ни в чем нельзя было верить, он все же думал, что она говорит правду, будто считала его умершим и не собиралась к нему возвращаться. Как бы там ни было, выход оставался один: честно играть свою роль, ибо закон есть закон, и, хотя между ним и этой женщиной близости не больше, чем между востоком и западом, в глазах церкви они составляют единое целое.

Уговорившись о встрече с Арабеллой, он, естественно, не мог встретить Сью в Элфредстоне, как обещал. Мысль об этом причиняла ему жгучую боль, но он был бессилен тут что-либо сделать. Уж не была ли Арабелла орудием провидения, возмездием за его недозволенную любовь? Томясь, ожиданием, он весь вечер бесцельно бродил по городу, обходя стороной все церкви и колледжи, — ему было тошно смотреть на них, — и вернулся в трактир, когда большой колокол Кардинальского колледжа пробил сто один раз, — совпадение, показавшееся ему незаслуженной насмешкой. Трактир сверкал огнями, теперь в нем царили оживление и веселье. Лица официанток раскраснелись, на щеках пылал румянец, держали они себя более игриво, чем днем, развязно и возбужденно и почти не скрывали своих чувственных желаний, заливаясь жеманным смехом.