ГСП «Спасите Китеж» - Вад Капустин

И сын, сын, заманивший их в западню!

Так вот ты какой, мастер Антимир! Сыну уже исполнилось двадцать. И талант его — подавителя чужой воли — оказался могучим и опасным.

Кому-то молодой маг мог показаться даже красивым: высокий и статный, яркие зеленые глаза, копна кудрявых волос. Но только взгляд, недобрый и холодный, выдавал скрытую благообразной внешностью суть. И чрезмерная болтливость.

— Ведун, глупец, думал, что я разделю с ним власть! — словно продолжая какой-то незаконченный спор, высокомерно заявил Антимир. — Это он тебя сюда прислал?

Сыромятин понял, что сын и не подозревает о том, что сейчас творится в кланах. Но что ответить расставившему им сети предателю?

Впрочем, тот, не дожидаясь ответа, продолжал самозабвенно болтать, как будто упиваясь звуками собственного голоса: безвольные покорные рабы — безупречные слушатели.

— Старый хитрец сам должен был сюда явиться, да видно что-то почуял! Похитил меня, думал игрушку себе воспитать послушную! Править моими руками, — Антимир злобно хихикнул. — А потом и этого приволок, — он кивнул на угрюмо слушавшего Вервольфа. — Чтобы меня обуздать. Да только ненадолго его хватило. И остальных. Не вам, слабым людишкам, противиться моей воле!

— А ловушек зачем понаставил? — едва шевеля губами, выдавил Сыромятин. — «Куда ты дел остальных?» — мысленно голосил он.

— Думал одним ударом со всеми покончить, — не скрываясь, безжалостно ответил сын. По щеке Ядвиги скользнула прозрачная слезинка. — Заодно и Ведуна придавить. Ничего, и до него доберемся. Зато сказку он складную придумал, чтобы тебя сюда заманить. По сыночку соскучился? — Антимир вновь неприятно захихикал, и Василиск заметил, как лицо жены исказила открытая неприязнь. — Уж слишком ты, отец, силен, мог бы ипомешать, да только отсюда тебе не уйти. Будешь теперь по моей указке бегать. Да и ты, — он мельком взглянул на мать, — тоже. Пока мне не надоест.

Затем сверкающие глаза победителя обратились к сводной сестре:

— Наслышан. Хороша!

Василиск Петрович заметил, что на замершую в неподвижности Изольду волевой удар, похоже, совершенно не подействовал. Индивидуальная невосприимчивость или особенности ее собственного дара? Ничем не выдавая своих чувств, ведьма-медуза внимательно слушала речи суженого.

— Ну, мне все равно нужна красивая жена, — Антимир продолжал рассуждать вслух, не обращая внимания на реакцию слушателей. — Да ты, пожалуй, и не совсем бесполезна. Мы с тобой построим новый мир! Надеюсь, ты не слишком потеешь, — бросив пренебрежительный взгляд на будущую супругу, сказал молодой маг.

— «А вот это ты зря, — мелькнуло в подавленном чужой волей сознании Сыромятина смутное предчувствие. — Индюк надутый! И о словах своих пожалеешь очень скоро. Уж лучше б ты унаследовал вкусы дядюшки Вервольфа!»

Но Антимир, увлекшись собственными речами, продолжал самозабвенно вещать, не замечая побледневшего от гнева лица Изольды:

— Это будет лучший мир, где править буду только я. Ну и, конечно, ты, при мне, — он снисходительно улыбнулся девушке. — Это будет Антимир. Мы станем господами, а вся эта пыль: колонисты, воины, торговцы — останутся покорными рабами, выполняющими наши приказы. Кого я не смогу подавить, ты приморозишь. И все они будут верить, что я их царь и бог. И никаких войн! Мир и покой. Что в этом плохого?

Василиск Петрович от возмущения судорожно дернулся, пытаясь освободиться, возразить, сказать. Он бросил гневный взгляд на безропотно слушавшего родича.

На морде Вервольфа выразилось сочувствие и беспомощное сожаление: — «Хотел бы помочь, но ничего не могу поделать!».

Но тут не выдержала до сих пор равнодушно слушавшая Изольда.

— Хватит. Надоел, — с брезгливой гримасой на хорошеньком личике сказала она.

Удар был внезапным и неожиданно сильным. Василиск Петрович ощутил, как, освобождая сознание, исчезают удушливые, давящие тиски чужой воли. Сразу же рядом облегченно вздохнула Ядвига, и счастливо ругнулся Вервольф.

Примороженный к месту Антимир смахивал на покрытую людом и инеем статую знаменитого воина, которого когда-то разъяренные торговцы, облив водой, бросили умирать в полярной зоне Зимовки.

— Теперь ты уже точно никогда не вспотеешь! — злорадно сказала Изольда, глядя в глаза ледяной статуи. — Будет тебе и мир и покой.

— Ты, дядя Василиск, конечно, можешь его разморозить, — виновато сказала девушка, оборачиваясь к приемным родителям. — Но лучше бы не надо! Мне он показался таким мерзким! И говорил такие гадости! И, — Зоська запнулась, потом, стараясь не смотреть на любимую тетю, выпалила: — И он хотел нас всех убить! Всех!

— Это твое решение, — мастер-маг встретил отчаянный взгляд жены и, получив подтверждающий кивок, сказал. — Но мы с тобой согласны. Пусть он навсегда останется статуей в городе мастеров.

Увидев слезы на глазах Ядвиги, Изольда бросилась к ней. Женщины, обнявшись, зарыдали. Воспользовавшись моментом, Вервольф отозвал племянника в сторону.

— Они все здесь, — хрипло прошептал он.

— Живые? — со слабой надеждой спросил Сыромятин. Лохматая морда полузверя жалобно исказилась. Сыромятин судорожно сглотнул. — Веди!

— Мы отойдем на минутку, — бросил мастер жене, следуя за дядькой по узкому ходу в небольшой каменный зал. Поглощенная материнским горем, Ядвига безразлично кивнула.

Да, они все были там: убитые серебряными пулями, забитые осиновыми кольями, обезглавленные, обескровленные, иссушенные чужим колдовством экспонаты музея Зла. Дядья, тетушки, двоюродные братья, женщины, дети. Здесь были дед Александр, тесть Леопард Сергеевич, Зоськины родители и ее глупые сестренки, почти лишенные магической силы.

— Этих-то за что? — невольно вырвалось у Сыромятина. — Девчонок?

— Соперников боялись, будущих, — прохрипел Вервольф. Его лохматая морда взмокла от слез. — Их детей.

— Антимир, — не сомневаясь в ответе, сказал Василиск.

— Он. И Ведун. Все время талдычил мальчишке про безграничную власть, — бедняга, немного поколебавшись, признался: — И меня заставляли приманивать. Не мог никак воспротивиться.

— Ты не виноват, — твердо заявил Сыромятин. — Никто бы не смог. Пойдем отсюда. Ядвиге только ничего не брякни, — предупредил он. — И Изольде.

— Яське такого удара не пережить, — Вервольф понимающе кивнул и с ненавистью спросил: — Ведун жив?

— Если и жив, то ненадолго. Гореслав не оставит в живых заклятого врага, — мастер-маг, пытаясь хоть ненадолго изгнать из памяти страшные картины, задумался о будущем. Кого еще призовет в город мастеров жажда власти?