Неизвестная «Черная книга» - Илья Альтман

Но мы сюда не сразу попали. Из Сиротского нас гнали в Мостовое, из Мостового – в Лидиевку. Из Одессы нас вышло три тысячи человек, в Лидиевку пришло человек пятьсот. Здесь мы пробыли месяц и пять дней. Людей снова поместили в конюшни, в развалины. Ужасы Лидиевки я описывать не буду, скажу только, что в Доманевку выгнали уже маленькую кучку людей. Кроме нашей семьи, из этапа почти не осталось никого.

Горка

На окраине Доманевки находились две полуразрушенные конюшни. В апреле 1942 из Доманевки сюда стали перегонять евреев. Из бараков не выпускали, грязь по колено, люди оправлялись тут же… Трупы лежат – как в морге. Плачут голодные дети и рыдают женщины… Протяжные, жуткие стоны умирающих… Тиф. Дизентерия. Гангрена. Смерть.

Беспомощное состояние мучеников использовали мародеры. Они продавали суп – кружками, за несколько ложек отвратительной смеси брали необычайно высокую цену. Но голодный человек отдаст все за кусочек корочки…

А иным же, чтоб не лгать,Было просто благодать!За тарелку жидкой кашки –Платье новое, рубашка.За пшеничный пирожок –Превосходный пиджачок!..

Люди тысячами умирали, заживо гнили в бараках. Трупы сбрасывали в кучу. Обезумевшие люди раздевали их догола, чтобы потом променять одежду на сухари. И постепенно образовывались такие горы трупов, что страшно было смотреть! Я говорю – горы не в кавычках. Как сейчас помню наваленные друг на друга тела… В разнообразных позах старики, женщины, дети лежали посиневшие, абсолютно голые. Мертвая мать сжимала в объятиях мертвого ребенка… Ветер шевелил седые бороды стариков…

Сейчас я думаю: как я тогда не сошел с ума?! Недаром говорят, что нет крепче человека! Днем и ночью со всех концов сюда сбегались собаки. Доманевские псы разжирели, как бараны!.. Днем и ночью собаки грызли человеческое мясо, грызли человеческие кости! Запах стоял невыносимый…

Однажды господин претор соизволил проехаться вблизи этих мест и увидел это «великолепное» зрелище. Конечно, у этого господина получилась рвота. Джентльмен не выдержал…

Только после этого он отдал приказ – убрать трупы. Начальниками полиции Доманевского района были предатели Никора и Козакевич. Один из полицейских, лаская своего пса, говорил: «Ну, что, Полкан, наелся жидами?» Вот что делалось на этой знаменитой Горке.

И сейчас там можно увидеть остатки бараков, огромные могилы.

Богдановка

Она расположена на берегу Буга (двадцать пять километров от Доманевки). Раньше здесь был свиносовхоз. Часть этих знаменитых бараков сохранилась до сих пор. Сбоку находится небольшой лесок, вернее, парк. Его аллеи ведут к знаменитой Богдановской яме. Сюда со всех сторон, из Бессарабии, из Кишинева, Аккермана, Буковины, из украинских городов и деревень, из Одессы, Тирасполя было согнано около ста тысяч мирных граждан[127]. Главная цель убийц была в том, чтобы изъять у людей все ценности и уничтожить.

Почуяв добычу, сюда со всех концов сбегались все грязные людишки…

Убийствами руководили немцы. Начальником жандармерии был румын Малинеску. Начальниками полиции были предатели Сливенко и Кравец. В расстрелах принимали участие Никора и Козакевич.

Не стоит описывать ужасы, происходящие в бараках. Болезни. Смерть.

Многие пытались бежать. Поймав, их убивали на месте.

21 декабря начались массовые убийства и расстрелы.

Сначала смертников догола раздевали, потом подводили к яме. Смертников ставили на колени, лицом к Бугу. Рядом стояла бочка вина… Убийцы подкреплялись вином и с пеною у рта прицеливались. Стреляли только разрывными пулями, стреляли только в затылки. Трупы сбрасывали вниз в яму.

Вопли. Крики. Мольбы о пощаде. Проклятия… Перед глазами мужа убивали жену. Он должен был сбрасывать ее вниз. Потом убивали его самого. Убийцы подводами вывозили все снятое с погибших. Трупы сжигались.

Несколько человек из богдановцев остались в живых. Их заставляли работать и не успели расстрелять. Трупы погибших превратились в огромную кучу пепла.

Над знаменитой Богдановской ямой воздвигнут памятник и напишут: «жертвам фашизма». Быть может, напишут слова из моей поэмы:

Кто б ни был ты, остановись,Приблизься, путник благородный,К могиле сумрачно-холодной,На лоне грусти осмотрись.Объятый гневом и волненьем,Слезою не тумань очей,Испепеленный прах людейПочти безмолвным поклоненьем.

Ставки – лагерь смерти

В двенадцати километрах от деревни Акмечетка[128], как остров в степной пустыне, находится бывший свиносовхоз Ставки – три полуразрушенных барака. Они были окружены глубокими рвами-канавами. Вода находилась далеко, на расстоянии двух километров.

С 10 мая 1942 года румынские палачи сгоняли сюда евреев из Доманевского района. Оставшихся в живых из «Горки» – калек и больных – тоже перевели в лагерь смерти. Началась новая эпопея ужасов. Бараки были разделены на узкие клетки, где раньше находились свиньи. Несчастных мучеников не выпускали ни на шаг из лагеря. Они были обречены на голодную смерть. Началась жуткая вшивость и болезни. Лагерь охранялся полицейскими. Кто осмеливался переходить канавы – расстреливали на месте. Начальником лагеря был предатель, убийца и садист Пироженко. Был известен такой случай: когда колонну евреев вели в лагерь, одна молоденькая девушка по нужде скрылась за кустом. Пироженко видел это. Он прицелился и выстрелил. Раненая девушка собрала все силы, встала на ноги и, обливаясь кровью, закричала: «Мамонька, меня убили!» Палач не поленился, подошел к ней и прикончил ее штыком. Что только ни делали изверги! Как только ни издевались! Оправляться можно было только в определенное время, а в остальное – хоть разорвись, не выпускали. Дети плакали, надрываясь, но плакать тоже не разрешали, били. Один пожилой еврей не выдержал – повесился. Пытался повеситься адвокат Фукс и вскоре умер. По воду разрешали ходить очередью по десять человек. Однажды Пироженко увидел, что «порядок нарушен» – вместо десяти шло одиннадцать. Не медля ни минуты, зверь прицелился и выстрелил. Две крайние женщины были ранены. Одна отошла в сторону, другая, по имени Доба, сорвала с головы косынку и стала перевязывать раненую ногу.

Садист выстрелил второй раз, подошел к ней и прикончил ее прикладом.

На третий день пребывания евреев в лагере приехал румынский инженер и велел отобрать восемьсот человек для работы. Звери насильно разлучали отцов и матерей с детьми. Им нужны были рабочие люди, а дети – пускай подыхают…

Матери прятали детей себе под юбки, умоляли, плакали. Но что может тронуть сердце фашиста? Отобранные люди были взяты в деревню Карловку на каторжные работы. Оставшиеся сироты погибли. Люди гибли, как мухи. Тиф, дизентерия, цинга, пули и плети румын и смерть, смерть, смерть… Люди были покрыты фурункулами, чесоткой, многие поотмораживали ноги и руки.

Тысячи людей гибли от гангрены. У несчастных отпадали куски тела. Количество смертей все увеличивалось. Иногда давали «паек»: неполную кружечку высевок. Из всех мучеников лагеря смерти осталось около сорока человек.

Жизнь в гетто

Фашистские изверги не всегда убивали сразу. Они наслаждались длительной агонией, использовали смертников на всяких каторжных работах. Кроме того, они подумывали о том, что их кровавая работа не пройдет безнаказанно… Им нужно было скрыть следы своих преступлений, замаскировать их. В жандармерию прибыл приказ: не расстреливать. Действительно, мамалыжники оказались очень хитры. К чему евреев расстреливать, когда они сами могут подохнуть?

И вот евреев стали сажать в концлагеря за колючую проволоку, морить голодом, каторжной работой, держать в грязи, голыми на морозе, избивать, а расстреливали потихоньку. Это был исключительно удачный метод… А на страницах одесских газет можно было прочесть, что евреи работают в трудовых колониях, живут на частных квартирах и даже получают две марки в день!

Смотрите, вот, мол, какие мы милостливые!.. Все это было ловко устроено.

Все пережитое кажется мне теперь каким-то кошмарным сном…

Вспоминаю бараки, конюшни, крики, стоны, выстрелы. Вскоре румыны разрешили евреев, способных работать, брать в колхозы. Староста Доманевского колхоза «Радянск» сжалился над нами и принял нас. Это было редкое счастье!