Дипломатическая тайна - Лев Никулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же день королевский посланник согласно установившимся пятнадцатилетним традициям в вежливо-снисходительном тоне назначил главе нового правительства час, в какой ему разрешалось посетить королевского посла.
На это письмо ответа не последовало. По истечении трех дней сэр Роберт Кетль отправил второе письмо, в котором выражал желание сам посетить главу правительства и назначал свой визит в одиннадцать часов утра. На это письмо был получен довольно сухой ответ. Глава правительства выражал желание побеседовать с господином королевским послом (здесь даже не перечислялись полностью все титулы сэра Роберта Кетля, как того требовали дипломатические приличия), но не в одиннадцать, а в шесть часов утра. Письмо было подписано комиссаром по иностранным делам.
Возвращаясь в посольство, сэр Роберт Кетль, скорее желтый, чем бледный, явно раздраженный, все-таки сумел дать себе отчет в своих чувствах.
— Ужаснее всего, — сказал он, морщась от боли, наклоняясь к майору Герду, — ужаснее всего то, что он говорил со мной как равный с равным.
ГИФТ — ПЕРВЫЙ. ГЕРД — ВТОРОЙ И КОНЕЦ
На следующий день, после того как прилетел курьер королевского министерства, сэр Роберт Кетль вызвал к себе майора Герда. Роберт Кетль сидел среди груды распечатанных конвертов, и лицо его выражало полное изумление. Он положил перед майором Гердом бумагу, которая была причиной этого неподдельного изумления.
Майор Герд прочел о том, что приказом военного министерства он переводится в Мозамбик командиром роты колониальных стрелков и что ему надлежит выехать в распоряжение начальника экспедиционного корпуса в Мозамбике.
Ничего не понимая, они смотрели друг на друга. Сэр Роберт Кетль с явным сочувствием пробормотал:
— Здесь еще письмо вам от уважаемого лорда Эшера, может быть…
Он хотел сказать, что, может быть, в этом письме старшего брата майора Герда заключается разгадка.
Разгадка действительно была в нем.
“До сего времени, — писал лорд Эшер, — я имел возможность справедливо гордиться вами, ценя вашу полезную и почетную службу. Однако то, о чем меня уведомил мой друг, ныне заведующий королевским осведомительным департаментом, привело меня в полное недоумение и послужило причиной самого горького разочарования. Ваш начальник имеет неопровержимое показание, письмо некоей Люси Энно, из которого ясно, что вы совершили преступление по должности, недостойное звания офицера королевской армии и джентльмена. Эта завербованная вами агентка представила доказательства в том, что вы состояли с ней в связи и что в Константинополе вы сделали ей ценный подарок, который, разумеется, ввиду незначительности ваших личных средств, не мог быть оплачен иначе, чем из отпущенных вам сумм на секретную работу. Сумма эта и была указана вами как расход на работу, которая была поручена вам. Все денежные расчеты по этой работе, как вам известно, являются вопросом чести и особого к вам доверия. К моему глубокому прискорбию, вы этого доверия не оправдали, и мне стоило большого труда убедить моих друзей ради чести нашей семьи ограничиться по отношению к вам служебным понижением и переводом в колониальные войска в Мозамбик”.
Письмо дрожит в руках майора Герда, он тяжело опускает голову на руки, и на один миг перед его глазами всплывает Константинополь, комната в отеле, спущенные шторы, обнаженная женщина, и он чувствует холодные, острые грани четырехугольного голубого бриллианта, который больно впивается в грудь и оттискивается красным болезненным следом. Только теперь он чувствует эту боль и понимает ее.
Вечером в ресторане “Гранд-отель д’Ориан” он сидит в углу, за тропическими растениями, у эстрады музыкантов. Бутылка абсента, рюмка и сразу постаревший, желто-восковой человек.
По-прежнему играет неаполитанский оркестр. Отель переполнен европейскими туристами. Гюлистан и революция — для этого стоит перелететь океан и материк.
Великолепной развинченной походкой подходит Жак Маршан. Герд отвернулся. Он не хочет его видеть. Но Жак Маршан, чьи телеграммы занимали две недели подряд первую страницу “Экссельсиора”, не может отказать себе в удовольствии поразить новостью самое осведомленное лицо в Мирате. Он бросает трость, шляпу и перчатки и садится рядом…
— Приятная новость… Мадемуазель Люси Энно здесь.
Эффект превосходит ожидания. Майор вздрогнул, заметная перемена в лице…
— Здесь, в Мирате, в отеле… комната 26…
— В самом деле?…
Майор наливает еще рюмку абсента и пьет одним глотком.
Жак Маршан замечает, что он не особенно расположен к дружеской, легкой беседе. Он уходит, унося трость, шляпу и перчатки, несколько обиженный и любопытный.
Майор Герд допивает бутылку и поднимается в отель.
Комната 26.
Не стучась, он пробует открыть дверь. Длинная, узкая комната, законченная мавританским окном.
Над Миратом уже вечер, только на вершинах горных цепей желто-золотой закат.
С неаполитанской серенадой оркестра в ресторане переплетается маленький гулкий барабан туземного музыканта и захлебывающийся юношеский голос певца у водоема в караван-сарае.
Утром был первый теплый осенний ливень. Солнце высушило липкую белую грязь, первый вечер влажный и теплый, напоенный запахом тропической осени.
Комната как будто пуста.
Герд отступает назад и ищет дверную ручку, но перед тем как обернуться, он еще раз старается рассмотреть комнату Люси. И тогда он замечает в глубоком кресле у окна женскую фигуру, откинутую голову и вытянутые на коленях руки.
— Вы ждали меня?… Я знаю, что вы ждали меня.
Она молчит.
“Мухтарем, — поет юноша у водоема, — я принес твоему отцу двадцать индийских кальдар, Мухтарем…”
— Вы ждали меня. Такая женщина, как вы, должна была увидеть дело своих рук…
Он дрожит от ненависти и слабости. Опираясь рукой о стол, он опускается на круглый низкий стул.
“Я принес твоему отцу ружье которое стреляет подряд пять раз, Мухтарем…” — доносится издали.
— Вы довольны, мадемуазель Люси? Я жду… Можете посмеяться надо мной… Майор Герд — сорока трех лет, военная медаль, брат лорда Эшера…
Он охватывает руками голову и так застывает.
— Вы знали, что я не боюсь смерти. Вы знали, что нет ничего в мире, что могло бы смутить меня… Но вы метко ударили меня… Бесчестье!…
Он ищет платок и вытирает глаза. Здесь темно, и ему не стыдно слез.
— Вы убили меня, Люси!… Герд вчера и Герд сегодня — это два человека…
Он несколько успокаивается…
Маленький барабан грохочет, и певец, напрягая голос, звонко выкрикивает: