Год грифона - Диана Джонс

— На крыше Дома заклинателей, — сказал он. — Примерно там, где отлеживалась Эльда.

Ольга в самом деле была на крыше. Она взбежала наверх по узенькой деревянной лесенке, ведущей к люку рядом с трубой. Слезы капали у нее с подбородка и терялись в волосах. Ольга чувствовала себя точно так же, как в детстве, когда взбиралась на мачту после того, как Олаф ее избивал. «Да, — подумала она. — Точно так же. И снова я одна. Как всегда». Она свернулась комочком рядом с трубой, прячась от холодного ветра, и плакала, плакала, плакала навзрыд. О себе, и об отце, и о Лукине. Лукин! Он казался таким добрым, ласковым, понимающим, несмотря на свой мрачноватый вид. А оказался совсем не таким! По крайней мере, на Ольгу у него доброты и понимания не хватило. Она поняла, какой он на самом деле, когда он изображал наследного принца перед гномами. Аристократичный, высокомерный, ужасно вежливый. И очень учтивый с низшими. Ну конечно, ведь большинство людей ниже его по рождению. А Ольга еще ниже, чем большинство из них. Не укради тогда Олаф этот корабль после смерти Ольгиной матери, была бы сейчас Ольга обычной портовой шлюхой.

И вот она сидела и рыдала. Холодный ветер налетал со всех сторон, загоняя в рот влажные пряди волос, а она рыдала, не обращая на него внимания.

«Ну, в чем дело? — вскричал ветер. — Поговори с нами! Пожалуйста, поговори с нами, как раньше!»

Ольга открыла мокрые, опухшие глаза и уставилась на воздушные стихии, оплетавшиеся вокруг нее. То были прозрачные существа, похожие на длинные шелковые шарфы с тревожными птичьими глазами. «У Эльды глаза как у них, — подумала Ольга. — Наверно, поэтому она мне так нравится».

— Что случилось? — воскликнула она. Голос у нее был ужасный — глухой и сиплый. — Я вас снова вижу! Я вас снова слышу! Отчего же вы молчали все это время?

«Мы не молчали! — воскликнули они в ответ. Голоса их походили на тихое гудение ветра в проводах. — Мы говорили с тобой! Это ты нас не слышала. Ты ведь никогда не плакала…»

И в самом деле! Тогда, в первый раз, как Олаф избил ее до полусмерти, она твердо решила, что не издаст ни звука, не прольет ни слезинки. Почему-то это казалось ей очень важным. А после этого слезы ушли куда-то вглубь и затерялись в таком месте, что Ольга никак не могла их отыскать.

— Наверно, я сделалась слишком гордой, чтобы плакать, — сказала она стихиям. — Я не хотела показывать ему, что мне больно.

«А кто сделал тебе больно на этот раз?» — спросили они.

— Лукин, — всхлипнула Ольга.

«Хочешь, мы унесем его далеко-далеко и ты его больше никогда не увидишь?» — предложили они.

— Нет-нет, не надо! — поспешно сказала Ольга. — Я не хочу причинять ему зло. Наверно, это мне придется уйти из университета…

«Мы тебя не понимаем!» — сказали они. Ольга подумала, что стихии часто не понимают мотивов тех или иных человеческих поступков, и едва не рассмеялась, вспомнив несколько таких случаев. Взять хотя бы тот страшный шторм, который занес их на другой конец Внутреннего моря, в Фарнес, потому что Ольга сказала им, что Олаф запретил ей одеваться мальчишкой. Стихии потом объяснили, что просто пытались сдуть Олафа за борт. Однако своего Ольга отчасти добилась: переодевание в женскую одежду пришлось отложить. В Фарнесе и еды-то не купишь, не то что юбку!

Люк рядом с трубой распахнулся, и на крышу вылез Лукин.

— О боги! — сказал он, увидев распухшую физиономию и мокрые от слез волосы Ольги. — Прости меня, пожалуйста!

Ему померещилось, что вокруг Ольги вьются какие-то длинные прозрачные создания. В следующий миг он убедился, что ему не померещилось: существа взмыли в воздух и закружились вокруг его головы. Глаза у Лукина заслезились от ветра, и ему показалось, что его волосы вот-вот оторвутся и улетят.

— Ух ты! — сказал он. — Ты снова можешь говорить со стихиями? Вот здорово! Не могла бы ты их отозвать?

— Зачем ты сюда пришел? — спросила Ольга. — А ты что, их видишь?

— Еще бы мне их не видеть! — воскликнул Лукин, отмахиваясь от назойливых существ. Стихии, казалось, не замечали его взмахов. — Их трудно не заметить! Отзови их, а? А пришел я сюда… ну… потому, что я тебя люблю.

— Они не всегда меня слушаются… Что ты сказал?!

— Я тебя люблю, — повторил Лукин. Произнося это во второй раз, он окончательно осознал, что это так и есть. — Мне все равно, кто твой отец: один из императорских слонов или самая толстая жаба в Болотах. Я все равно тебя люблю, потому что ты — Ольга. И я принес тебе твой плащ. Вот, держи.

Он вытащил из люка тяжелый мех и накинул его на плечи Ольге. И как-то так получилось, что, окутывая ее плащом, Лукин закутал Ольгу и в свои объятия. Они довольно долго стояли так, а воздушные стихии плели вокруг них замысловатый, радостный узор. В конце концов Лукин сказал, положив подбородок на шелковистую макушку Ольги:

— Имей в виду, если бы он сейчас пробежал по крыше, я бы его задавил!

Ольга содрогнулась.

— Не надо. Я все еще… ну… можно сказать, люблю его, хотя и какой-то странной любовью.

— Да, я тебя понимаю, — сказал Лукин, вспомнив своего собственного отца. И решил не упоминать о своих планах насчет мышеловки.

«Новости! Гости! Радостные вести!» — завопили стихии, мечась от трубы к парапету и обратно.

— Они всегда знают, когда происходит что-то необычное, — сказала Ольга, высвобождаясь из объятий Лукина. — Пошли посмотрим.

— Если это опять сенаторы или новый отряд гномов, я предпочел бы не знать, — сказал Лукин, но подошел к парапету следом за ней.

Первое, что они увидели внизу, во дворе, была Мелисса. Мелисса бегала вокруг статуи, спасаясь от стайки мышей.

— Спаси-ите! — визжала Мелисса.

Ее призыв не остался без ответа. Из всех дверей во двор хлынуло множество студентов, и не все они были мужского пола. Они принялись топать и кричать, чтобы спугнуть мышей. Кто-то из студентов метнул в них пламя, но другой студент все испортил, попытавшись их утопить. Лукин было понадеялся, что тут зловредным грызунам и конец, но все мыши сумели уйти целыми и невредимыми.

— Вот придурочная девица! — сказал он.

— Вовсе нет, — возразила Ольга. — Мелисса, правда, не очень умная, но она не виновата, что уродилась такой. К тому же она это понимает и пытается как-то исправить. Я ее за это уважаю. И те девушки, которые выбежали, чтобы ей помочь, тоже уважают ее за это.

Это было уже больше похоже на Ольгу, какой привык ее видеть Лукин. Он повернулся было, чтобы улыбнуться ей, но тут же пригнулся: огромная тень пронеслась у них над головами. Маховые перья громко затрещали, когда огромные крылья выгнулись перед приземлением, и из-под них, визжа от восторга, вырвалась целая стая воздушных стихий.

— Вот видишь! Они все знают заранее, — сказала Ольга, и они с Лукином снова перегнулись через парапет, глядя, как огромная бурая грифонша мягко опустилась на землю рядом со статуей волшебника Поликанта и аккуратно сложила широкие, бурые в кремовую полоску крылья поверх своей львиной спины.

Голова грифонши оказалась гораздо выше статуи.

— А это самый огромный грифон на свете, — благоговейно сказал Лукин. — Ее, кажется, зовут Калетта.

В следующий миг из концертного зала донеслись радостные грифоньи вопли. Дверь зала распахнулась, и Эльда понеслась через двор, вопя:

— Калетта! Калетточка! Ты вернулась! А все наши тоже вернулись? Это моя сестричка, Калетта! — крикнула она Рёскину, который бежал за ней следом со всех своих коротеньких ног.

Следом опасливо трусил Фелим.

Студенты, которые выбежали спасать Мелиссу, остановились и во все глаза воззрились на Калетту. В дверях и окнах появилось множество новых любопытных лиц.

— Я спускаюсь вниз, — сказала Ольга. — Я хочу с ней познакомиться. Ну что, пошли?

К тому времени, как они сбежали по лестнице и выскочили во двор, обеих грифонш уже окружила огромная толпа и Эльда возбужденно рассказывала всем и каждому:

— Она такая умная! Она ужасно богатая! Она делает такие чудесные вещицы, которые называются «штуковины», и люди покупают их за большие деньги! Правда, Калетта? Гильдия воров купила девять штук в прошлом году, а перед тем еще драконы купили целых двадцать, а еще… Ой, а вот и Ольга с Лукином! Ну, с Лукином ты знакома, я знаю, а вот это Ольга.

Лукин, усмехнувшись про себя, отметил, что рядом с Калеттой Эльда выглядит совсем небольшой.

— Вы меня, должно быть, не помните, — застенчиво сказал он Калетте.

Калетта воззрилась на него большим круглым глазом.

— Ну как же, прекрасно помню! Вы были еще маленький, и у вас были грязные коленки. Потому что вы свалились в яму.

Потом глаз уставился на Ольгу, а потом Калетта повернула голову, чтобы посмотреть на девушку обоими глазами.

— Какая вы красивая! Можно, я вас как-нибудь потом нарисую?

— Ольга, она у нас… — начала было Эльда.

— Ох, Эльда, помолчи хоть немножко! — И Калетта ласково погладила клювом перья на шее сестренки. — Ты такая болтушка! Все никак не даешь мне объяснить, зачем я прилетела.