Записки невесты программиста - Алекс Экслер

Как ни странно, после этого все приглашения мы напечатали за каких-то двадцать минут. С момента начала этой эпопеи прошло примерно двое суток. Если бы я открытки заполняла на обычной пишущей машинке, у меня на это ушло бы где-то часа полтора. Поэтому когда Серега заикнулся о том, что гостевые карточки, которые надо подготовить, чтобы во время свадьбы указать гостям свои места за столом, он сейчас быстренько сделает на компьютере, возник небольшой скандал, после чего Серега от своего предложения благоразумно отказался.

С моим платьем, к счастью, вопрос решился без Серегиного участия. Папулька отвел меня к своей знакомой портнихе, заплатил ей денег, и она довольно быстро сшила миленькое платьице — как раз такое, какое я и хотела. Однако Серега, когда я ему об этом сказала, вдруг начал строить из себя черт знает что и заявил, что он не позволит принимать решение в таком важном вопросе, как свадебное платье без длительных консультаций с его светлой персоной. Пришлось тащиться с ним к портнихе и показывать еще не до конца доделанное платье.

Главное, что меня возмутило: дома он орал, как крокодил во время испытательного полета, что не позволит принимать решение без себя, но когда я предложила тут же отправиться к портнихе, чтобы это платье посмотреть, он сразу потух и заявил, что сегодня не может, потому что ему надо срочно доделывать программу, и он будет сидеть всю ночь, а завтра не может, потому что ему после ночной работы надо выспаться. Но я в ответ заявила, что если он не сможет завтра, тогда следующий шанс посмотреть платье у него будет уже на свадьбе, поэтому Серега покривился, поохал, жалуясь на свою суровую программистскую жизнь и тяжелое психологическое давление со стороны единственной невесты, но согласился.

К портнихе он тащился с такими стенаниями, что от нас шарахались все прохожие. Я даже пожалела, что затеяла данное мероприятие, хотя происходило это все по его просьбе. У портнихи мой благоверный проявил себя во всей красе: уселся на диван, разыгрывая из себя богатого купца, типа Вожеватова, однако по виду и манерам он больше смахивал на Карандышева. Пока я надевала платье, Серега заснул, нервно подергивая во сне руками. Мы с портнихой его разбудили, колотя здоровенными ножницами по ведру, он проснулся и сначала никак не мог понять, где находится. Но затем пришел в себя и заявил, что платье никуда не годится. Портниха при этих словах чисто рефлекторно щелкнула в воздухе своими огромными ножницами. Серега намек понял сразу и поправился, что, мол, платье шикарное и сшито просто отлично, но ему не нравится белый цвет. Мы с портнихой хором заорали, что всегда и во все времена невесты выходили замуж в платьях белого цвета, но Серега сказал, что его невеста должна быть всем невестам невеста, поэтому он согласен на любой цвет и любой фасон, кроме белого. Белый цвет, сказал Серега, напоминает ему белоснежные страницы Word-а, а он, видите ли, ненавидит набивать текст на компьютере, поэтому у него от белого платья рождаются плохие ассоциации.

Портниха очень выразительно посмотрела на меня — мол, подруга, ты действительно за ЭТОГО решила замуж выйти? — на что я в ответ, со вздохом, кивнула и вслух сказала, что сейчас что-нибудь придумаем. После краткого обсуждения ситуации, во время которого Серега снова заснул, было решено, что мы еще успеем дополнительно сшить красно-белое (мой любимый цвет) платье без особых наворотов. Растолкав Серегу, я ему предложила следующий компромисс: в загс я отправляюсь так, как полагается — в белом платье, а на свадебном застолье буду в красном. Серега оживился и сказал, что красное платье он одобряет целиком и полностью, потому что красный цвет ему напоминает о Линуксе, а белый в загсе как-нибудь переживет, потому что все равно день испорчен.

Но мое платье — это еще полбеды. Основные бои развернулись на жениховских направлениях — то есть по поводу его свадебного костюма. Серега почему-то вбил себе в голову, что ему, видите ли, «не прикольно» быть на свадьбе в нормальном костюме. На мой вопрос, почему ему «прикольно» было в таком костюме приходить просить моей руки, но уже «не прикольно» быть в нем на свадьбе, благоверный объяснил, что руки он просил наедине со мной и папулькой с мамулькой, а на свадьбе в большом количестве будут его любимые «фидошники», которые настолько привыкли видеть Серегу в одних и тех же черных джинсах и программерском свитере, что могут не пережить вида смокинга и начнут себя плохо вести. На мою просьбу расшифровать, что именно подразумевается под термином «плохо вести», Серега поджал губы и сказал, что это лучше даже и не расшифровывать.

Но я отступать не собиралась, поэтому сразу заявила, что если он не хочет на свадьбу прилично одеться, то может и не одеваться, но тогда свадьбу чур проводить без меня. Серега в ответ на это завел длинную волынку о том, что, мол, нельзя вот так сразу рубить сплеча, и что лучше мы будем как американцы, у которых принято все проблемы сначала обсуждать, а потом уже решать с помощью адвокатов, и что он предлагает мне сначала высказать мои пожелания, затем он выскажет свои пожелания, после чего я должна скорректировать свои пожелания относительно его пожеланий, а он должен скорректировать свои пожелания относительно моих пожеланий. И тогда все будет тип-топ, заявил Серега, потому что, дескать, у американцев после этих обсуждений всегда все становится тип-топ. Ну, или они разводятся, если пожелания не корректируются.

Кстати, я уже не в первый раз замечаю, что он иногда становится удивительно нудный. Что за манера — под все подводить какую-то базу и действовать исключительно под воздействием разума, а не чувств? На что нам вообще даны чувства, если мы с помощью них не можем принимать решения? Зачем мне вообще обсуждать с ним вопрос, может ли он на свадьбе быть не в костюме, а черт знает в чем? Конечно не может! Чего тут обсуждать? Вопрос не в том, что я навязываю ему свое мнение. Никакое мнение я вовсе не навязываю. Ему просто предлагается обычная альтернатива: или свадьба не в костюме и без меня, или свадьба в костюме и со мной. По-моему, очень логично, и нечего тут обсуждать.

Какие компромиссы могут быть в такой ситуации? Разве тут возможно половинчатое решение? Или нужно согласиться с тем, что он придет в костюмных штанах и свитере, а от меня на свадьбу заявится моя нижняя или верхняя половина?

Все это я ему заявила со свойственной мне прямотой. Серега в ответ надулся и сказал, что нам придется очень тяжело в совместной жизни, раз я не умею идти на компромисс. Я в ответ сказала, что какая есть — такая есть, и что он еще имеет шанс все переменить, раз я ему не подхожу. Серега совсем надулся, засопел, но ничего так и не сказал. Я немного подождала, но видя, что он не намерен сегодня больше выступать ни с какими программными заявлениями, ушла домой.

Дома, впрочем, тоже было не все в порядке. Родители, как выяснилось, внезапно осознали, что их единственная дочурка — вот ужас! — выходит замуж, причем не просто выходит замуж, а еще уходит жить к мужу. А это означает, что она отныне не будет ругать папульку, когда он по пятницам заявляется домой сильно веселый после покера и часами смотрит на кухне телевизор, хотя телевизора на кухне сроду не было, что дочка теперь не будет по утрам препираться с мамулькой на тему — можно ли взять поносить мамулькин джемпер в качестве платья, и что некого теперь будет ругать по вечерам за поздние приходы домой и часовые разговоры по телефону.

Все-таки, они у меня странные. Радоваться же надо, что они теперь заживут в свое удовольствие. Но они почему-то загрустили. Даже папа Боря загрустил, хватается за сердце и пьет литрами валерьянку, перемежая это дело стопками текилы, чтобы, как он говорит, выровнять давление. А у мамульки вообще глаза на мокром месте. Ходит по кухне, трет тарелки и промокает глаза кухонным полотенцем, которое, между прочим, уже месяц как не очень чистое.

Я поначалу на этот разброд в рядах бойцов особого внимания не обращала, но затем вышла на кухню и призвала всех к ответу…

— В чем дело? — резко спросила я, зная, что с моими родителями никаких предварительных ласк перед серьезным разговором делать не нужно.

— Дочь покидает родительский дом, — немного помолчав, объяснил папа Боря, после чего накапал себе валерьянки и запил ее стопкой текилы.

— Текилу надо закусывать лимоном, — объяснила я.

— Поучи отца, поучи! — С папы Бори сразу слетела грусть. — Я в валерьянку насыпал соли и накапал лимонной кислоты. Так что все учтено великим ураганом.

— Ир, — подала голос мамулька, и голос ее предательски задрожал. — Если тебе с ним будет плохо, ты сразу к нам обратно прибегай. Мы тебя всегда обратно примем, ты не думай.

— Да я и не думаю, — пожала плечами я. — Конечно примете. Я же здесь прописана.

Жестокий приемчик, конечно, но мамулька сразу перестала рыдать и посмотрела на меня возмущенным взглядом.