Внедрение (СИ) - Аверин Евгений Анатольевич

– Машенька, как?

– Что могли, сделали. Теперь дело за Дмитрием Семеновичем и Олегом.

– Мам, мы такую рецептуру отработали, ты не представляешь! – вступил Олег, – и мы все хотим есть.

Это точно. Голод подступил внезапно.

– А можно мне в душ? – спрашиваю тетю Свету.

– В душ? Ну, наверное. Сходи, пока накрываю на стол. – Она растеряна.

Мне вручили махровое полотенце. Тугие струи холодной воды ударили сначала в лицо, потом по всему телу. Не так холодно, как зимой. Стою около минуты. Хватит. Таким полотенцем хорошо растираться. Вот, теперь и бодренько, и не жарко.

Стол уже накрыт. Окрошка на домашнем квасе, со сметаной. Вместо столовской колбасы – отварная треска. Очень вкусно. Я не отказалась от добавки. Как и все остальные. Сытые, не спеша пьем чай с конфетами «Птичье молоко». Я их только сейчас впервые попробовала. Теперь, главное, делать пристойный вид. Но удержаться трудно. О больных больше не говорим. Я рассказываю про подготовку к экзаменам. Выясняется, что у тети Светы есть хорошие знакомые в ОблРАНО. Поэтому все сложности легко разрешаемы. Если что.

Домой меня везет Олег.

– Маша, когда сдашь экзамены, давай в кино сходим? На комедию.

– Давай дождемся, когда сдам. Там видно будет.

– Тогда помни всегда, что ты – самая красивая.

– Спасибо, – я смущаюсь. Несется вечерний город за окнами, мы одни в машине, – а ты помни про гриб. Я по лесу бегать не смогу сейчас.

– Да я помню. Завтра и поеду. Этого же еще хватит?

– Хватит на две недели точно. Но нужен запас. Помнишь, как активировать после холодильника? Вот. На это еще день уйдет.

У дома он вышел провожать. Мы зашли во двор, к подъезду.

– Пока, – говорю. И повернувшись слышу ответное «пока». Но пойти не успела. На плечах теплая тяжесть его ладоней. Уф, и что сейчас делать? Около правого уха его губы: «Пока. Я буду переживать за твои экзамены и ждать, когда ты их сдашь». Ладони скользнули по плечам вниз. Я отмерла и нырнула в темноту за дверь.

Алла смотрела в тарелку с кашей. Больше хотелось спать, чем есть. Еда желанна днем в любое время, а сейчас лишь бы до кровати добраться.

Куратор взял с нее согласие на специальные курсы. Она и не думала отказаться. Эту учебу все должны пройти, так ей сказали. Предупредили, что будет тяжело. Но кого напугаешь трудностями, когда впереди такая цель и такие возможности. Она подписала несколько подписок о неразглашении, о личной ответственности за свою жизнь и здоровье, и какие-то еще. Ну, будет лагерь вроде спортивного. Да, придется попотеть и даже рисковать. Зато это ступень в избранные. Так ей тоже объяснили.

Сначала все было весело. Мама проводила взрослеющую дочь. Сумка с едой – на троих хватит. Электричка и самостоятельные шаги вперед. Это так захватывает. Шум Москвы. Тревоги около расписания. Подмосковная станция. Она дисциплинированная и успела во время. Автобус с десятью женщинами и девушками. Первая странность напрягла, когда привезли на место. Лагерь располагался в глубине огромной женской колонии. Отдельный пропускной пункт. За ним в земле узкий подземный ход под несколькими рядами ограждений. Называется «потерн». Новоприбывших собрали в зале.

«Вы все дали нужные подписки, – вещала женщина в спортивном костюме, – объясняю, что это значит. Вы выбрали ад. И это здесь. То говно, которое приехало, должно превратиться в нужный инструмент. Вы себе не принадлежите на эти два месяца. Если умрете, вас объявят пропавшей без вести. Если в отказ – зона рядом. Вас объявят преступниками и превратят в лагерную грязь. Если кто-то когда-то раскроет рот, то наказание одно – смерть. Вас сожгут живьем в печи крематория. Если ждете, что я сейчас дам выбор остаться или вернуться домой, то выбора нет. Вы останетесь в любом случае.

Им выдали комбинезоны и спортивные костюмы. Домашние вещи отобрали. День начинался в шесть. Надзиратели били палкой, если замешкаешься. Нужно быстро выскочить на зарядку. Час бега и упражнений. Алка бежала из последних сил. Падала. Удары ее поднимали. Одна девушка села и сказала, что больше никуда не пойдет. Ее убили у всех на глазах. Умелый удар палкой спереди и чуть сбоку по шее. Изо рта лежавшей на боку текла кровь. В лагере были не только десять прибывших. Народу много. Но знакомства не поощрялись. Да и сил не оставалось. Одно желание – поесть и упасть в сон. Было от чего. После скудного завтрака тренировка, после обеда еще одна. Вечером физическая подготовка. Кормили просто, скудно, без малейшего намека на растительное масло и любой другой жир. Каждый день она повторяла себе: «Я выживу». И выжила.

Через сорок дней характер обучения резко сменился. Их больше не били и не гоняли. Преподавателей сменили. Теперь все вежливо. Она впервые увидела себя в зеркале туалета в учебном корпусе. И не узнала. Похудела еще в первый месяц. Это чувствовала на ощупь. Но не думала, что так. Проступили ребра. Кость широкая, но никто теперь не скажет, что она толстуха. Грудь почти третьего размера теперь не сливается в животом. Лицо осунулось. Красоткой не назовешь, но приятной уже можно. Появилось дерзкое хищное выражение.

Теперь обучали тактике агентурной работы, наружного наблюдения, методам конспирации и многому другому. В конце преподаватель велела ей подстричься. Парикмахер уже ждал. На кого указывали, делал прическу. Алле досталась короткая стрижка, почти мальчиковая. Но ей очень шло. Потом достали импортные тюбики. Сделали покраску. Родные, почти черные волосы превратились в темно-рыжие. За две недели постепенно вернулись к обычной жизни. Даже временами казалось, что все привиделось. Пот, синяки, крики, удары, кровь в грязи. На обратную дорогу даже дали денег. Пятьдесят рублей. Вывозили также, на автобусе. Но уже до Москвы. Так ни с кем и не удалось познакомиться. В электричке домой возвращался другой человек. Настолько другой, что даже мама сначала присматривалась. «Что с тобой сделали? Какая ты теперь королева! Да как же это? Вот что значит, специальный лагерь. Мне бы в такой» – «Нет, мама, тебе не надо в такой. И мне не надо. Но обратно оттуда уже не выедешь».

Встреча куратором назначена на вечер. Она едет в троллейбусе. Тепло, но надеты джинсовая курточка и джинсовая юбка, которую даже пришлось немного ушить. Под курточкой черная майка с какой-то надписью. На лоб сдвинуты черные очки. Дядьки поглядывают. Взгляды скользят по лицу на грудь. Косметики на Алле теперь нет. Будет команда, нарисует. Адрес встречи другой. Ключей нет. Условный звонок и стук. Ей открыл ее куратор.

– Ой, Аллочка, тебя не узнать! – но по лицу видно, что он прекрасно осведомлен, что ей пришлось испытать, – проходи.

В комнате сидит мужчина лет тридцати. Худое лицо с бегающим взглядом, серый пиджак и галстук висят на спинке стула.

– Знакомься, это Анатолий Иванович. Твой новый куратор. Будете работать и обучаться дальше с ним. Только сначала бумаги подпишем.

Алла ставит подписи о переходе на связь к новому человеку. «А он интересный», – смотрит она краем глаза.

– И все вопросы по дальнейшей учебе в ВУЗе тоже с ним решать будете.

Анатолий Иванович кивает:

– Чему, девочка, тебя научили в лагере?

– Не думая выполнять, что прикажет куратор.

– Молодец. Теперь встань и подойди к окну.

Алла встала. Окно завешено черной шторой. Свет дня заменяет лампа.

Новый куратор подошел и запустил руку в темно-рыжую шевелюру. Голову запрокинуло, и она увидела потолок. От неожиданности вырвался легкий стон или вздох. Куратор пнул под сгиб ноги. И, поставив на колени, выгнул за волосы ее еще больше.

– Открой рот, – прозвучала команда.

Алла подчинилась. Куратор навис над ней. Тягучая нить его слюны коснулась ее губ. Глядя прямо в глаза, Алла начала глотать. Потом еще какое-то время сидела задом на пятках. Тошнота отступила. Анатолий Иванович пальцем поднял ее подбородок вверх. Глаза его остановились в ней, холодные, жестокие. Подал руку и сказал, как ни в чем не бывало: