Шпион, который спас мир. Том 2 - Джеролд Шектер

Вопрос об обмене Гревила Винна на Гордона Лонсдейла потребовал бы длительных переговоров, которые нельзя было начать до тех пор, пока Винну не будет предъявлено обвинение и вынесен приговор. Переговоры об обмене пришлось бы вести по той же схеме, что и переговоры об обмене пилота самолета У-2 Гари Пауэрса на советского шпиона Рудольфа Абеля, состоявшемся 10 февраля 1962 года. Англичане твердили, что непродуманный подход к обмену оказался бы губительным. По их мнению, переговоры должны проводиться таким образом, чтобы обеим сторонам можно было отрицать свою сопричастность. Русские не признали, что Лонсдейл шпион, а британцы продолжали бы отрицать, что Винн шпион. Таким образом, обе стороны могли бы участвовать в переговорах на равных условиях, и с течением времени можно было бы добиться освобождения Винна.

С точки зрения англичан, план никуда не годился. В МИ-6 долго разрабатывались операции, которые могли бы помочь «нашим двум друзьям», однако на практике так ничего и не пришлось осуществить{179}.

В пятницу, 16 ноября 1962 года, в 17.15 Джон Макоун встретился с глазу на глаз с Джоном Кеннеди в Белом доме, чтобы обсудить вопросы, касающиеся разведки. За виски с содовой, пока президент покуривал гаванскую сигару, глава ЦРУ сообщил ему об аресте Гревила Винна и о мерах, принятых ЦРУ для анализа и оценки материалов Пеньковского в целях установления их подлинности. Ни один из материалов, переданных Пеньковским, по-видимому, не был умышленно «подсунут» им в целях дезинформации, сказал Макоун.

Деятельность Пеньковского завершилась. Его карьере солдата свободы, присягнувшего на верность Западу, пришел конец. Он был предателем, уличенным в измене Родине. Едва ли можно было ожидать, что к нему проявят снисхождение. В его биографии приводится высказывание сэра Мориса Олдфилда, который якобы сказал, что за такого, как Пеньковский, оставалось лишь благодарить небо. Те сведения, которые он передавал, казались чудом. Именно поэтому ему так долго не доверяли по обе стороны Атлантики. Казалось немыслимым, чтобы он мог так рисковать, не только фотографируя сверхсекретные документы, но в некоторых случаях передавая нам и их оригиналы{180}.

В целом продолжительность личных встреч с Пеньковским во время трех его командировок в Лондон и Париж составила около 140 часов, и отчеты о них уложились примерно в 1200 страниц расшифрованных записей. Он передал в общей сложности 111 роликов отснятой пленки. Как ни поразительно, снимки на 99 процентов были разборчивыми. Пленки наряду с другими переданными им материалами в письменной и устной форме составили, по оценкам, не менее 10 000 страниц отчетов разведки. В резюме работы Пеньковского ЦРУ отмечало: «Он чрезвычайно ответственно относился к тому, что от него требовали, и умудрялся собрать значительный объем информации, которая иногда выходила за пределы того, что ему было положено знать. Его позитивные разведданные неизменно заслуживали высокой оценки, вплоть до последнего материала (и включая его), полученного 27 августа 1962 года. Результаты его контрразведывательной деятельности, хотя они никогда и не оценивались в целом, также высоко котировались. В августе 1963 года операция Пеньковского характеризовалась как самая результативная секретная операция из когда-либо проводившихся ЦРУ или МИ-6 против советской стороны»{181}. Тридцать лет спустя эта оценка все еще не утратила своей силы.

Глава шестнадцатая. СУД

«Встать. Суд идет». Генерал-лейтенант юстиции В. В. Борисоглебский, председательствовавший на суде над Олегом Владимировичем Пеньковским и Мейнардом Гревилом Винном, вошел в зал судебных заседаний Военной коллегии Верховного суда СССР на улице Воровского и занял свое место. В зале присутствовало около трех сотен тщательно отобранных советских граждан и ограниченное число дипломатов и журналистов. Судебный процесс открылся 3 мая 1963 года в 10 утра.

Шесть месяцев прошло с тех пор, как сотрудники КГБ похитили Винна в Венгрии и самолетом доставили его в Москву. Никакого официального сообщения об аресте Пеньковского, происшедшем 22 октября, не появлялось до 12 декабря, когда «Правда» опубликовала заметку о том, что Винн признался и что оба они предстанут перед судом. Советские власти разрешили жене Винна увидеться с ним на Рождество. Англичане сочли это исключительной привилегией.

Тот же судья председательствовал на судебном процессе над Гари Пауэрсом в 1960 году. Пауэрса судили в Колонном зале Дома союзов, и аудитория тогда насчитывала 2000 человек, в числе которых были специально приглашенные советские и зарубежные гости. Нынешнему процессу тоже было предназначено стать показательным, хотя и в меньших масштабах. Сейчас приходилось прилагать немалые усилия, чтобы подсудимые не вышли из-под контроля и следовали сценарию, который их заставили отрепетировать{182}.

Потребовался час с четвертью, чтобы полностью зачитать текст обвинительного акта, в котором Олег Владимирович Пеньковский обвинялся в измене, а Мейнард Гревил Винн в пособничестве и подстрекательстве{183}. В обвинительном акте говорилось, что «в результате морального разложения» Пеньковский решил стать агентом «империалистических разведывательных служб». В нем говорилось, что Пеньковский встретился с четырьмя британскими и американскими офицерами разведки в гостинице «Маунт Роял» в Лондоне 20 апреля 1961 года. Были названы имена английских разведчиков Грилла (Гарольд Шерголд) и Мейла (Майкл Стоукс) и американцев Ослафа (Бьюлик) и Александра (Джордж Кайзвальтер). Имена эти произносились на суде приблизительно так, как ему показалось, они были названы. Бьюлик был уверен, что Пеньковский пытался таким образом обезопасить группу, хотя, по правде говоря, ему никогда и не называли настоящих полных имен членов англо-американской группы. В акте говорилось, что он встречался с сотрудниками разведслужб трижды. На самом же деле за период с 20 апреля по 6 мая 1961 года у него состоялось с ними семнадцать встреч, которые продолжались в общей сложности 52 часа 7 минут. Как ни парадоксально, несмотря на интенсивную слежку за Пеньковским, КГБ так и остался в неведении относительно истинных масштабов его измены и для аргументации дела в основном полагался на показания Пеньковского.

В обвинительном акте утверждалось, что в период с 18 июля по 7 августа 1961 года, когда Пеньковский возвратился в Англию, то есть на втором этапе, у него состоялось пять встреч. На самом же деле было тринадцать встреч, которые в общей сложности продолжались 47 часов 15 минут. На суде о Пеньковском говорили как о полковнике запаса. На самом же деле он все еще был на действительной службе как офицер разведки Генерального штаба, приписанный к Госкомитету по науке и технике. Признать это означало бы предать гласности тот факт, что Госкомитет является «крышей» для советской госбезопасности и военной разведки.

В обвинительном акте утверждалось, что во время ареста Пеньковского 22 октября сотрудники КГБ захватили его инструкции о том, как пользоваться тайниками. Они узнали номера телефонов, по которым следовало звонить, а также на каком по счету телеграфном столбе следовало сделать пометку. Таким образом, контрразведка КГБ смогла устроить ловушку у тайника со спичечным коробком, в котором находилась подлинная записка, написанная Пеньковским.

В обвинительном акте перечислялись встречи Пеньковского с Дженет Чисхолм на Арбате и в районе Цветного бульвара. В нем указывались его встречи с ней на дипломатических приемах, а также его встречи с Родни Карлсоном из американского посольства. В обвинении говорилось, что 5 сентября 1962 года на приеме в американском посольстве Пеньковский вновь встретился с Карлсоном. «В тот момент Пеньковский имел при себе четыре отснятые пленки со сверхсекретными материалами и отчет в разведцентр, однако ему не удалось передать это Карлсону». В обвинительном акте содержались выдержки из письма Пеньковского «моим дорогим друзьям», в котором говорилось, что он получил от Карлсона паспорт. В нем цитировались слова Пеньковского: «...если я когда-нибудь поеду в командировку в Соединенные Штаты или в любое другое место, пожалуйста, организуйте прием, во время которого я мог бы передать все готовые материалы, поскольку я не хочу, чтобы наши материалы были у меня при себе, когда я полечу к вам. Благодарю за заботу обо мне. Я постоянно чувствую ваше присутствие рядом со мной». Пленка и письмо, на которое ссылались в обвинительном акте, и были теми материалами, которые Пеньковский имел при себе в момент ареста.

Пеньковского и Винна спросили, все ли им понятно в обвинительном акте и признают ли они себя виновными.