Долг грабежом красен - Михаил Серегин

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Полунин сошел на берег в порту Хайфы ярким солнечным днем вместе с пестрой толпой туристов, с которой он гармонично сливался в своей новой одежде.

На нем были белые парусиновые брюки, светло-серая рубашка с короткими рукавами и такие же серые летние туфли. Глаза его были защищены темными очками, которые он снял, лишь когда проходил таможню.

Закончив с формальностями и выйдя из здания порта на улицу, Полунин огляделся и сразу, к облегчению своему, заметил маленький, красного цвета «Фиат», рядом с которым быстро прохаживался невысокий, полный мужчина с залысиной на черепе и пышными черными усами.

По облику мужчина больше походил на грузина, чем на еврея. Но когда Полунин подошел к нему и спросил:

– Вы и есть Равикович Семен Израилевич? – тот утвердительно кивнул головой.

– Я узнал вас по красному «Фиату», – добавил Полунин.

– Конечно, это я. Кто же еще в Израиле ездит на таком драндулете? Хорошо хоть я недавно поставил кондиционер и в машине стало возможно жить. До этого я там просто погибал.

Изложив, видимо, небольшую часть своих проблем, Равикович посмотрел на Полунина и спросил:

– А вы Борисов Андрей Дмитриевич?

Полунин кивнул.

– Ну что ж, тогда поехали. Скажу сразу, вам повезло. Более того, вам повезло дважды. Во-первых, вам повезло, что вам взялся помогать такой человек, как я. И как бы Либерзон ни трепал мое честное имя по поводу этих несчастных трехсот баксов, которые я ему якобы должен, все же я честно выполнил взятое на себя обещание и, обшарив почти все побережье – благо, что Израиль небольшая страна, – нашел вашу яхту.

– А в чем же второе везение? – спросил Полунин, когда они уселись в машину.

– «Вента» сейчас находится в Хайфе, недалеко отсюда. Стоит у пирса. Так что при желании мы сразу можем отправиться к нужному вам человеку. Только скажу вам сразу, – тут же осекся Равикович, бросив на Полунина косой взгляд, – я не знаю ваших дел, не знаю, о чем вы будете с ним говорить. Я хочу только одного – чтобы, как только я высажу вас у трапа «Венты», вы забыли о моем имени и о том, что именно я подвез вас туда. Не знаю, что конкретно этот парень натворил там у вас в России – я имею в виду хозяина «Венты», – но я хочу точно знать, что мое имя не будет мелькать в полицейских хрониках ни России, ни Израиля.

– Успокойтесь, – устало ответил Полунин. – Я не киллер и еду всего лишь поговорить. В противном случае я не стал бы обращаться к вам.

– Ну почему же, я очень полезный человек и готов участвовать в разных делах, но за другие суммы. И уж, во всяком случае, не за триста баксов, которые я, по словам Либерзона, когда-то взял у него в долг, хотя при этом ни моя жена, ни моя бабушка, ни моя дочь не помнят об этом факте. Ну да ладно, Либерзон хороший старик, поэтому я с удовольствием окажу ему эту услугу.

Все время пути – а ехали они минут двадцать – Равикович непрерывно болтал, вконец утомив Полунина, и он даже обрадовался, когда тот, подъехав к причалу, где стояли как моторные яхты, так и парусники, остановил машину и сказал:

– Ну вот, приехали. «Вента» стоит у пятого столбика.

Полунин вылез из машины, прихватив свою небольшую дорожную сумку, и, с удовольствием попрощавшись, направился по бетонному пирсу.

«Вента» представляла собой моторную яхту отнюдь не великих размеров и чем-то была похожа на адмиральский катер, который Полунин видел на параде еще во времена своей юности, когда служил в морфлоте.

Внешне окинув яхту взором, Полунин пришел к выводу, что несколько кают в ней все-таки присутствуют. И наверняка есть хороших размеров камбуз.

Подойдя к трапу, спущенному с «Венты» на берег, Полунин стал медленно подниматься на борт. Когда он уже достиг верхней ступеньки, перед ним неожиданно вырос здоровый детина с пышной копной черных волос и начинающим выпирать животом. С правой стороны в районе подмышки светлый пиджак верзилы слегка оттопыривался.

– Экскьюз ми, сэр, – произнес детина и на ломаном английском объяснил Полунину, что это частная собственность, куда посторонним вход воспрещен.

Полунин так же по-английски извинился и объяснил, что у него срочное дело и он хочет видеть владельца судна. После чего, не дожидаясь очередного вопроса, объяснил:

– Май нэйм из Полунин.

Верзила еще раз извинился и исчез в трюме яхты. На его пост встал невысокий широкоплечий коротышка с крючковатым носом. На нем были надеты белые брюки и белая рубашка, а также заплечная кобура, из которой торчала рукоятка револьвера.

Коротышка, медленно пережевывая жвачку, пристально смотрел на Полунина. Неожиданно двери трюма вновь открылись, и по лестнице медленно поднялся, встав перед Полуниным во весь рост, Гриша Соловейчик.

– С ума сойти! – произнес он. – Иваныч, ты ли это? Как много неожиданностей сразу в одном визите.

Полунин окинул взглядом Соловейчика. На том была белая рубашка с воротником-стоечкой, сделанная из тончайшего шелка, белые парусиновые брюки, на ногах – шлепанцы. На волосатой груди у него красовалась толстенная золотая цепь, увенчанная такой же вылитой из золота крупной звездой Давида.

– Врешь ты, Григорий, – безапелляционно заявил Полунин, сняв солнцезащитные очки и посмотрев Соловейчику в глаза. – Ты наверняка ожидал увидеть меня.

– Нет, Иваныч, – ответил Соловейчик, – тебя я увидеть не ожидал. Я предполагал, что кто-нибудь явится от тебя, точнее, от твоего имени. Но то, что ты сам окажешься здесь, мне в голову не приходило. Ты ведь, насколько я знаю, в розыске.

Полунин проигнорировал этот вопрос и заметил:

– Мы что, так и будем стоять и через борт разговаривать? Может, ты проявишь наше знаменитое русское гостеприимство и пригласишь меня к себе?

– Мы здесь не в России, Иваныч, – уныло ответил Соловейчик. – Зачем ты меня нашел?

– Ты знаешь зачем. Хочу задать тебе пару вопросов.

– Ладно, – сказал Соловейчик, – впустите его.

Он кивнул своим громилам и, развернувшись, направился своим семенящим шагом в сторону площадки, где стояли стол, несколько кресел, а также лежаки.

Полунин всучил коротышке-секьюрити свою сумку и сказал:

– На, обыщи.

Самого же Полунина быстро обыскал кучерявый верзила. Полунин уселся за стол напротив развалившегося в кресле Григория. На столе стояли бутылка виски и несколько стаканов. На полу рядом с Григорием располагалась переносная сумка-холодильник, набитая льдом.

– Пить будешь, Иваныч? – предложил Григорий, лениво потянувшись к бутылке виски.

– Не откажусь, – ответил Полунин, и Григорий разлил виски в два стакана, бросив в каждый из них по кусочку льда.

В этот момент коротышка поднял трап, и через несколько секунд мощный двигатель яхты заурчал.

– Мы собирались совершить небольшую прогулку, так что можешь к нам присоединиться, – прокомментировал Григорий. – Я, знаешь ли, Иваныч, за последнее время полюбил море. В нем спокойно, тихо.

– А также безопасно, – добавил Полунин, глотнув виски.

– И это тоже.

Яхта медленно отошла от причала и плавным ходом пошла в сторону открытого моря.

– Так о чем ты хотел со мной поговорить, Иваныч? – произнес Гриша Соловейчик, когда они были уже далеко от пирса. – Наверно, о том, как я здесь оказался?

– И об этом тоже. А также о том, на какие бабки ты купил это корыто, нанял охрану, приобрел себе золотую цепь со звездой Давида?

– Не занудствуй, Иваныч, – устало отмахнулся от Полунина Соловейчик. – Ты же не мой налоговый инспектор. Я гражданин Израиля, живу здесь официально, плачу налоги. В отношениях с властями у меня полный порядок. В отличие от тебя, – подчеркнул он.

Полунин усмехнулся, слушая Соловейчика. Как много прошло времени с тех пор, как он увидел его первый раз в спортклубе «Зенит» – в старых, потрепанных спортивных трусах, в замызганной майке, – и какой разительный контраст тому Грише, который так хотел понравиться Полунину, являл этот сытый боров, отдыхающий на собственной яхте в Средиземноморье и говорящий сейчас с ним с таким пренебрежением.

– Ты, видимо, хочешь поговорить о наших с тобой прошлых делах, – сказал Соловейчик, – но, знаешь, мне все это уже неинтересно. К счастью, мои переживания остались позади. Жаль, но мы все оказались в дураках и проиграли свою партию…

– А некоторые проиграли и свои жизни, – добавил Полунин.

Его вдруг охватила неожиданная злоба. Он мог вытерпеть от Соловейчика все, что угодно, но не мог простить ему пренебрежительного высказывания о погибших людях, которые когда-то были друзьями Полунина и Соловейчика.

– Слушай, ты, сука толстожопая, – яростно проговорил Полунин, подавшись всем телом в сторону Соловейчика. – Те, кого ты в дураки зачислил, тебя, урода, в люди вывели. Денег помогли заработать. Кем бы ты был, если бы не мы с Самбистом? Тебя бы Веселовский рано или поздно в кладовщики перевел. Теперь Самбист погиб, я в бегах, один ты оказался умным. Сидишь здесь на своей яхте, пузо на солнце греешь.