1941. Разгром Западного фронта - Дмитрий Егоров

В Поставах В. А. Тимофеева ждала шифровка из Москвы: предписывалось немедленно перебросить школу в Оршу. С эскадрильей майора Пещерякова связь была потеряна, и он решил вместе с заместителем по политчасти Бурмаковым немедленно отправиться туда. Через полтора часа школьный «пикап» подъехал к аэродрому эскадрильи, где был обстрелян из леса неизвестными. Весь аэродром оказался заставленным бомбардировщиками СБ 6-го и 128-го полков 12-й БАД, находился здесь и полковник Крупский. Отдав распоряжения о перебазировании с рассветом следующего дня, начальник и замполит вернулись в Поставы. 23 июня Поставская авиашкола покинула свой обустроенный городок и перелетела в Оршу, потом — в Москву, а потом — еще дальше, в глубокий тыл. Всю войну она готовила летчиков-штурмовиков, из ее стен вышло немало будущих Героев, в том числе и сам Гофман. А немцы, войдя в Поставы, не мешкая посадили на школьный аэродром свои бомбардировщики. В разведсводке штаба Западного фронта № 11 на 10 часов 30 июня 1941 г. указывалось: «На аэродроме Поставы 29 самолетов ДО-17». После войны аэродромы школы были заброшены, но находившийся в стадии строительства был «доведен до ума» и просуществовал, как военный, до середины 90-х годов; в настоящий момент он находится в состоянии разора и запустения: полоса приходит в негодность, в ангарах хранится колхозная сельхозтехника.

Еще одна школа пилотов бомбардировщиков находилась в еврейском местечке Уречье Минской области. Она имела два аэродрома (основной — в самом Уречье и полевой — в Новом Гудково), обслуживание их возлагалось на 246-й и 247-й аэродромные батальоны 57-й авиабазы 19-го района. В Уреченской школе так же, как и в Поставской, имелись самолеты-разведчики Р-5 и бомбардировщики СБ, но ввиду удаленности от границы потерь в матчасти не было. Сначала она была эвакуирована в Гомель (оттуда школьные СБ летали на боевые задания), потом в Калугу и еще дальше — на Урал[171].

Выведя из строя на приграничных аэродромах большинство истребителей, подразделения Люфтваффе уничтожили 22 июня значительное число складов горючего и боеприпасов в районах дислокации 3, 10 и 4-й армий, что резко снизило потенциальные возможности советских частей. Дефицит бензина и дизельного топлива осложнил развертывание войск, их снабжение, ограничил свободу маневра. Зафиксирован случай вынужденного использования бензина для заправки дизельных артиллерийских тягачей СТЗ-НАТИ[172]. А. М. Олейник вспоминал: «В автомобилях бензин на исходе, заправщиков нет, многие машины бросают. На железнодорожных путях возле станции Россь обнаружили цистерну со спиртом, заправили бак. Мотор греется, чихает, но едем. По пути из брошенных автомобилей сливаем крохи бензина и разбавляем в баке спирт»[173].

На КП 10-й армии произошел следующий разговор между ее командующим и 1-м заместителем командующего войсками округа генерал-лейтенантом И. В. Болдиным:

«— Насколько мне известно, товарищ Голубев, в вашей армии было достаточно горючего. Куда же оно делось?

— Тут, видимо, вражеская агентура поработала. Уже в первые часы нападения авиация противника произвела налеты на наши склады с горючим. Они и до сих пор горят. На железнодорожных магистралях цистерны с горючим тоже уничтожены»[174].

О том же говорили замполит 13-го мехкорпуса полковой комиссар Н. В. Кириллов с вновь назначенным вместо погибшего в первый день старшего батальонного комиссара А. Б. Давыдова замполитом 31-й танковой дивизии Д. И. Кочетковым: «— Что это? — Склады с горючим и боеприпасами взрываются… Это под Бельском. Недавно был сильный налет. Город и сейчас весь в огне. Даже отсюда видно зарево»[175]. Из донесения начальника артиллерии Западного фронта Н. А. Клич от 1 июля 1941 г. начальнику ГАУ РККА: «Боевое питание было крайне осложнено отсутствием автотранспорта в частях и автобатальонов в распоряжении фронта. Кроме того, склады № 856, 847, 843, 838 и 454 были взорваны, а железной дорогой было подано войскам только девять транспортов боеприпасов из-за систематических налетов авиации противника». Все склады удалось «привязать» к местности. Четыре из них оказались ОАСами, то есть окружными артскладами: 856-й ОАС (Гродно), 838-й ОАС (Гайновка), 847-й ОАС (Пинск), 843-й ОАС (Бронна Гура). 454-й оказался артскладом 3-го разряда и находился в Верхушино Минской области.

Как ни прискорбно это признать, армейские службы тыла оказались неспособными решать возложенные на них задачи. Вот выдержка из донесения командира 7-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса генерал-майора танковых войск С. В. Борзилова: «Дивизия, выполняя приказ, столкнулась с созданными на всех дорогах пробками из-за беспорядочного отступления тылов армии из Белостока (дорожная служба не была налажена)»[176]. Но, видимо, часто сами командиры соединений приказывали отводить дивизионные тылы на восток. Это привело к страшной мешанине, пробкам и заторам на дорогах, огромным потерям транспортных средств при воздушных налетах. Как вспоминал Я. М. Булавин, старшина мотоциклетной роты 14-го ОРБ 13-й дивизии, батальон по тревоге ушел в Замбрув, а уже в 6 часов утра из штадива прибыл на бронемашине политрук Дурминидзе и приказал тыловым подразделениям двигаться на Волковыск: «Ехали мы по направлению на г. Волковыск, в пути следования неоднократно подвергались бомбежке немецкими самолетами. Около 10 часов вечера мы добрались до города Волковыск. Там все отступающие с запада части стали задерживать. Какой-то [начальник] был в генеральской форме. Технику всю отступающую загнали на стадион, только с одними водителями машин. И 23-го, в 2 часа ночи, послышался сильный звук самолетов с запада и началась бомбежка. Командного состава никакого не было. Ужас, что творилось, было полное предательство. Конечно, я уже не могу вспомнить те места. На одной переправе через реку также скопилось много техники и солдат, по обе стороны дороги находилась болотина и некуда деться. Река текла крови солдатской, и много таких эпизодов на моем пути было»[177]. Буду объективен: не только тылы двинулись «в тыл». В течение всей активной фазы сражения боевые части теряли личный состав НЕБОЕВЫМ СПОСОБОМ. Слабые духом уходили в тыл «под шумок»; не являвшиеся по своей сути дезертирами, но потерявшие по разным причинам свои части, поддавались общим паническим настроениям и тоже спешили на восток. Поэтому уже на третий день войны, когда немецкие танки прорвались к Слониму, в глубоком тылу в бесцельном блуждании находились тысячи людей в форме, сотни единиц автотранспорта, и даже танки, бронемашины и подразделения артиллерии. Поэтому создание в первую же неделю войны в тылах фронта заградительных кордонов из пограничных войск и сборных пунктов было не просто уместной, но чрезвычайно важной и полезной мерой.

Брошенная техника 10-й армии

Подразделения артснабжения и боепитания частей тоже оказались не на высоте. Потеря части складов боеприпасов от ударов авиации вовсе не означала, что брать их стало негде. В одних местах разгребали пепелища в поисках уцелевшего ящика артвыстрелов или патронного цинка, но зато до конца боев так и остались невостребованными весьма значительные ресурсы. В Беловежской пуще в районе Гайновки было два артсклада для обеспечения потребностей 10-й армии: 838-й ОАС и 1447-й ГАС (головной артсклад). Бывший рядовой 83-й караульной роты Ф. И. Жарков вспоминал, что в хранилищах одного из складов было сосредоточено большое количество боеприпасов разных калибров, а также стрелковое оружие, обмундирование и обувь. Начальник склада и его замполит в первый же день дезертировали. До 27 июня оставшиеся без командования — из него остались только ротный старшина и зам. политрука — стрелки охраняли это никому не понадобившееся богатство (даже войскам, отступавшим через пущу), а потом, взорвав его, ушли на восток[178]. Н. Халилов из 128-го полка 29-й мотодивизии после войны рассказывал: «Автоматы выдавали только командирам взводов и отделений. Нам и винтовок не хватало. Хотя в лесу были большие запасы оружия, его после давили танками, чтобы не досталось врагу»[179]. Бывший зам. командира 204-й МД Г. Я. Мандрик также писал, что из-за отсутствия стрелкового оружия командование дивизии было вынуждено оставить в местах постоянной дислокации порядка двух тысяч человек личного состава.

Белостокская группировка и 4-я армия имели достаточно сил, чтобы при грамотном управлении эффективно действовать в обороне, но опоздание с приведением их в боеготовное состояние не оставило никаких шансов на возможность осуществления планов прикрытия. 1-й стрелковый корпус (командир — генерал-майор Ф. Д. Рубцов) получил сигнал «Гроза» в 4 часа 13 минут, когда его дивизии уже находились под огнем немецкой артиллерии. Дальнобойные орудия обстреливали крепость Осовец, полыхали огнем казармы и склады, в грохоте взрывов свечками взлетали в небо вырванные с корнями сосны, росшие на защитных земляных «подушках» старых фортов. Под бомбежкой покидали военный городок в Боцьках части 31-й танковой дивизии полковника С. А. Колиховича. Но самый большой урон был нанесен 113-й стрелковой дивизии (командир — генерал-майор Х. Н. Алавердов). Ее полевой лагерь, раскинутый на чистом месте в 4–6 км от границы, был обстрелян из-за Буга огнем артиллерии. Ураган разрывов сметал палатки, красноармейцы и командиры бежали кто куда из зоны обстрела. Командир дивизии был тяжело ранен в бедро, а собрать перемешавшиеся при бегстве полки удалось лишь через два часа. В 3-й армии авиация застигла на марше к рубежам обороны 85-ю ордена Ленина стрелковую дивизию. Потери в войсках были очень велики. Мемуарная литература подробностями не балует, поэтому, чтобы не быть голословным, приведу несколько свидетельств. В. В. Свешников, 164-й легкий артполк 2-й стрелковой дивизии: «Часов в 8 утра полк двинулся к Осовцу, к границе. Что началась война, мы не знали… полк двигался компактной колонной, а не с интервалами между орудиями. Около местечка Моньки полк на марше был атакован немецкими самолетами и сразу же понес ощутимые потери от бомб и рвущихся своих снарядов в орудийных передках и зарядных ящиках. Это произошло около 10 часов утра на полпути до Осовца. Остальные полпути мы проделали до 7–8 вечера под непрерывными налетами фашистских самолетов…»[180]. Н. З. Хайруллин из 121-го ОПТД 49-й стрелковой дивизии вспоминал, что недалеко от них располагался дивизионный 31-й легкоартиллерийский полк на конной тяге. Его командир, майор, только недавно закончивший академию, после окончания артобстрела выстроил полк в походную колонну на совершенно открытой дороге. Тут же налетела авиация, и в течение 15 минут от полка ничего не осталось; он был уничтожен полностью, не успев вступить в бой[181]. Командир 171-го ЛАП майор Т. Н. Товстик значится пропавшим без вести в июне 1941 г.