Оборванные нити. Том 1 - Александра Маринина

— Ну да, — кивнул Георгий, наливая воду в электрический чайник.

— И что оказалось?

— Да ничего особенного. Повреждений нет, асфиксия, наверное, или СВДС.

Опять СВДС — синдром внезапной детской смерти! Сергей вспомнил свои споры с матерью, несчастную Красикову, отравившуюся уксусной эссенцией. Диагностическая помойка. Когда неохота возиться — ставим СВДС, и никаких вопросов. Или асфиксию мягким предметом, под которым, как правило, подразумевается молочная железа матери. Пресловутое «присыпание», на которое тоже очень удобно свалить смерть ребенка, если он спал вместе с мамой. А если ребенка все-таки убили умышленно? Или имела место врачебная ошибка при лечении какого-нибудь заболевания?

— Какая асфиксия? — спросил он Георгия.

— Ну какая-какая… Механическая обтурационная, какая же еще? Мягким предметом, вероятно. Во всяком случае, признаков аспирации пищевых масс я не нашел.

Механической обтурационной асфиксией именовалась асфиксия от закрытия, например, ладонью отверстий носа и рта.

— А признаки асфиксии нашел? Странгуляционную борозду или следы пальцев на шее?

Георгий посмотрел на него как на недоучку и хмыкнул, дескать, элементарных вещей не понимаешь, а еще экспертом называешься.

— Я же тебе ясно сказал — асфиксия мягким предметом, а не рукой, какие там следы? Никаких следов не остается.

— Как это — не остается? Ты кожу «маской» снимал?

На этот раз Георгий смотрел на Сергея как на инопланетянина.

— Чего? Какой «маской»? Ты о чем?

— А ты не знаешь, что при вскрытии трупа ребенка нужно кожу с лица снимать «маской» и послойно исследовать? Тебе никто об этом не говорил? Или ты благополучно забыл о том, что вскрытие трупа взрослого и вскрытие трупа младенца проводятся по разным методикам? — Саблин повысил голос и едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. Халтуры и безграмотности он не терпел и моментально впадал в ярость, сталкиваясь с их проявлениями.

Георгий вытащил из шкафа коробочку с пакетиками чая, положил два пакетика в свою чашку и со стуком поставил ее на стоящий возле окна в углу комнаты низкий столик Потом подошел вплотную к столу Саблина.

— Знаешь что, друг ситный, я в экспертизе четвертый год, и не тебе меня учить. Я вскрываю так, как вскрываю. А если ты такой умный, то иди и сам снимай кожу с лица «маской» у грудного ребенка. А я постою рядом и посмотрю, как ты это будешь делать. И самое главное — что ты будешь делать после этого, как спать будешь, как есть, как с женой трахаться, как дочку свою целовать. У нас любителей вскрывать детские трупы отродясь не водилось, от этой работы все бегут как от чумы и стараются сделать побыстрее, чтобы головой не тронуться. Но ежели ты за свою голову спокоен, я с удовольствием пойду к Куприянову и скажу, что ты убедительно просишь все детские трупы расписывать тебе. Хочешь? Всеволод Маркович будет счастлив, что у него в подчинении, наконец, начал работать клинический идиот.

Всеволод Маркович Куприянов был заведующим отделением экспертизы трупов в Московском Городском Бюро судебно-медицинской экспертизы. Если проще и короче — заведующий танатологией. А за глаза, среди подчиненных, — Куприян.

Сергей понял, что еще чуть-чуть — и он ударит Гошу. Причем ударит больно. И кончится все это плохо.

— Хочу, — сквозь зубы процедил он. — Иди к Куприяну и скажи ему все, что считаешь нужным. А пока ты не пошел и не сказал, пока труп ребенка расписан не мне, а тебе, поделись-ка опытом: как ты сейчас собираешься обосновывать асфиксию, если ты толком исследование не провел?

Гоша с облегчением принялся пить чай, настороженно посматривая на Сергея. Похоже, намерение Саблина устроить мордобой было очевидно и для Телеша, и он тихо радовался, что конфликт потихоньку угасает без физических травм.

— Да я и не собираюсь ничего такого обосновывать, — он старался говорить мирно, но голос предательски подрагивал от напряжения, и Саблин понял, что Гоша затаил злобу и прощать настырного коллегу не намерен. — Асфиксию ставить не буду, поставлю СВДС — и никаких проблем. Все так делают.

До самого вечера Сергей пытался взять себя в руки, успокоиться и понять, с чего вдруг он так вызверился на Георгия Телеша. В памяти всплыла старая история, имевшая место еще тогда, когда он после окончания школы и провала при поступлении в институт работал санитаром в реанимации.

…Женщина, отравившаяся зоокумарином, поступила и скончалась во время Серегиного дежурства. Дежуривший в этот день в одной с ним смене пятикурсник, тот самый, который рассказывал всякие ужасы про работу судебных медиков, подрабатывал еще и фельдшером на «Скорой», и когда женщину еще только доставили, сначала охнул недоверчиво, потом глянул документы и покачал головой:

— Вот же бывают в жизни совпадения! Я ведь две недели назад к ней домой выезжал на смерть ребенка.

— А что там случилось? — с любопытством спросил Серега, которому все было интересно.

Пятикурсник рассказал, что когда приехала «Скорая», четырехмесячный малыш лежал на диване, на спине, абсолютно чистый, без признаков жизни, с частичным трупным окоченением. Врач констатировал, потом зафиксировал смерть ребенка и спросил мать, что случилось. Та, не вполне трезвая, начала сбивчиво рассказывать, что вечером все легли спать, малыш лежал в детской на нижнем ярусе двухъярусной кровати, на верхнем ярусе спал старший сынишка девяти лет, родители спали в другой комнате. Проснувшись утром, обнаружили, что ребенок лежит на полу в детской и не дышит. Мать схватила ребенка, перенесла его в другую комнату, положила на диван. Врач осмотрел тело и никаких видимых повреждений не обнаружил. В итоге поставил посмертный диагноз — «синдром внезапной детской смерти», вызвал опергруппу, дождался работников милиции и убыл, оставив им сигнальный лист.

Прошло дней десять, и медбрата-пятикурсника, который выполнял в тот день функции фельдшера линейной педиатрической бригады «Скорой помощи», вызвали к следователю. Врача, как оказалось, вызывали накануне. Пятикурсник всю голову сломал, пытаясь догадаться, что у него будут спрашивать, а когда узнал — удивился еще больше, ведь неясные причины смерти младенцев редко у кого вызывали вопросы, тем более у работников прокуратуры. А вот у этого следователя, строгой худощавой женщины с недобрым лицом, вопросов оказалось немало, и несчастный фельдшер-медбрат весь взмок, описывая подробности событий десятидневной давности. Особенно следователя интересовало, как вели себя родители малыша, как выглядели, что говорили. Парень добросовестно рассказал все, что удалось вспомнить.

— И ты представляешь, что оказалось? — Его глаза горели от возбуждения. — Эта идиотка отправила мужа на работу в ночь, а сама пригласила подругу и уселась с ней водочку кушать. Начали где-то часов в десять вечера, детей уложили — и давай квасить. А малыш проснулся и начал плакать и кричать. Ну, мамашке-пьянице это не понравилось, ей ведь о мужиках да о сериалах поговорить хочется с задушевной подружкой, а тут ребенок орет, сосредоточиться на сплетнях не дает. Она его на руках поносила-поносила, тот не успокаивается, так она разозлилась, рот ему рукой зажала и орет: «Да заткнешься ты когда-нибудь, выродок!» Малыш затих, мать обрадовалась, положила его в комнате на диван и давай дальше на кухне водку пьянствовать. На рассвете подруга все-таки ушла, а мамашка прилегла поспать на диване. А там ребенок лежит, прямо посередине, лечь мешает. Она его и подвинула чуток. И уснула. Даже не заметила, что малыш не реагирует, не просыпается. Когда муж с ночной смены вернулся, то обнаружил жену слегка проспавшейся и несколько нетрезвой, а ребенка — мертвым. Она мужу-то ничего не сказала про то, что закрывала сынишке рот рукой, чтобы он ей не мешал радоваться жизни, наврала, что он упал со своей кровати, она его нашла, подняла и на диван перенесла, а так как была сонная, то не разобралась, когда ребеночек помер, то ли после того, как она его на диван уложила и уснула, то ли раньше, когда с кровати упал. Муж поверил. Вызвали «Скорую», нам все то же самое рассказали. Наверное, ментам, когда те приехали, слово в слово повторили. А потом правда вскрылась. Во как бывает!

Семнадцатилетний Серега с замиранием сердца слушал эту невероятную историю. Надо же, ведь преступление могло остаться не то что нераскрытым — о нем никто и не узнал бы, если бы не нашелся человек, который решил заглянуть чуть поглубже и разобраться в том, что произошло. И все считали бы, что ребенок умер сам по себе. Именно так объяснил пятикурсник неопытному Сереге смысл термина «синдром внезапной детской смерти».

— Так что, ты думаешь, мать поняла, что ее посадят, и с перепугу отравилась зоокумарином? — спросил Серега.

Тот посмотрел на младшего товарища снисходительно и ответил: