Зимнее лето весны - Дарья Донцова

– Эй, погодите! Это же детская зараза!

– Корь бывает и у взрослых. Тараканова, очевидно, где-то имела контакт с инфицированным больным.

– Стойте, я сейчас приеду!

– Вы не поняли! Состояние тяжелое, к тому же я не имею права допустить вас к больной, она источник инфекции.

– Уже лечу!

– Бессмысленно, носилки в машине.

– Куда ее поместят?

– В больницу имени Рожкова.

– Еду туда.

– Не нужно. Вас не пропустят.

– Меня?

– Слушайте! – возмутился врач. – Делайте что хотите, но я вам гарантирую: дальше справочной не пройдете. Сто раз вам повторять, что ли? Это инфекция! Карантин!

– Тараканова известная писательница, – выложил последний козырь Алик, – а я представитель издательства. Вы не имеете права! Поднимется скандал в прессе!

– Сколько угодно, – парировал доктор, – можете хоть президенту жаловаться. Пусть он указ издаст: «Не считать корь болезнью!», только и в этом случае карантин не снимут.

Трубка шлепнулась на тумбочку, доктор посмотрел на меня, я встала и пошла к машине.

В клинику меня, прикрытую одеялом до шеи, втащили на носилках. Симпатичная женщина в белом халате быстро оформила документы и вызвала санитара.

– Виола Тараканова, – сказала она мужчине с одутловатым лицом, который привез каталку, – второй этаж, четвертый бокс. Дима, ничего не перепутай!

– Когда я че не так делал? – икнул санитар, распространяя густой запах перегара. – Ща все тип-топ будет.

Я взгромоздилась на железную постель с колесиками, и Дима покатил ее по бесконечным коридорам.

– Чертова служба… – бубнил он, – ни поесть, ни поспать по-человечески… платят копейки, а требуют на миллион… Ну-ка, погоди тута!

Икнув в очередной раз, Дима припарковал «экипаж» у стены и исчез за дверью с надписью «Автоклавная». Я покорно лежала на спине, тихо радуясь, что меня не обрядили в ночную рубашку. Странные в этой больнице порядки. Накрыли меня противно-серым покрывалом, прямо в джинсах и пуловере, даже кроссовки не стянули, и сумка при мне осталась.

– Ну че, почапали? – весело поинтересовался Дима, выныривая в коридор.

Глаза санитара весело блестели, на щеках заиграл румянец. Похоже, в комнате, где стерилизуют инструменты, у алкоголика была припрятана бутылочка.

– Ну работенка… – опять занудил Дима, – отдыха никакого… который месяц на рыбалку хочу…

– Чего ж не едете? – подала я голос.

– Не отпускают, – пригорюнился санитар, – без меня тут работа встанет. Если Константин Семеныч, наш главврач, на неделю смоется – никто и не заметит. Вот у кого служба сладкая! Целый день ни хрена не делает, бумажонки подписывает. Ну нет его за столом, и че? Листков больше окажется, он вернется и разгребет. А я не заявлюсь, так весь коридор каталками заставят, люди погибать начнут без медицинской помощи. И кто тут самый важный? То-то и оно! В коридорах сразу и не разобраться, незнающий свезет больного человека вместо инфекции в травматологию, и че?

– А правда, что? – для поддержания разговора поинтересовалась я.

Дима хрюкнул.

– Помрет он!

– Да ну?

– Точняк. Врачи у нас дураки, а медсестрам все по хрену. Они за бесплатно даже не чихнут. Лежит в травме? Без гипса и гири? Значит, так надо! На все укоры у девок один ответ: врач указаний не давал, мы средний медицинский персонал, своего мнения не имеем. Тебе еще свезло, фамилия хорошая.

– Вы считаете, Тараканова благозвучная фамилия?

– Для жизни нет, – заявил Дима, – но для больнички супер. Хуже всего всяким Васильевым, Петровым, Ивановым. Их все путают. Ой, че бывает! Тута недавно, люди говорят, человеку зазря ногу отрезали. Он, Степанов, лежал с аппендицитом. А еще у них был Степанов с гангреной, ну и ошиблись маленечко. Здоровую ногу парню вместо аппендицита отпилили. Вот смех!

– Да уж, обхохочешься, – согласилась я.

Дима втолкнул каталку в небольшую комнату и велел:

– Переползай на кровать!

– На ней белья нет, – осторожно заметила я.

– Сразу ничего не бывает, – философски отметил Дима. – Сиди, придут когда-нибудь. Жди своей очереди, народу в больничке под завязку. Сортир в конце коридора. Ну?

– Что? – не поняла я.

– Ну? – повторил Дима и сделал выразительный жест пальцами.

Я открыла сумочку.

– Сколько?

– Счетчик от приемного покоя досюда бьет на пятьдесят рублей, – заявил санитар.

Глава 24

Схватив купюру, Дима испарился, я осмотрелась и обозлилась на Гарика. Неужели он не мог найти более приличное место для «хранения» Арины Виоловой? Конечно, идея спрятать меня от всех в недрах инфекционной больницы, куда не пустят посторонних, замечательная. Устраивая аферу, Гарик сказал:

– Полежишь пару деньков, почитаешь книжки. Заодно отдохнешь, а я пока подключу все свои возможности и непременно узнаю много интересного. Главное, сиди тихо. У того, кто задумал это дело, должна быть твердая уверенность: мадам Тараканова подхватила корь, опасную, между прочим, для взрослого человека заразу.

У Реброва, наверное, большие связи, он сумел организовать необходимое мероприятие за одну ночь, снял с меня все хлопоты. Теперь надо только ждать. Первый раз в жизни я столкнулась с человеком, который сказал мне:

– Вилка, спокойно, проблему я решу сам, выбрось ее из головы.

Обычно подобные слова произношу я, приученная с раннего детства рассчитывать лишь на собственные силы.

Глаза медленно осматривали палату. Ну и ну! На полу порванный линолеум, стены забрызганы подозрительными темно-коричневыми пятнами, окна посерели от грязи, похоже, последний раз их мыли еще до начала Второй мировой войны. В палате стоят две кровати, на одной навалены тюки с бельем для стирки, вторая предназначена для меня. Матрас жуткий, подушка омерзительная! И пахнет тошнотворно!

Стараясь не касаться мебели, я подошла к окну, обнаружила, что на нем нет шпингалета, и распахнула раму. Да уж! Первый этаж, а решетка отсутствует. Через пару метров от того места, где я нахожусь, шумит проспект. Ну ничего себе инфекционная больница! Сюда может пролезть любой! Подойди, открой окно, и пожалуйста – палата и в ней человек, начиненный бациллами. А вдруг у него экзотическая болезнь, какая-нибудь лихорадка Эбола? Тогда как?

Гарик, между прочим, обещал мне другие условия.

– Двухкомнатная палата с санузлом, – говорил он. – Не отель «Шератон», но вполне прилично, еду будут возить из ресторана, телевизор и дивидишник в наличии, книг тебе принесут, а вот телефоном не пользуйся, отключи аппарат, мне не звони, и я не смогу с тобой соединиться. Полнейшая секретность! Лежи. Спи. Ешь. Отдыхай. А я во всем разберусь. Палата будет заперта снаружи. И, извини, окон нет. У них строго – инфекционная больница, никого, кроме врача, не впустят.

А тут первый этаж… Минуточку! Врач, оформлявшая мои документы, сказала:

– Дима, вези ее в четвертую палату на втором этаже. – И еще добавила: – Смотри не перепутай!

А полупьяный Дима оставил меня на первом. Двухкомнатная палата люкс сейчас пуста! Я хотела выйти в коридор, найти приемный покой и попросить доктора исправить ошибку. Но притормозила на пути к двери. Конечно, идея Гарика выключить меня из расследования на первый взгляд кажется замечательной. С запертой на замок писательницей не случится ничего плохого, разве что ей поставят клизму в прямом смысле этого слова. Но почему я безоговорочно поверила Реброву? Отчего решила, что он хочет помочь мне? Мы встретились второй раз в жизни, никогда не были близкими людьми. По какой причине Игорь Александрович надумал взять шефство надо мной? Хочет переманить в свое издательство? Но он сам очень верно сказал:

– Ты не Достоевский, всего лишь один из авторов средней руки.

Почему столько хлопот и потраченных денег? Мне стало жарко. Вилка, ты дура! Гарик просто запудрил тебе мозги, убаюкал сладкими речами, а на самом деле он активный участник происходящего и теперь натурально посадил тебя под замок. Лена Напалкова, наверное, была права: издатель очень хитер. Еще он определенно умеет гипнотизировать собеседника, иначе почему я пошла за ним, как собака за хозяином? Просто бред, от которого сейчас, слава богу, я очнулась. Но зачем Реброву нужна я, Виолова?

Я потрясла головой. Так, на все вопросы следует отвечать по мере их поступления, не надо хвататься сразу за решение всех проблем, выстроим их по ранжиру и начнем.

Гарик решил изолировать слишком активную Вилку от окружающей действительности. Зачем? Чтобы провернуть некие дела, осуществить которые она мешала. Следовательно, издатель на стороне моих врагов. Ну ладно, я поступила по-идиотски, выложив массу с трудом добытых сведений постороннему человеку, прикинувшемуся другом, еще глупее было рассказывать ему о своем страхе. На данном этапе Ребров потирает ладошки, зная, что писательница, дрожа от ужаса, сидит в клинике и он может дальше вести свою игру.