Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества - Лилиана Булатович

Тогдашние сербские военизированные силы под командованием Мартича тоже были в запутанной ситуации. А отовсюду только и поступала многочисленная информация: то усташи идут с этой стороны, то вон их несколько тысяч — с другой. Даже население Книна выходило на протесты, требуя от нас раздать им оружие. Вот тогда Трайчевски впервые обратился к народу: сказал, что мы ЮНА и не можем быть на стороне ни хорватов, ни сербов, что мы должны разнимать воюющих и конфликтующих. Стали создаваться какие-то пункты, где должны были появиться представители Федерального министерства внутренних дел… Короче, полная неразбериха.

И вот в такой ситуации, 29 июня 1991 г. прибывает к нам этот полковник Ратко Младич. Возле Южных казарм у вертолёта его встречает Десимир Миолькович, старшина, кадровик из командования корпуса и я. Выходит человек из маленькой «газели»[46] и просто покоряет нас своим видом, своим появлением: выходит улыбающийся! И обращается к нам: «Ну, как вы, шефы? Какие новости?»

Он действительно вначале просто излучал кипучую энергию!

От той казармы до Командования корпусом ехать нам было минут пять. Столько ему и потребовалось, чтобы нас двоих просто изрешетить вопросами о фронте! Только фронт его и интересовал. Спрашивает, где стреляют, где кто находится. Был доволен моими ответами.

Когда мы прибыли в командование корпуса, он пошёл доложить о своём прибытии генералу Трайчевскому, а я — отчитаться перед шефом, подполковником Толимиром, которого мы звали Тоша. Прибыл, говорю, странный, улыбающийся, энергичный человек. Тоша мне:

— Разве ж такое возможно?

— Да, — говорю, — хотите верьте, хотите нет. Чудной тип. Или «съехал» и не понимает, куда попал, или таков и есть.

Младич прибыл, чтобы стать третьим по рангу в Корпусе: начальником оперативно-учебного отдела. Уже в тот же вечер посетил все службы корпуса.

Наутро в семь часов приходит в штаб и говорит начальнику, подполковнику Толимиру:

— Где тот капитан? Давай его ко мне, давай «пух», мы поехали на фронт!

Я ему:

— Слушаюсь!

Он говорит:

— Едем на фронт! Где там хуже всего?

— Тогда едем к Дрнишу, — говорю.

— Отлично, едем на место.

Спускаемся позади штаба корпуса. А он говорит:

— Слушай, не можем мы ехать на машине без государственных символов! Давай найдем государственный флаг! И поставим его на машину. Чтоб знали — я иду защищать это государство, а флаг — его главный символ.

Я зову Лазаревича Велимира, командира гарнизонного штаба.

— Лаза, дай флаг. Этот новенький с ума сошёл!

А я ж знаю, что народ на нас зол, мы же их не защитили и побаиваемся среди них появляться, а уж тем более с флагом. Бедная Югославия!

Я взял автомат и спрашиваю его, будет ли и он брать какое-то оружие. Он говорит:

— Боже упаси! У меня есть личное оружие — пистолет, а больше ничего не надо.

Не хочет ни бронежилет, ни каску. А я всё приготовил. Он велел всё положить в машину, может, кому-то потребуется. Ему — нет. Прикрутили тот флаг какой-то проволокой к «пуху». Вышли на улицу. Жду, не будет ли в нас народ камнями кидать. А народ глядит хоть и с удивлением, но с уважением.

Отправились мы через эти сёла к Дрнишу. Приезжаем туда и не знаем, где линия фронта. Не знаем, где наша армия. Все там схоронились по лесам и оврагам. Натыкаемся на «мартичевцев». Останавливают нас на этих своих баррикадах. Кто вы, да что вы, спрашивают. А он им тут же речь произнёс:

— Что вы здесь делаете? Чего ждёте? Где самое удалённое отсюда наше село?

Они отвечают, что до него 4–5 километров, а он им:

— Вот туда и идите. Чтоб я вас завтра видел там, а не здесь. Мы должны быть там, чтобы на нас никто не нападал, должны защитить наших людей. Я пришёл сюда, чтобы наши люди более не страдали. Сорок первый год не должен повториться! Больше ни один серб не должен быть убит! Это моя задача! Я — Ратко Младич, полковник Югославской народной армии!

Люди онемели. Прошла секунда — зааплодировали. А я только смотрю, не сделает ли кто из этих так называемых четников какую-нибудь глупость. Вокруг нас вооруженная толпа людей, а их вожаки — самые шумные.

Тот первый день мы провели, объезжая линию фронта.

Возвращаемся через село Косово. Заходим в церковную общину. Ратко входит в церковь, зажигает свечу. Крестится. Смотрю я на человека и ничего, ну ничего не понимаю! Я, офицер ЮНА, никогда бы такого не сделал. Вскоре об этом пошёл слух среди людей.

Целый день мы мотались по сёлам. Свою задачу Ратко видел в том, чтобы поднять моральный дух армии и народа. Посетил некоторые наши подразделения, дал им задания. Заставил армию заняться боевой подготовкой.

Весь июль он объезжал местность, побывал в каждой деревне, каждом населенном пункте на линии разграничения. Во второй половине июля усташи прорвались в село Велика-Глава, сербское село, расположенное к югу от Кистаня. В эту Велика-Главу входит не один посёлок, и здесь мы впервые действительно вели бои с усташами. До этого между нами были только стычки. Усташи заняли село, разогнали народ, забили скот, загадили дома. И тогда Ратко постарался урезонить верхушку усташей на местном уровне. Отправились на переговоры с их лидером — Анте его звали — по дороге к этому селу, и тут в полуметре от него падает кумулятивная мина! К счастью, не взорвалась, ибо усташа не сообразил, что надо сначала вырвать предохранитель. Ратко её поднимает, несёт в руке, и говорит в мегафон, с которым почти не расстаётся:

— Говорит полковник ЮНА, Ратко Младич! В меня не стрелять! Уничтожу всё живое, если кто выстрелит. Послушайте меня, вы, из СНГ! Я полковник ЮНА, Ратко Младич, повторяю: не вздумайте стрелять в меня!

Говорит так в мегафон и идет вперёд. В другой руке несёт мину. Идём по открытой местности только вдвоём, потому что четвёрку сопровождающих я убрал — зачем и им гибнуть.

Встречаемся с этим Анте, Ратко отдаёт ему мину и говорит: «Вот тебе мина, научи своих, как ею пользоваться». Тот аж покраснел от неожиданности, а вообще он был капитаном запаса ЮНА! Повёл себя тогда достаточно корректно, отозвал своих солдат. И всё только потому, что тут появился Ратко Младич!

А Младич всё это время в полной экипировке: на голове — пилотка-титовка, на ней — пятиконечная звезда, на машине — югославский флаг! А в корпусе всё ещё сидят генералы — македонец и словенец, строчат какие-то бессмысленные, никому не нужные рапорты в Белград…

В те дни случались всякие недоразумения, и в армии, и среди резервного состава. Один из самых драматичных эпизодов был, когда крагуевский бронетанковый батальон, резервный состав, не выполнил приказ тогдашнего командира 180-й моторизованной бригады в Бенковаце: отступил с занимаемых позиций и оставил усташам танки в полной боевой готовности и с включёнными двигателями!