Туман над Парагон-уок - Энн Перри

— Превосходно, — сказала Эмили с сарказмом. — Кончай любоваться собой. Ты становишься тщеславной, и это тебе не идет.

Шарлотта широко улыбнулась.

— Может быть, это и не я, но чувствую я себя отлично!

Она подобрала юбки, предварительно расправив их, и последовала за Эмили вниз в фойе, где их ожидал Джордж. Тетушка Веспасия решила не посещать это событие, хотя, конечно, приглашение включало и ее.

Уже долгое время Шарлотта не посещала никаких званых обедов. В прошлом она их недолюбливала, но на этот раз чувствовала себя совершенно по-другому. Раньше ей постоянно приходилось сопровождать маму и вынужденно красоваться перед строем молодых повес, выбирая себе возможного супруга. Сейчас Шарлотта любила Питта и уже не должна была беспокоиться, что подумает о ней общество, поэтому не особенно старалась произвести впечатление. Она могла быть совершенно естественной, а для того, чтобы быть просто наблюдателем, не требовалось никаких усилий. Трагедии, так сильно потрясшие Парагон-уок, теперь не волновали ее, так как не затронули Эмили; а если сестра желает быть вовлеченной в местные интриги и фарсы, постоянно бурлящие здесь, то это ее личное дело.

По меркам Дилбриджей, это был небольшой обед, и только две или три новых персоны, которых Шарлотта раньше не видела. Симон Исаакс присутствовал вместе с Альбертиной Дилбридж. Леди Тамворт открыто осуждала эту пару. Сестры Хорбери были одеты в розовое, что удивительно хорошо смотрелось на мисс Лецитии.

Джессамин Нэш проплыла в серебристо-сером и выглядела чудесно. Только она могла ухитриться вдохнуть тепло и жизнь в этот цвет, и в то же самое время сохранить его природу. На какое-то мгновение Шарлотта даже позавидовала ей.

Затем она увидела Поля Аларика, элегантного и слегка ироничного, стоящего рядом с Селеной; его голова была чуть наклонена, чтобы лучше слышать собеседницу.

Шарлотта подняла голову повыше и подошла к ним с сияющей улыбкой.

— Миссис Монтегю, — весело сказала она. — Я так рада видеть вас. Вы отлично выглядите. — Ей не хотелось вести себя как обычно, особенно перед Алариком. Язвительный тон, может быть, и развлек бы его, но он мог и не оценить такие манеры.

Селена выглядела слегка уязвленной, по-видимому, ожидая от Шарлотты чего-то другого.

— Я отлично себя чувствую, спасибо, — сказала она, подняв бровки.

Женщины обменялись вежливыми ничего не значащими любезностями, но, чем внимательнее Шарлотта разглядывала Селену, тем более понимала, что она вполне искренна. Селена выглядела совершенно здоровой. Она совсем не напоминала женщину, которая недавно пострадала от насилия. Ее глаза блестели, на щеках играл нежный румянец, не являвшийся искусственным, по мнению Шарлотты. Движения ее были быстрыми, руки постоянно жестикулировали, взгляд неустанно скользил по комнате. Если это демонстрация мужества, вызов молчаливому мнению присутствующих, что женщина, над которой надругались, должна быть несчастной всю оставшуюся жизнь, тогда Шарлотта — хотя она и недолюбливала Селену — могла только восхищаться ею.

Больше Шарлотта никоим образом не намекала на этот скандал, и разговор перешел на другие темы — разные мелкие новости и направления в моде. Затем Шарлотта перешла к другим гостям, оставив Селену наедине с Алариком.

— Она выглядит удивительно хорошо, вы так не думаете? — заметила Грейс Дилбридж, легко качнув головой. — Не понимаю, как бедняжка перенесла такое испытание!

— Да, она очень мужественная женщина, — ответила Шарлотта; ей очень не хотелось хвалить Селену, но присущая ей прямота заставила ее сделать это. — Все восхищаются ею.

— Восхищаются?! — Мисс Люсинда проходила мимо, ее лицо пылало от гнева. — Вы можете восхищаться кем хотите, миссис Питт, но я называю это бесстыдством! Она позорит всех женщин. Я серьезно подумываю о том, что на следующий светский сезон мне придется поехать куда-нибудь еще. Очень жаль, но развращенность Парагон-уок перешла все границы моего терпения.

Шарлотта была слишком удивлена, чтобы немедленно ответить; Грейс Дилбридж, казалось, тоже не знала, что сказать.

— Бесстыдство, — повторила мисс Люсинда, уставившись на Селену, которая шла, взяв Аларика под руку, по направлению к двери в сад. Француз смеялся, но было что-то в повороте его головы, что выдавало скорее учтивость, чем искреннее увлечение своей попутчицей. Он даже, казалось, разыгрывал какую-то роль.

Мисс Люсинда фыркнула.

Наконец-то Шарлотта нашлась, что ответить.

— Я думаю, что очень нехорошо так говорить, мисс Хорбери, и очень несправедливо. Миссис Монтегю была жертвой, а не преступницей.

— Полная чепуха! — Это был Афтон Нэш, бледный, глаза его блестели. — Трудно вообразить, что вы можете быть такой наивной, миссис Питт. Женские чары бывают очень действенны… для некоторых. — Он смерил ее сверху донизу презрительным взглядом, словно снимая с нее великолепный атлас и оставляя голой на рассмотрение и осмеяние другим. — Но если вы воображаете, что ваши чары настолько сильны, что способны заставить мужчину наброситься на женщину против ее желания, то вы переоцениваете свое могущество. — Он холодно улыбнулся. — Среди здешних женщин вполне хватает жаждущих острых ощущений. Они даже находят противоестественное удовольствие в насилии и в подчинении ему. Ни один мужчина не станет рисковать своей репутацией, нападая на женщину без ее согласия. Что бы она ни утверждала впоследствии.

— Какие отвратительные вещи вы говорите! — Алджернон Бернон стоял достаточно близко, чтобы услышать Нэша; теперь он выступил вперед, с лицом пепельного цвета, вся его хрупкая фигура сотрясалась. — Я требую, чтобы вы отказались от своих слов и извинились!

— Или вы… что вы сделаете? — Улыбка Афтона не изменилась. — Потребуете от меня выбирать между пистолетом и шпагой? Не смешите людей, молодой человек! Лелейте свое оскорбленное достоинство, если вам так хочется. Верьте в любую ерунду о женщинах, но не пытайтесь заставить меня верить в нее тоже!

— Порядочный человек, — Алджернон говорил, тщательно разделяя слова, — не будет говорить плохо о мертвых или оскорблять чувства людей, которые переживают горе. Не должно смеяться над человеческими слабостями и чувствами.

К удивлению Шарлотты, Афтон не ответил. Вся кровь отлила от его лица, и он смотрел на Алджернона так, как будто в комнате не существовало больше никого. Проходили секунды, и даже Алджернон, казалось, был напуган силой застывшей ненависти Афтона. Затем старший Нэш развернулся и ушел.

Шарлотта медленно перевела дыхание, не поняв, почему так испугалась. Она не понимала, что произошло. Очевидно, что также не понял этого и сам Алджернон. Он встряхнулся и повернулся к Шарлотте:

— Простите меня, миссис Питт. Уверен, что мы огорчили вас. Это не та тема, которую мы должны обсуждать в присутствии дам. Но, — он глубоко вдохнул и затем медленно выдохнул, — я благодарен вам за то, что вы защитили Селену. Ради Фанни… Вы…

Шарлотта улыбнулась.

— Я понимаю. И ни один человек, который причисляет себя к вашим друзьям, не может думать иначе.

Он немного расслабился и тихо сказал:

— Благодарю вас.

Тут подошла Эмили и тронула сестру за локоть.

— В чем дело? — озабоченно спросила она. — Со стороны это выглядело ужасно!

— Было неприятно, — согласилась Шарлотта. — Но в действительности я сама точно не знаю, что бы это значило…

— Что здесь произошло? — оборвала ее Эмили.

— Я похвалила Селену за ее храбрость, — ответила Шарлотта, глядя прямо в лицо Эмили. Ей не хотелось рассказывать все, что произошло, и сестра это поняла. Она нахмурила брови, ее настроение сразу же изменилось от гнева к замешательству.

— Да, разве это не удивительно?.. Она кажется почти… ликующей, будто бы окрыленной успехом! Как будто она одержала некую тайную победу, о которой никто из нас не знает. Она даже подружилась с Джессамин. И та подружилась с ней. Это же нелепо!

— Мне тоже не нравится Селена, — призналась Шарлотта. — Но я восторгаюсь ее силой духа. Она бросает вызов всем этим нетерпимым, высокомерным людишкам, которые утверждают, что она сама виновата в том, что с ней произошло. Тот, у кого достанет самообладания так держаться, несмотря ни на что, заслуживает похвалы.

Эмили посмотрела в другой конец огромного зала, где Селена сейчас разговаривала с Альбертиной Дилбридж и мистером Исааксом. В нескольких футах от них стояла Джессамин со стаканом шампанского в руках. Она наблюдала, как напивается Халлам Кэйли, который опустошал уже третий или четвертый стакан пунша. Выражение на лице Джессамин было неясным. Это могла быть и жалость, и презрение, или нечто совершенно не имеющее никакого отношения к Халламу. Но когда взгляд Джессамин переместился на Селену, на ее лице появилась сияющая улыбка.