Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I - Филипп-Поль де Сегюр

Однако, хотя он по-прежнему связывал все свое будущее с этой столицей, он чувствовал, что его надежда ослабела после такой кровопролитной и малорешительной победы. Инструкции, данные им Бертье для маршала Виктора, явно указывают его томление. «Враг, говорит он, — пораженный в самое сердце, не станет заниматься своими конечностями. Передайте «маршалу Виктору», чтобы он направил все батальоны, эскадроны, артиллерию и отдельных людей на Смоленск, чтобы оттуда они могли идти на Москву».

Во время этих душевных и физических страданий, которые император старался скрыть от своей армии, Даву проник к нему для того, чтобы предложить ему себя, хотя и раненого, в качестве командира авангарда, обещая ему, что он сможет идти днем и ночью, настигнет врага и принудит его к битве, не тратя без нужды, как Мюрат, силу и жизнь своих солдат! Но Наполеон отвечал ему только тем, что начал восхвалять неистощимую отвагу и удальство Мюрата.

Наполеону сообщили, что неприятельская армия вновь найдена. Она не удалилась на правый фланг, к Калуге, как он этого боялся, а продолжала отступать. Только два дня пути отделяли его теперь от Москвы. Это великое имя и великие надежды, которые он связывал с ним, подняли его силы, и 12 сентября он уже был в состоянии поехать в коляске, чтобы присоединиться к своему авангарду.

Глава IV

Москва

Русский император не являлся, в глазах своих врагов, исключительно военным. Однако его политические мероприятия в новых и старых провинциях, его воззвания, обращенные к армии и народу, в Полоцке и Москве, были удивительно приноровлены к месту и людям. По-видимому, во всех его политических мерах действительно существовала очень заметная постепенность.

В Литве, недавно приобретенной, из поспешности или из расчета, все было оставлено на прежнем месте при уходе войск. А в Литве, уже раньше присоединенной, где снисходительная администрация, искусно распределенные милости и более долгая привычка заставили население позабыть о независимости, при уходе войска русские увлекли за собой людей и все, что могли захватить с собой.

Но в Великороссии, где все содействовало власти — религия, суеверие, невежество, патриотизм населения, — все принимали участие в войне. Все, что не могло быть захвачено с собой, было уничтожено, и всякий, кто не был рекрутом, становился казаком или милиционером.

Внутри империя подверглась опасности, и Москва должна была подать пример. Эта столица, справедливо называемая поэтами «Златоглавая Москва», представляла обширное и странное собрание 295 церквей, 150 дворцов с их садами и флигелями. Каменные дворцы, чередовавшиеся с деревянными домиками и даже хижинами, были разбросаны на пространстве нескольких квадратных миль, на неровной почве. Дома группировались вокруг возвышенной треугольной крепости, окруженной широкой двойной оградой, имеющей около полумили в окружности. Внутри одной ограды находились многочисленные дворцы и церкви и пустые, вымощенные мелким камнем пространства; внутри другой заключался обширный базар — это был город купцов, где были собраны богатства четырех частей света.

Эти здания, эти дворцы» вплоть до лавок, все были покрыты полированным и выкрашенным железом. Церкви наверху имели террасу и несколько колоколен, увенчанных золотыми куполами. Полумесяц и крест напоминали всю историю этого народа. Это была Азия и ее религия, вначале победоносная, а затем побежденная, и полумесяц Магомета, покоренный крестом Христа!

Достаточно было одного солнечного луча, чтобы этот великолепный город засверкал самыми разнообразными красками. При виде его путешественник останавливался, пораженный и восхищенный. Этот город напоминал ему чудесные описания в рассказах восточных поэтов, которые так нравились ему в детстве. Если он проникал внутрь ограды, то удивление его еще увеличивалось под влиянием наблюдения. Он видел у дворян нравы и обычаи современной Европы, слышал среди них речи на разных языках и замечал богатство и изящество их одежды. Он с удивлением смотрел на азиатскую роскошь и порядки у купцов, на греческие одеяния народа и их длинные бороды. В зданиях его поражало такое же разнообразие, и между тем все носило на себе своеобразный местный отпечаток, подчас довольно грубый, как это и приличествовало Московии.

Дворяне, принадлежавшие к самым знаменитым семьям, жили там в своем кругу и как бы вне влияния двора. Они были менее царедворцами и поэтому более гражданами. Оттого-то государи так неохотно приезжали туда, в этот обширный город дворян, которые ускользали от их власти благодаря своему происхождению, своей знатности, и которых они все-таки вынуждены были щадить.

Необходимость привела Александра в этот город. Он отправился туда из Полоцка, предшествуемый своими воззваниями и ожидаемый населением.

Прежде всего он появился среди собравшегося дворянства. Там все носило величественный характер: собрание и обстоятельства, вызвавшие его, оратор и внушенные им резолюции. И не успел он кончить своей речи, как у всех вырвался единодушный общий крик. Со всех сторон раздавались слова: «Государь, спрашивайте что угодно! Мы предлагаем вам все! Берите все»!

Александр говорил потом речи и купцам, но более кратко. Он заставил прочесть им то воззвание, где Наполеон назывался коварным Молохом, который с изменой в душе и лояльными словами на устах явился, чтобы стереть Россию с лица земли!

Говорят, что при этих словах на всех мужественных, загорелых лицах, которым длинные бороды придавали древний вид, внушительный и дикий, появилось выражение сильной ярости. Глаза засверкали и руки вытянулись, потрясая кулаками, а заглушенные восклицания и скрежетание зубов указывали силу возмущения. Результат не замедлил сказаться. Их старшина, избранный ими, оказался на высоте: он первый подписал 50 тысяч рублей, две трети своего состояния, и на другой же день принес это.

Купцы разделяются на три класса, каждому из которых было предложено определить размеры своих взносов. Но один из них, причисленный к последнему классу, объявил вдруг, что его патриотизм не подчиняется никаким границам. Он тут же наложил на себя контрибуцию, далеко превышающую предложенную сумму. Другие тоже последовали его примеру, в большей или меньшей степени.

Говорят, что этот патриотический дар Москвы достигал двух миллионов рублей. Другие губернии повторили, точно эхо, этот национальный крик, раздавшийся в Москве.

Между тем Смоленск был в руках врагов, Наполеон находился в Вязьме, Москва же была охвачена тревогой, и хотя великая битва не была проиграна, но население уже начало покидать столицу.