Влюбленная Пион - Лиза Си
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со дня моей смерти прошло пять недель, и три части моей души разделились навеки. Одна часть осталась в теле, часть, блуждавшая по миру, полетела к табличке, а та, что очутилась в загробном мире, прибыла к Наблюдательной террасе потерянных душ. В этом месте мертвых переполняет такая глубокая печаль и тоска, что им разрешается в последний раз взглянуть на родной дом и послушать, что говорят их домашние. С огромного расстояния я рассматривала берег Западного озера и наконец разглядела родительский дом. Сначала я видела будничные происшествия: слуги опорожняли ночной горшок моей матери, наложницы спорили из-за блюда в форме головы льва, дочь Шао прятала образцы вышивки меж страниц моей копии «Пионовой беседки». Но потом я увидела, как горюют мои родители, и почувствовала острые угрызения совести. Я умерла из- за излишка цин. Я оставила этот мир, потому что охватившие меня чувства подорвали мои силы и затуманили мысли. Я видела, как плачет мама, и понимала, что она была права. Мне не следовало брать в руки «Пионовую беседку». Пьеса заставила меня испытать слишком сильную страсть, отчаяние и надежду, и потому я оказалась здесь, расставшись со своей семьей и мужем.
Папа был старшим сыном, и потому именно он проводил все ритуалы. Его главный долг и ответственность состояли в том, чтобы убедиться, что я похоронена по всем правилам, а на мою дощечку поставлена точка. Мои родственники и слуги приготовили новые жертвенные дары из бумаги — все те вещи, которые могли понадобиться мне в моей новой жизни. Они сделали для меня одежду, еду, дом и книги, чтобы у меня было хоть какое-то развлечение, но они не принесли мне паланкин, потому что мама не хотела, чтобы я даже после смерти покидала свой дом. Незадолго до моих похорон бумажные жертвы были сожжены на улице. С Наблюдательной террасы я смотрела на то, как Шао била палкой по огню и листкам бумаги: это было нужно для того, чтобы отогнать духов, желавших завладеть моей собственностью. Моему отцу следовало приказать делать это одному из моих дядей и велеть ему не жалеть сил, а мама должна была просыпать рис по краям костра, чтобы отвлечь внимание алкавших пищи голодных духов. Шао не удалось отогнать духов, и они украли почти все мои вещи. Мне мало что досталось.
Когда мой гроб поднесли к входным воротам, я увидела Жэня. Второй дядя разбил над моей головой надтреснутую кружку. Это был знак того, что отныне я смогу пить только ту воду, которую пролила за свою жизнь. Я возрадовалась. Во всех уголках усадьбы запускали петарды: они должны были прогнать пришедших за мной злых духов. Меня положили в паланкин — не в красный, как на свадьбе, а зеленый, символизировавший смерть. Процессия двинулась вперед. Дяди разбрасывали бумажные деньги, чтобы обеспечить мне право на вхождение в загробный мир. Жэнь, склонив голову, шел между моим отцом и чиновником Тан. За ними двигались носильщики паланкинов. В них сидели моя мать, тети и двоюродные сестры.
На кладбище гроб положили на землю. Тополиная листва шелестела на ветру, словно исполняя песню призраков. Мама, папа, тети, дяди и сестры подняли по горсти земли и бросили ее на гроб. Когда земля накрыла лаковую поверхность, я почувствовала, что треть моей души навсегда отринута от меня.
Я смотрела и слушала, стоя на Наблюдательной террасе. Они не совершили церемонию брака с призраком. На могиле не стали устраивать банкет. А ведь он помог бы мне представиться новым друзьям в загробном мире и заручиться их поддержкой. Мама так ослабела от горя, что тетям пришлось подсадить ее, чтобы она вскарабкалась в паланкин. Папа шагал во главе процессии, а Жэнь и чиновник Тан шли рядом с ним. Долгое время все молчали. Что можно сказать в утешение отцу, потерявшему свое единственное дитя? Как успокоить жениха, который расстался с невестой?
Наконец чиновник Тан обратился к моему отцу:
— Не только ваша дочь попала под сильное влияние этой ужасной оперы.
Что за странное соболезнование?
— Но она любила ее, — пробормотал Жэнь. Мужчины удивленно уставились на него, и он добавил: — Я слышал, что так говорили о вашей дочери, господин Чэнь. Если бы я имел счастье жениться на ней, я бы никогда не запрещал ей наслаждаться оперой.
Мне сложно описать, что я чувствовала, когда смотрела на него. Ведь совсем недавно мы сжимали друг друга в объятиях, сочиняли стихи, и между нами бежал поток цин. Его скорбь была искренней, и я вновь пожалела о том, что была так глупа и упряма, ведь это закончилось так печально.
— Но она умерла от любовного томления, совсем как та несчастная девушка из оперы! — резко ответил чиновник Тан. Видимо, он не привык к возражениям.
— Действительно, жизнь часто подражает искусству, и не всегда это подражание благотворно, — согласился отец, — но мальчик прав. Моя дочь не представляла жизни без слов и эмоций. А вам, господин Тан, неужели вам никогда не хотелось посетить женские покои и окунуться в глубину цин!
Прежде чем чиновник Тан открыл рот, Жэнь заметил:
— Ваша дочь не лишилась слов и эмоций даже сейчас, господин Чэнь. Две ночи подряд она навещала меня в моих снах.
«Нет!» — закричала я, стоя на Наблюдательной террасе. Разве он не понимает, к чему приведет его откровенность?
Отец и чиновник Тан встревоженно посмотрели на него.
— Это правда, мы встречались, — продолжил Жэнь. — Несколько ночей назад мы были вместе в вашей беседке Любования Луной. Когда она впервые пришла ко мне, ее волосы были уложены в свадебную прическу, а рукава жакета вышиты узором «крылья зимородка».
— Ты очень точно описываешь ее, — согласился мой отец, а затем с подозрением спросил: — Но как ты узнал ее, если вы никогда не встречались ранее?
Неужели Жэнь выдаст наш секрет? Неужели он опозорит меня в глазах моего отца?
— Мне подсказало сердце, — объяснил Жэнь. — Мы вместе сочиняли стихи. Паренье в облаках как бесконечный сон... Когда я проснулся, то записал восемнадцать стихотворений.
— Жэнь, ты еще раз доказал мне, что не боишься своих чувств, — произнес мой отец. — Я не мог бы желать лучшего зятя.
Жэнь полез в рукав и вытащил несколько сложенных листов бумаги.
— Я подумал, вам захочется их прочитать.
Жэнь поступил прекрасно, но он сделал ужасную, почти неисправимую ошибку. При жизни я не раз слышала, что если покойник является кому-нибудь во сне и этот человек рассказывает об этом, или, еще хуже, показывает другим слова, написанные призраком, то тот навсегда исчезает. Поэтому духи лисицы, призраки и даже бессмертные умоляют своих земных возлюбленных не рассказывать миру об их существовании. Но люди не умеют хранить секреты. Это противоречит человеческой природе. Конечно, дух, какой бы облик он ни принял, не исчезает, ведь он и так находится в конце пути. Куда ему идти? Но он теряет способность навещать живых во сне. Я была вне себя от горя.