Не по сценарию - Ольга Журавлёва

Немного удивило только то, что Элли попросила не повторять этот опыт, но я тут же нашел объяснение. Кокетничает, набивает себе цену. Но это бессмысленно, потому что, если будет нужно повторить, я без раздумий и с холодной головой сделаю это снова, без учета ее желаний. И пусть Элли не думает, что мне нечем будет ее удивить.

Я дождался, пока моя актриса переоденется, но ее вид в джинсах и топе заставил меня разочарованно выдохнуть. Жаль, что сейчас женщины не носят кринолинов. Все-таки современные наряды сильно упрощают облик любой красавицы, убивают таинственность и женственность. Возможно, я еще не успел отойти от сладкого образа девушки, которую держал в руках, но сейчас Элли выглядела совершенно другой, будто два разных человека. Весь флер таинственной романтики тут же испарился, но я запоздало испытал облегчение. Мне ни к чему проваливаться в такие фантазии. Сейчас важно сохранять холодный разум и такое же сердце.

Я довез Элли до дома. В голове мелькнула мысль, что сейчас она позовет меня в квартиру, якобы на чашечку чая, и я разочаруюсь в ней окончательно. Но она только тихо попрощалась со мной, после чего, не глядя на меня, выскользнула из машины. Я проследил, как Элли зашла в подъезд, ни разу не обернувшись, и выехал со двора.

Не знаю, что я чувствовал. Наверное, всего понемногу: разочарование, что не предложила себя сегодня, и странную гордость за это же; азарт, пробуждавший первобытное желание добиться, присвоить, и досаду на себя, что вообще обо всем этом думаю.

Летние сумерки только начали сгущаться, ехать домой не хотелось, присоединяться к тусовкам тоже. Все равно не смогу расслабиться, слишком давит груз свалившихся проблем.

В голове вдруг промелькнула мысль, которую я затолкал в самый темный чулан своего сознания, но которая периодически вылезала, давя на меня своей нерешимостью. Сердце кольнуло уже известной тоской, и я даже сбавил скорость. Может, уже настало время?

Я полез в бардачок и нашарил там ключи. Знал, что они там, ведь сам положил и ни разу не вытаскивал из машины. Неужели надеялся, что они испарятся сами собой, и тогда я смогу расслабиться, что давно назревшую проблему не нужно будет решать сегодня?

Я съехал на парковку какого-то торгового центра и вытащил связку, которую давно успел изучить. Четыре ключа разного размера, магнитный ключ от домофона, большое кольцо, которое очень сложно разжать, брелок с гравировкой. На металлической полоске брелока было написано: «Нашему Богдану, лучшему боссу на свете!» Сталь была немного вытерта и поцарапана; значит, отец носил его довольно долго.

Кулак непроизвольно, с силой, сжался, и ключи впились в кожу, причиняя боль. Но душевная была сильнее, и если бы я мог вытравить ее физической болью, без сомнений сдавил бы руку еще сильнее, чтобы металл вспорол кожу, и из ладони полилась кровь. Только это не поможет, а спасет меня лишь простое действие, которое я почему-то никак не могу исполнить. Черт, я ведь уже не ребенок, мне пора распрощаться со своим прошлым, и в этом нет ничего сложного!

Я рванул с места, будто отрезая себе пути к отступлению. Сегодня должно все получиться.

Дом, во двор которого я приехал, был не очень далеко, мне хватило пятнадцати минут езды по почти пустым дорогам. И, может, это был тот самый момент, когда я мечтал о пробках на своем пути. Но даже в этой отсрочке небеса мне отказали.

Я нашел свободное место прямо напротив нужного мне подъезда и припарковался. Снова достал ключи, но из машины не спешил выходить, разглядывая дом. Относительно новое здание, с претензией на изящество. Фасад выложен плиткой песочного цвета, под натуральный камень. Окна большие, а на верхних этажах даже арочные. Тридцать два этажа. Я давно знал это, и считать еще раз не было нужды.

Мне нужно всего лишь зайти туда. Просто заглушить мотор, выйти из машины, зайти в подъезд, вызвать лифт, подняться на двадцатый этаж и открыть дверь одним из четырех ключей. Зажигание я выключил, но продолжил сидеть, тупо разглядывая мраморные разводы на фасадной плитке.

Квартира пустая, отец давно умер, я вступил в наследство и являюсь владельцем этого имущества. Что за глупости? Почему я не могу посетить его квартиру? Или, может, это сам черт играет со мной?

Но ответ был прост, я знал его, но никак не хотел смириться. Здесь жил самый родной для меня человек, который до сих пор оставался мне чужим. И посетить жилище своего отца я не мог потому, что не хотел видеть, как он жил, за каким столом обедал и на какой кровати спал. Я не вынесу, если увижу его личные вещи и безделушки, которые он собирал много лет. Я не выдержу снова смотреть на его фотографии.

Сердце болезненно кольнуло. Я слабак. Псих. Но к мозгоправу не пойду, я должен справиться сам. Ведь я же принял театр, а там тоже было много личных вещей отца. Да весь театр был одним большим вместилищем души Богдана Данилевского! Все эти статуэтки, которые дарили моему отцу и которые стояли на столе, за которым когда-то сидел мой отец, все его книги, папки, записи были частью его жизни. Я не посмел выбросить эти вещи, будто хозяин еще незримо был там, и ему не понравилось бы такое самоуправство. Но я убрал большую часть вещей подальше, чтобы они не нависали надо мной призраками прошлого, и даже перестал чувствовать себя там самозванцем.

Только театр — это ведь совсем другое дело. Там любимое дело, там мои надежды и мое будущее. А еще живые люди, которые приняли меня. И Марат.

Но с этой квартирой все иначе. Она была мертвой, и зайти внутрь было выше моих сил. Может, сюда тоже стоило позвать Марата? Но я в очередной раз отмел от себя эту недостойную мысль. Марат ведь был не просто другом Богдана, он был частью жизни моего отца. Так что с моей проблемой Марат не помог бы, а только усугубил мое состояние.

После смерти Богдана Марат позаботился об опустевшем жилище. С моего разрешения он нанял клининговую компанию, которая навела внутри порядок. Но я сомневался, что чистота, даже стерильная, смогла бы выгнать призраков прошлого. И именно с ними я так опасался столкнуться.

Я решительно закинул ключи обратно в бардачок, завел двигатель и нажал педаль газа. Нет, не сегодня.