1939: последние недели мира. - Игорь Овсяный

Как выясняется, «обед в обществе красивых дам» был лишь импозантной декорацией, причем беседовать с рейхсмаршалом должен был вовсе не Коттон. Имелось в виду по прибытии самолета на какой-либо захолустный аэродром в Англии немедленно доставить Геринга на автомашине в загородную резиденцию британского премьера в Чекерсе.

Бросается в глаза совпадение во времени: 18 августа Форин оффис получает из Вашингтона информацию о встрече Шулленбурга с Молотовым, и уже на следующий день британские спецслужбы срочно подготавливают секретную доставку Геринга в Англию; еще через два дня, получив согласие рейхсмаршала прибыть в Лондон, кабинет принимает решение о дате визита – 23 августа. Хотя подробности этого закулисного маневра Форин оффиса еще тщательно скрываются от общественности, нельзя не отметить, что, в отличие от переговоров с Советским Союзом, в данном случае английская дипломатия действует с головокружительной быстротой.

Может быть, установление связи этих лихорадочных усилий Форин оффиса с получением телеграммы посла Великобритании в США Линдсея необоснованно? Опубликовав ее текст в очередном томе дипломатической переписки, издатели снабдили его примечанием: «Эта телеграмма не была получена Центральным департаментом Форин оффиса до 22 августа». Подобная редакция позволяет предположить, что телеграмму задерживали в каком-то другом отделе британского МИД. Затерять столь важный документ, да еще на такой длительный срок – факт невероятный. И для его объяснения понадобились столь же невероятные аргументы. Идеи, уже после войны встретившись с Боленом, сообщил ему, что в Форин оффисе «оказался коммунист», который-де и помешал своевременной расшифровке депеши. Формулируя неуклюжее объяснение, английский лорд явно находился во власти эмоций «холодной войны».

Но вот в 1971 г. в Лондоне выходит в свет исследование известного английского буржуазного историка Р. Паркинсона «Мир для нашего времени. От Мюнхена до Дюнкерка. Внутренняя история». Доступ к секретным архивам британского кабинета и почти два десятилетия, прошедшие со времени публикации упомянутого тома дипломатических документов, позволили автору разобраться в деликатном вопросе и установить истину. Незадолго до полуночи 17 августа, пишет он, Галифакс направил очередные инструкции Сидсу в Москву; «на следующее утро (т.е. 18 августа!) в сообщении Линдсея, посла в Вашингтоне, содержащем информацию о встрече Шулленбурга с Молотовым 15 августа», он получил «самое явное из имевшихся к тому времени предупреждений о необходимости принятия срочных мер».

Вопрос ясен: 18 августа содержание телеграммы уже было известно Галифаксу. Антисоветская фальшивка, пущенная в оборот Форин оффисом, оказалась недолговечной.

О чем конкретно шла речь в телеграмме Линдсея? Там говорилось: германский посол по поручению своего правительства заверил, что Берлин не имеет агрессивных намерений в отношении Советского Союза; учитывая международную обстановку, правительство рейха предлагает, не откладывая, начать переговоры и готово незамедлительно направить в Москву своего представителя. Молотов ответил, что о заявлении посла сообщит Сталину; при этом он высказал свое личное мнение: переговоры целесообразны только в том случае, если имеются основания рассчитывать на их положительный исход; посему до прибытия уполномоченного следует обсудить ряд вопросов.

Итак, утром 18 августа Галифакс узнал из телеграммы Линдсея, что Германия добивается заключения соглашения с СССР. Критический момент! Что предпринять? Это зависело от истинных целей правительства Великобритании.

Когда через пять дней советско-германский договор стал фактом, буржуазная пресса подняла неимоверный шум, заявляя, что Англия и Франция стремились к союзу с СССР, а тот их «обманул». Приведенный выше анализ истории англо-франко-советских переговоров показывает, что это не имело ничего общего с действительностью. Эпизод с телеграммой дает этому новое подтверждение. Если английское правительство стремилось заключить договор с СССР, почему же 18 августа и в последующие несколько дней, узнав о германо-советских контактах, оно ровным счетом ничего не сделало, чтобы срочно сдвинуть с мертвой точки трехсторонние переговоры в Москве (напомним, что по предложению Дракса был объявлен перерыв до 21 августа)? Ведь еще было время!

Из той же депеши Линдсея Галифаксу следовало, что Москва еще не дала окончательного согласия на ведение переговоров о пакте, тем более на визит Риббентропа. Решительный шаг со стороны Англии, например телеграмма в Москву о готовности Галифакса или Айронсайда прибыть для подписания договора, мог за два часа коренным образом изменить ход событий.

Напомним также высказывание Черчилля, касавшееся позиции британского кабинета в отношении переговоров с СССР (в тот период он находился вне правительства). «Если бы, например, по получении русского предложения Чемберлен ответил: „Хорошо. Давайте втроем объединимся и сломаем Гитлеру шею“ или что-нибудь в этом роде, парламент бы его одобрил, Сталин бы понял, и история могла бы пойти по иному пути».

Ничего подобного английское правительство не сделало. Нет даже следов того, что оно вообще рассматривало такую возможность. Почему? Потому что заключение договора с СССР не входило в расчеты британских «умиротворителей»! Но поскольку подобную позицию трудно было бы оправдать в парламенте, перед лицом общественного мнения, если бы о телеграмме стало известно, то пришлось ее «затерять» – на то время, когда Советское правительство в результате саботажа переговоров западными державами вынуждено было пойти на подписание пакта о ненападении с Германией.

Интересно, что к такой же оценке, по существу, пришел и явно антисоветски настроенный Дж. Толанд. «В то время, когда Риббентроп готовился направиться в Москву, – пишет он, – Сталин еще окончательно не отказался от надежды на заключение англо-франко-советского союза против Гитлера. Тем временем, продолжая свои равнодушные усилия в этом направлении, англичане тайно приглашали Геринга».

Такова разгадка парадокса с «затерявшейся» телеграммой. Нет необходимости подчеркивать значение тех выводов, которые вытекают из приведенных фактов. 18 августа английское правительство оказалось перед альтернативой: принять срочные меры для заключения договора о взаимной помощи с Советским Союзом или же предпочесть отказ от такого договора, следствием чего будет вынужденное подписание СССР пакта о ненападении с Германией. Британский кабинет совершенно сознательно предпочел второе. Срочный демарш был осуществлен не в Москве, а в Берлине; и поскольку в сложившейся обстановке Чемберлен, употребляя выражение Гендерсона, «уже не мог прилететь со своим зонтиком» на переговоры к Гитлеру, в Лондон был тайно приглашен Геринг. Вместо союза с СССР, который предотвратил бы войну, правительство Чемберлена продолжало поиски путей для сделки с фашистской Германией, что практически являлось поощрением агрессора и делало войну неизбежной.

Закулисная деятельность Форин оффиса с целью осуществления сделки с Гитлером за счет Варшавы особенно усилилась, когда поступавшая в Лондон по различным каналам информация уже не оставляла сомнений в намерении фашистского рейха вторгнуться в Польшу в последние дни августа.

Лорд Ванситтарт, в руках которого сосредоточивались сводки специальных служб, 18 августа посетил Кадогана.

– Берлин принял решение начать вооруженные действия против Польши, – сообщил он, – «в любой день, начиная с 25 августа».

На следующий день он информировал о результатах переговоров Чиано с Гитлером в Зальцбурге: Муссолини заверил «фюрера» в своей верности, но отметил, что Италия не может в данный момент принять участие в войне. Гитлер успокоил «дуче»: акция против Данцига или Польши будет проведена таким образом, чтобы не вызвать вмешательства Англии и Франции, и, следовательно, Италии нечего опасаться. Его к тому же вполне удовлетворит, если Рим займет позицию дружественного нейтралитета, прикрывая таким образом левый фланг рейха.

«Информация казалась мне слишком обстоятельной, чтобы можно было игнорировать ее, – записал Кадоган в своем дневнике 19 августа. – Если ее оценка правильна, то нельзя терять времени».

Что же решило английское правительство?

Во-первых, направить Гитлеру личное письмо Чемберлена.

Во-вторых, предпринять в Риме демарш с целью побудить Муссолини «не прекращать своего сдерживающего влияния». Итак, вместо срочных мер для спасения Польши, которые могли быть эффективными только при участии в них Советского Союза, ставка делалась на «второй Мюнхен».

Утром 22 августа Чемберлен, Галифакс и Г. Вильсон отработали проект письма германскому рейхсканцлеру. Затем стало известно о предстоящем визите в Москву Риббентропа. Вечером того же дня письмо было окончательно согласовано и направлено Гендерсону.