Пси-фактор (СИ) - Лылык Екатерина

А тем временем старые города шли в переработку. Медленно и беспрерывно переваривались новым обществом для производства неломаемых вещей. Марта еще помнила эру потребительства. Гонку за артефактами, аукционы за право обладания вещами из этих необъятных могильников. Теперь же черный рынок ушел в подполье, а точнее, в подземелья.

Сколько Марта помнила, дэ Руж никогда не боролась с ними. Посмеивалась и говорила, пусть люди играются.

— А у этого… было название? — опять спросил кто-то из врачей. Все как-то вмиг оказались ближе. Готовые слушать, застывшие, словно хищники перед прыжком.

От внимания становилось неловко. Марта тяжело вздохнула и, подтянув колени, уперлась в них руками. А преследовавший с утра запах гари и пыли снова всплыл в памяти.

— Последний раз его называли городом диких, — вспоминала она, продолжая смотреть в просветы между облаков и деревьев. — Когда я родилась, часть из того, что ныне называется промышленными помойками, уже была разрушена войной. Часть еще трепыхалась и пыталась как-то сводить концы с концами. Сейчас те события называют просто Переломом… Для нас же это была нескончаемая борьба за выживание. Все вокруг жили бартером и оружием. Образованность населения упала до критической отметки, и названия городов беспрерывно менялось… в зависимости от банды, которая брала контроль в свои руки. Говорили, что перед Диким его звали Ярый, а еще перед этим… Львиным логовом, Львиными головами… — она на миг умолкла, сглатывая набежавшую слюну, — Леополис перенял их название, вобрал их трубы, камни, колорит… Перенял черты, словно ребенок от родителя.

Родителей у Леополиса было много. Они были вокруг него, большие и мелкие города, городишки, селения…

Лэйн не заметила, как умолкла, и никто не спрашивал больше. Озвученная ею официальная версия была щедро приправлена горечью. Она сквозила в голосе, словно граница, отделяющая правду от лжи.

Дикий в то время уже затухал. Банд было много — с разным оружием. А после пришли группы зачистки, состоящие из одних лишь уродцев. Их, глупых свободных людей, сгоняли в резервации. Полная свобода от условностей. Разврат и дети… Много-много новорожденных детей, которых забирали не пойми куда. Но понятно зачем… Этого не скажет учебник истории. Этого не скажет никто, кто там был… Даже дэ Руж не поймет, потому что не видела резерваций изнутри.

Двадцать минут, отпущенных перед последним броском, протекли неожиданно быстро.

Перед глазами раскинулось поле с наплевательски протоптанной дорогой. Она уводила к Дикому, словно стрела, четко обозначая путь, которым скрылись беглецы…

Глупые-глупые дети. Автоматизированный город напрочь отучил их думать о том, что бывают следы.

Двигались быстро, все той же цепочкой. Перед глазами долгожительницы маячили чужие спины, а в памяти стояли родные стены.

Казалось, гарь стала запахом и вкусом целой эпохи. Марта помнила, как взорвали Дикий и как кружил горячий искрящийся пепел от вездесущих пожаров. Ее голова тогда была похожа на исполинский колокол, в котором звенели тысячи чужих мыслей. Отбраковки, эксперименты, селекция… и наблюдения. Одной Вселенной известно, сколько уродцев вышло из ее собственного тела, чтобы продолжить свой генетический поход в этот изувеченный предками мир…

И сколько раз она пыталась уничтожить себя, только бы прекратить исключительно научные изыскания над своим телом…

* * *

Заседание префектов продолжалось, и Клэр все острее чувствовала растерянность и раздражение.

Что задумал Фэрдинанд? Ведь его странный вопрос о курсе Сакской империи не был праздным. Что-то серьезное стояло за ним. И, похоже, этот человек решил в наглую прощупать почву, прежде чем внести предложение. Самодовольство, которое раз за разом проскальзывало на его лице, было тому подтверждением. Фердинанд, как кукловод, с наслаждением взирал на то, как все играют заданную пьесу…

Работа шла… Префекты поднимались по очереди, говорили свое мнение по заданной Фердинандом теме, и Клэр неожиданно для себя понимала, что все хотят изменений. Не желающих их меньшинство. Наверное, сыграло роль брошенная Фердинандом фраза о союзе полисов.

Умен, засранец. Что еще можно пообещать полисам, как не самоуправство?

И только глупец не поймет всей анекдотичности ситуации. Полисы слишком зависимы друг от друга. Сделай их самостоятельными экономическими единицами, и их ждет если не мгновенный коллапс, то крайне тяжелые времена.

У каждого полиса свои карты, и не всегда среди них имеются тузы… Взять хоть тот же Кальтэной, чьи лаборатории клепают ГМО для всей империи. Но они не производят продуктов. Отключи им продуктовые поставки, и что станет с ними через неделю? Монополия на каждом шагу и во всем… Крайне глупое положение вещей.

Она не заметила, как начала крутить на пальце кольцо. Символ Аллота раздражал. Зачем взяла, спрашивается? Ведь могла просто вернуть. Не вернула. У жеста Казимира Руфа была своя цель, и она стоила уважения. Отдать свою печать, все равно что проявить высшую степень доверия. Это было неожиданно. Но Клэр знала Казимира не первый год. Она помнила его вступление на должность префекта и его ясный, не затуманенный интригами взгляд. Сейчас же… он услышал слова императора и без раздумий отдал свою печать не кому-либо, а ей.

Казимир продолжал верить именно ей. Клэр не любила обманывать чужое доверие. И сейчас было непривычно тяжело от мысли о том, что она продолжает молчать. Чертово предупреждение Фердинанда.

Должок, упомянутый им, был до сих пор ей непонятен. Подачка или подарок? Некая до конца не оформившаяся фикция, напротив которой обосновалось доверие и возможный союз Аллота.

Казимир был грамотным префектом, он впросак, как Кальтэной, не попадет, если случится непоправимое…

— Префект Леополиса, ваше слово? — с легкой улыбкой поинтересовался Фердинанд, выдергивая ее из раздумий. — Вы ведь хотите что-то сказать?

А прозвучало это как: «А вам вообще есть, что говорить? Молчите, Клэр, иначе просто будет еще одно печальное повторение событий пятнадцатилетней давности».

Умен… и скользок как змея.

Клэр молча поднялась со своего места, задумчиво обвела взглядом присутствующих и снова взглянула на мужчину, занявшего трон.

На самом деле ей было что сказать.

— Мой император, с вашего позволения… я выступлю на трибуне, — голос непривычно дрожал.

Фердинанд неопределенно махнул рукой, и Клэр под аккомпанемент поднявшегося шума спустилась вниз. Помнится, раньше не было ничего зазорного в том, чтобы встать за трибуну. Пусть все смотрят тебе под ноги, а кто-то желает упасть. Нет ничего странного в том, чтобы повернуться спиной к императору. Но дед Фердинанда не любил спин. Он обожал, чтобы все смотрели ему в лицо. Нервничал, если не видел взгляда и выражения лица говорившего.

Фердинанд же не его дед. И потому Клэр сейчас уверенно взошла на трибуну. Чувствуя, как жжет взгляд юнца ее спину. Как давит кожу кольцо Казимира и пронзают взгляды каждого префекта, присутствующего здесь.

— Многое сказано и про отмену обязательных модификаций, и про устарелость существующего порядка. И про оставить все как есть, и про ужесточить контроль… Обязать свободных или загнать их в подземные города… Брать для производства ГМО только детей свободных… — начала она, обводя всех тяжелым взглядом. — Будем откровенны, господа, ваши слова — это результат двойных стандартов империи и частичного сокрытия информации о реальном положении дел. Правда в том, что среди нас нет гомо сапиенсов. Последние настоящие люди погибли в дни Перелома от радиации! От кислотных дождей и массовых химических отравлений. Когда на одного нормального ребенка приходилось пятьдесят больных с врожденными отклонениями. Наша генетическая норма давно не норма. Наш мир — это другой мир. Мир человека для природы, а не природы для человека.

Она вскинула руку, обводя жестом всех присутствующих.

— Разве в ваших семьях нет ГМО, или, может, кто-то из вас не делает генно-моделирующие прививки? Хотите отпустить вожжи? Пожалуйста, отпускайте, только для начала спросите префекта Кальтэноя, сколько в его лабораториях производится генетических правок ежедневно на эмбриональном уровне. — Она взглянула на мужчину, сидящего в первом ряду. — Префект Такебир, скажите, почему молчите?