Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит - Эшли С. Форд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я вернулась, мама ничего не заподозрила. Я открыла своим ключом дверь гаража и на цыпочках прошла через гостиную на кухню, чтобы осторожно взять беспроводной телефон с подставки. Незамеченной я проскользнула к себе в спальню и позвонила Бретту. Признавшись ему в содеянном, я сказала, что кампус произвел на меня впечатление и что, наверное, действительно стоит попробовать поступить в колледж.
На другом конце провода послышался вздох:
— Конечно, ты поступишь в колледж, Эшли.
Для меня это стало новостью. Мама всегда повторяла, что я могу стать кем захочу, но не чувствовала необходимости подталкивать меня в нужном направлении. Если я жаловалась, что мне плохо дается математика, она просто принимала это как факт, а я продолжала стараться изо всех сил, теперь уже твердо убежденная, что математика не для меня. Я не знала, насколько упорно должна развивать навыки, которые считала безнадежными. Мама хотела, чтобы у меня были свои собственные мечты, поэтому боялась слишком сильно мечтать за меня.
— Моя мать всегда лезла в мои дела, — говорила она. — С моими детьми такого не будет.
Думаю, никто не возлагал особых надежд на то, что я поступлю в колледж, — по тем же причинам, по которым не особенно питала их я сама. Я уже давно не была маленьким ребенком, и никто не дарил мне подарков на день рождения, не считая Бретта и близких подруг. И кто же даст мне деньги на колледж?
— Ты узнаешь об этом, когда подашь документы и тебя примут, — сказал Бретт таким тоном, как будто речь шла о чем-то очевидном, но он не хотел расстраивать мои чувства, произнося это вслух. — А если тебя примут, ты сможешь подать заявку на финансовую помощь. О боже, Эшли, ты должна попытаться. С чего бы тебе заранее сдаваться?
Позже на той же неделе я отправилась в публичную библиотеку и принялась изучать варианты академического будущего, которое хотела для себя, но о котором даже не смела мечтать. Я устала разочаровываться, и мне казалось, что это чувство зарождается с желания чего-то. В нашей школе началась новая программа, в рамках которой выбирались несколько учеников, которые два раза в неделю в течение полудня посещали курсы в местном муниципальном колледже. Остальные три дня в неделю мы встречались с репетиторами, помогавшими нам с курсовой работой. Нас всех отобрали по результатам тестирования, и так как школа была маленькой, я знала всех участников этой программы. Занятия для нас были бесплатными, но баллы засчитывались и указывались в дипломе, если мы вдруг захотим получить его.
Я записалась на эту программу, чтобы настоять на своем. В первый день занятий моя тогдашняя учительница английского вывела меня в коридор и сказала, что знает, какова я на самом деле — специально общаюсь с умными детьми, чтобы избежать наказаний за свое грубое поведение. Она подробно описала, как я должна вести себя, если хочу остаться. Я сказала, что останусь, если она уберет палец от моего лица. Директор сказал, что я слишком умна, чтобы так «выпендриваться». А я сказала директору, что он нанимает на работу учителей, которые не любят детей.
То, что начиналось в средней школе как обычные проявления подросткового бунта против авторитарности, насколько это допустимо для чернокожей девочки, к старшим классам переросло в полное презрение к большинству учителей и администраторов. Было несколько учителей, которых я уважала и которые действительно любили меня и других учеников. Но все остальные, насколько я имела основания полагать, находились здесь лишь для того, чтобы утверждать свою власть неоправданно жесткими способами. К последним я относила и учительницу английского. С ней и с директором я конфликтовала с высокомерным видом и с напускной уверенностью. Я знала, что мама меня в подобной ситуации не поддержит, но в гневе мне это было безразлично.
Мама вставала на мою сторону, лишь когда учительница пыталась сказать, что книга слишком сложная или взрослая для меня, но такого не случалось со времен начальной школы. Теперь мама называла меня слишком хитрой.
— Тебе нравится испытывать терпение других, — говорила она, слегка отвернув голову и бросая на меня косые взгляды. — Ты просто любишь издеваться над людьми, пока у них не останется другого выбора, кроме как выкинуть что-нибудь совсем безумное.
Я попыталась было высказаться в свою защиту, но потом подумала обо всех, кто действительно слегка терял рассудок рядом со мной, и решила не врать. Нет, мама здесь мне не поможет. Я подумала о своей однокласснице, которую часто вызывали на разговор учителя. Когда они слишком ее доставали, она кричала: «Позовите моего отца! Позовите моего папу!» И хотя нам всем было уже по семнадцать лет, кто-то действительно звонил ему. Он всегда приходил в школу и вставал на сторону дочери. Мне это казалось смешным, но втайне я мечтала о чем-то подобном.
Остаток дня я просидела в классе, фантазируя о другой жизни, более счастливой, с лучшими учителями, книгами и с папой. Не с тем папой, который сидел в тюрьме, а с продолжавшим существовать там, куда я мысленно уносилась, когда мне требовался покой. За него я держалась, от него еще надеялась услышать слова о любимой маленькой девочке. Мне подумалось, что я могу всегда хранить внутри себя эту его версию и брать с собой в любое место. Может, мне и не нужно было бояться уезжать, добиваться чего-то большего. Если он существует в моей голове, то сможет найти меня где угодно.
Когда пришла пора, я подала документы в один муниципальный колледж, в Государственный университет Болла и еще в одно учебное заведение моей мечты. В тумбочке возле кровати матери я нашла налоговые документы — в том же ящичке, где иногда находила старые письма отца, содержание которых не помнила и которые вообще не предназначались мне. Мама сама посоветовала там поискать, когда я сказала, что мне нужны документы для заполнения чего-то под названием FAFSA. Так я узнала, что мать воспитывает четверых детей
