Толпа - Эмили Эдвардс

— Какая температура?

— Все такая же, — шепчет она в ответ.

Брай указывает на пульт. Эш ставит фильм на паузу и осторожно садится на скамейку дивана. Глаза у Брай темнее, чем обычно, щеки раскраснелись. Ее глаза кажутся более темными, из-за страха. Она чего-то боится… Эш чувствует, как его пульс учащается.

— Что такое, Брай? Что-то еще случилось?

Она кивает, у нее в глазах стоят слезы. Теперь, когда он вернулся, необходимость выложить ему новости настолько пугает ее, что она не может не плакать.

— Смотри.

Она откидывает голову назад, открывает рот и высовывает язык. Эш заглядывает ей в рот, но что он должен там увидеть? Брай указывает на внутреннюю сторону щек, и Эш понимает, что она имеет в виду: маленькие белые пятна. Брай закрывает рот.

— Это сыпь. Один из симптомов… — Слезы катятся по ее щекам, Эш берет ее за руку. — Я посмотрела в книге. Это один из симптомов кори.

— Корь? — Эш произносит это слишком громко, Альба ворочается во сне.

Не переставая плакать, Брай говорит:

— Смотри.

Она тихонько убирает волосы со лба Альбы. Вдоль линии волос и вниз к щекам протянулась полоска красных пятен. Эш сжимает руку Брай и шепчет:

— Ничего-ничего, она будет в порядке. Вы обе будете в порядке.

Брай кивает, но слезы все еще текут по ее щекам, капают на лицо дочери.

— Я читал вчера ночью про корь, — продолжает Эш. — Большинство выздоравливает без всяких осложнений. Наши родители в детстве все ею переболели, помнишь? К ней относились так же, как сегодня относятся к ветрянке. Все будет хорошо, Брай.

Брай смеется, глотая слезы.

— Ты говоришь, как моя мама.

— Господи, правда? — Он театрально поднимает брови, так что трудно сказать, злится он или нет. — Ну что ж, она мудрая женщина.

Брай снова смеется, а затем опять начинает плакать сильнее прежнего. Осторожно, чтобы не разбудить Альбу, Эш вытирает ей щеки. Брай не объясняет, почему плачет, а он не спрашивает. Не сейчас. Он несет спящую Альбу обратно в их спальню, и они все ложатся в кровать. Эш гладит Брай по голове, пока она тоже не засыпает.

20 июля 2019 года

Путь домой был дорогим и мучительным. Короткий рейс из аэропорта «Ньюки-Корнуолл» в «Гэтвик» задержали на двадцать минут, и Элизабет чуть не взвыла от ярости. Медленно идущие пассажиры, бортпроводницы с пустыми накрашенными глазами — все, казалось, было против нее именно тогда, когда требовалось, чтобы мир работал правильно.

Она приезжает домой после полуночи. Проносится сквозь царящий в доме хаос: на полу валяются кроссовки и куртки, на столике у дивана — тарелка с засохшей пиццей. Дом пахнет ее семьей — неповторимой смесью грязной обуви, скошенной травы и старой мебели. Запах бергамота и травянистый запах спа — Элизабет специально ездила в город на распродажу, — казавшийся божественным, теперь стал резким и неуместным. Все неуместно. Как накрашенные губы и накладные ресницы у маленькой девочки.

Элизабет спешит наверх. Она позвонила Джеку из такси и знает, что он в их спальне. Она медленно открывает дверь. В комнате полумрак. Лампа на столике прикрыта футболкой Джека, чтобы максимально приглушить свет. Джек полусидит, полулежит на кровати, положив руку на то поднимающуюся, то опускающуюся спинку свернувшейся клубком Клемми. В тусклом свете трудно что-то разглядеть. Элизабет как завороженная делает шаг вперед. Рыжие волосы дочери разметались по подушке, как будто она плывет под водой. Клемми слегка раскраснелась и вцепилась ручкой в толстое зимнее одеяло — Элизабет отнесла его на чердак пару месяцев назад, когда разбирала летние вещи. В целом Клемми выглядит нормально. Джек сонно открывает глаза и смотрит, как Элизабет, едва касаясь, проводит ладонью по телу Клемми. Она не хочет будить ее, но ей необходимо ощутить живое тепло. Слава богу, я дома. Сейчас ей кажется безумием, что она хотела уехать и оставить их одних, что она наслаждалась поездкой. Элизабет смотрит на Джека: тот выглядит так, словно только что вернулся с мальчишника.

— Привет, — шепчет он.

Она целует его в щеку. От него пахнет, как от корзины с грязным бельем. Она берет его за руку, а затем снова поворачивается к Клемми.

— Когда она заснула?

Элизабет слегка дотрагивается до шелковистых волос дочери.

— После того как ты позвонила. Примерно час назад.

— Мерял температуру?

— Все так же, держится около тридцати девяти.

— Ты проверял, не появились ли у нее на груди пятна?

— С тех пор, как ты спрашивала час назад, нет.

По дороге домой Элизабет освежила свои знания о ветрянке. Макс переболел ею, когда был маленьким, а Чарли и Клемми нет. Она наклоняется к Клемми и пытается рассмотреть ее грудь под пижамой.

— Не надо, не тревожь ее. Пусть поспит.

Элизабет останавливается. Он прав, сейчас для нее лучше всего спать.

— Завтра утром позвоню в «неотложку».

Она начинает составлять в голове список дел.

— Я уже говорил: дежурный врач уверен, что это ветрянка, и нужно просто переждать ее, как любое вирусное заболевание.

— Да, но я хочу быть уверена. И ты ведь не сказал ему, что она не привита?

Она не хочет, чтобы это звучало упреком, — не сейчас, когда на Джека столько всего свалилось, — но ничего не может с собой поделать. Она чувствует, как прежний страх просыпается в ней. Теперь, когда она дома, следует все взять в свои руки.

— Элизабет, я сказал об этом по телефону, и врач наверняка все увидел в ее карточке. Да и это неважно: чем бы это ни было, Альба и Чарли тоже болеют. Но, может быть, не в такой острой форме.

— Ты сказал, что Чарли лучше.

— Перед сном он говорил, что все еще плохо себя чувствует и у него болит голова. Даже не рвался смотреть телевизор.

Тыльной стороной ладони Элизабет прикасается ко лбу Клемми. Он горячий и влажный. Глаза двигаются под закрытыми веками. Элизабет надеется, что она видит