Гнилое яблоко - Ната Фокс

Встав в полный рост, Гельгар поддался гравитации и рухнул вперёд лицом прямо в воду. Леон зажмурился, чтобы брызги от воды не попали ему в глаза.

Но брызг так и не было.

Аустер открыл глаза. Гладь воды оставалась идеально ровной, на глубине тускнел тот же свет, что был вокруг пальцев Ярико. Внутри он почувствовал дрожь от волнения смешанного с паникой после бурной ночи несостоявшейся казни.

– И почему я всë время слепо тебе доверяю…

Леон не стал долго ждать, прижал руки по швам, зажмурился изо всех сил и тоже поддался гравитации, падая прямо в воду.

Только теперь это не вода, а портал, и ощущения были соответствующие.

2

Вдохнуть Леон смог только на другой стороне. Глубокий вдох, затем такой же глубокий выдох. И почувствовал, как его крепко схватили за руку.

– Испугался? – раздался игривый голос друга. Только звучал он несколько иначе: будто стал на полтона выше, и каждое слово отдавалось едва уловимым звоном.

– Я начинаю привыкать, – уже спокойнее ответил Леон. Его голос звучал с такими же странностями: чуть выше и едва заметно звенел.

Пространство, в которое они попали, было светлым, приятным и чистым. А ещë тихим. Настолько, что они слышали треск вдали, вперемешку со звоном ветряных стеклянных колокольчиков. Только как они могли звенеть, если здесь не было ветра?

Это место не похоже на межмирье. Пространство между мирами мрачное, тëмное, с множеством порталов и дверей в другие миры, а это – слишком чистое, упорядоченное. Всë здесь будто состояло из стекла. Или лучше сказать…

Из зеркал.

Огромное множество упорядоченных зеркал: какие-то из них светились и показывали картины других измерений, а какие-то «потухли», став серыми, бесцветными. Ярико шëл впереди, цокая копытами по дорожке, выложенной осколками зеркал, точно мозаикой. Мозаичная зеркальная тропа.

– Мы в Лабиринте отражений, – сказал он, зная, что его спутник собирается поинтересоваться.

– Это тоже часть межмирья?

– Это измерение… отличается от межмирья. Они существуют параллельно друг другу. Только вот Лабиринт отражений – это чëткий путь, с поворотами и тропами, который создался сразу, как только появились отражающие поверхности. Это место соединяет все отражения между собой.

Леон уставился себе под ноги, замечая, как на кусочки зеркальной мозаики капает кровь из перевязанной раны на хвосте Ярико. Значит, даже у отражений есть своë измерение. Интересно, а у снов подобное присутствует? Или они не выходят за пределы разума человека?

Леон так и не успел задать свой вопрос, они остановились. Ярико замер, вместе с ним и человек, вглядываясь вперëд, на перекрëсток зеркального коридора.

И увидел тонкий, едва различимый силуэт – поймать взглядом его возможно лишь из-за бликов, исходящих из соседнего зеркала. Нечто желеобразное, имеющее пару деформированных конечностей, медленно проползло в правый проход, издавая тошнотворный тихий хрип с мычанием. В тишине, сквозь звон ветряного колокольчика, они звучали слишком неестественно, громко и противно. Лео поблагодарил судьбу за то, что желеобразное нечто с выпяченными кусками тел было почти прозрачным, и он не увидел того, чем было это существо.

Закрыв рот рукой, Лео последовал за Ярико, хватаясь за плечо друга. Он боялся произнести хоть что-то, опасаясь, что его голос мог быть слишком громким, и тварь их услышит.

– Можешь выдохнуть, – хохотнул Ярико. Он вновь вëл их вслепую, полагаясь только на слух. – У него давно отвалились уши.

Лео по команде выдохнул, но сделал это тихо.

– Что это?

– Когда-то это были живые существа. Но они попали в Лабиринт и пробыли здесь слишком долго. Отражения меняют сущность, а затем и тело любого существа, попавшего сюда. Они становятся бесформенными тварями, охраняющими Лабиринт отражений от непрошенных гостей.

Ярико хмыкнул.

– Мы любим называть их «жижей».

Леон оглянулся. Часть Жижи скрылась за поворотом, а звуки затмили трели колокольчиков.

– Живыми?..

– Ага. Не бойся, нам такое не грозит. Это живое месиво здесь находится уже минимум дня три. Не смог найти выход, бедняга.

Однако жалости в его голосе не было ни капли.

Друзья прошли несколько поворотов молча. Леон не хотел нарушать тишину Лабиринта, а Ярико был сосредоточен на своих обязанностях проводника. Вместо этого Аустер принялся смотреть по сторонам и разглядывать плывущие картинки: птицы летели над деревьями, колыхался рогоз со стрекозой на одном из коричневых плодов; дети играли под палящим солнцем, прыгали по шахматным клеточкам на большой площадке, размахивая лапами и крылышками; девушки шушукались между собой, подталкивая друг друга расчëсками; женщина вытирала горючие слëзы, расплетая тугую причëску.

Леон остановился возле последнего «окна». Женщина показалась ему знакомой, а рассмотрев поближе, он не смог сдержать вскрик:

– Мама!

Взволнованный Ярико вернулся на два шага.

– Что ты кричишь? Тебя даже стражники из другого мира услышат!

– Но это моя мама! – Леон указал прямо на женщину в «окне». Сердце его затрепетало.

Ванесса тяжело вздохнула, вытирая с щëк потëкшую тушь. Синяки под еë глазами стали ещë глубже, женщина давно потеряла сон. Она повернулась лицом к зеркалу, посмотрела будто бы прямо на Леона и что-то беззвучно произнесла. Ярико не услышал, но Леон знал. Коронная фраза его матери: «всë наладится». Она так часто еë произносила, что иногда Лео слышал еë у себя в голове.

«Всë наладится».

Ванесса улыбнулась отражению, и у Леона больно защемило в груди. Он потянулся руками к окошку, желая высунуть хотя бы голову, сказать, что он в полном порядке. Но Ярико его опередил.

– Ты что, дурень! – он оттянул парня подальше от окна в его дом. – Тебе всю часть тела оторвëт, если пролезешь в зеркало не своего размера!

В груди до слëз болело, Леон сопротивлялся и пытался добраться до живого портрета матери. Но в душе понимал, что Ярико прав. Он не знает законов этого измерения, и любая ошибка будет стоить ему жизни.

И тогда такое выражение лица запомнится ему до самой скорой кончины.

Успокоившись, Леон отпихнул от себя Ярико и сел на корточки, обхватив колени руками. Он слегка дрожал, сжимая губы и пальцы, так сильно, что костяшки побелели.

Ярико присел рядом и погладил его по волосам и спине.

– Мама… – шептал Лео.

– Что?

– Мама никогда при мне не плакала. Не могу вспомнить, когда последний раз видел еë такой. Всë из-за меня…

– Ты не виноват, – почëсывая друга по волосам, сказал Ярико.

Леон поднял голову