Остров Южный Камуи - Кётаро Нисимура

6

Служащий на санэпидстанции, к которому обратился Тасака, точно не помнил, предупреждал ли он ребёнка Кёко Игараси не трогать отравленные клёцки или же не предупреждал. Эта неопределённость прибавила инспектору бодрости и мужества. Вероятность убийства увеличивалась.

Когда он вышел с санэпидстанции, солнце стояло высоко и снег таял вовсю. До нынешнего утра улицы были затянуты нарядным белоснежным покрывалом, а теперь утопали в грязи. «Так же, как мадам Игараси», — сказал про себя Тасака, шагая к детскому саду, куда ходил малыш. Внешность красивая, а душа грязная. Взять и спокойно пожертвовать собственным ребёнком!.. Так же, как его собственная бывшая жена Мисако…

Из-за снега и распутицы на дверях детского сада висела табличка «Выходной день», но директор и молоденькая воспитательница были на месте. Их можно было расспросить о бедном малыше.

— Кажется, он очень любил покойного отца? — спросил Тасака.

— Да, — кивнула воспитательница. — Когда все рисовали, он всегда рисовал самолёты и объяснял: «Это папин реактивный самолёт». Очень любил папу…

— А маму?

— Вы имеет в виду госпожу Игараси?

— Да. Он её портреты рисовал?

— Если ему говорили: «Нарисуй маму» — то рисовал.

— А в другое время, сам по себе не рисовал?

— Нет.

— Но ведь обычно малыши рисуют на картинках своих мам, разве не так?

— Н-ну, в общем… — вдруг как-то неопределённо ответила воспитательница, вероятно испугавшись, что её слова могут подтолкнуть инспектора к каким-то выводам.

— Как вы восприняли известие о том, что мальчик покончил с собой? — спросил Тасака, чтобы переменить тему.

Воспитательница явно вздохнула с облегчением.

— Очень удивилась.

— И только? А вам это не показалось странным? Вы не задумывались над тем, насколько в принципе шестилетний малыш способен покончить с собой?

При таком напоре воспитательница снова замкнулась и ничего не ответила. Тогда Тасака обратился к пожилому заведующему:

— А вы что думаете об этом? Вы когда-нибудь читали или слышали такое, чтобы шестилетний ребёнок покончил с собой?

— В нашей стране рекордно юный возраст для самоубийцы — семь лет, это точно, — в деловой, но доверительной манере сообщил сухопарый заведующий.

— Значит, всё-таки не шесть?

— Нет, но…

— Что но?

— С малышами очень трудно судить, самоубийство это или нет. Они же, в отличие от взрослых, обычно не оставляют предсмертных записок. К тому же за рубежом есть зарегистрированные самоубийства и в шесть лет.

— И тем не менее для Японии официальный рекорд — семь лет, — с нажимом констатировал Тасака.

Он словно перепроверял себя. При таком расчёте, если официально зафиксированный рекорд раннего самоубийства — семь лет, это, вероятно, могло служить свидетельством того, что самоубийство шестилетнего ребёнка — явление неестественное.

Тасака покинул детский сад с сознанием, что получены ценные сведения. Так, по крошкам, пожалуй, удастся и собрать улики, то есть доказательства, что совершено убийство, — говорил он себе, шагая по раскисшему снегу.

Однако вечером, вернувшись в холостяцкую квартиру, где никто его не ждал, Тасака, несмотря на удовлетворение от проделанной работы, почувствовал, как навалилась на сердце тяжкая усталость. Причины он и сам не понимал. Поднимаясь к себе по тёмной бетонной лестнице, он вдруг на мгновение ощутил, что все его усилия вывести на чистую воду Кёко Игараси — суета сует. Тасака даже слегка мотнул головой, чтобы отвести эту мысль. Возможно, тщета его стремлений в погоне за ушедшей женой проецировалась на нынешние его усилия загнать в угол Кёко Игараси…

— Надо держаться! — сказал себе Тасака с вымученной усмешкой. Он уже вытащил из кармана ключ, как вдруг с удивлением заметил, что в квартире зажжён свет.

Дверь тоже оказалась не заперта. Хорошенькое дело: к инспектору полиции в квартиру вломились воры! Мобилизовавшись, Тасака резко распахнул дверь — и замер на пороге. Посреди комнаты в шесть татами сидела бросившая его два года назад жена Мисако. Она смотрела на него, улыбаясь сквозь слёзы.

— Здравствуй, — сказала она сдавленным голосом.

Тасака, не оборачиваясь, закрыл за собой дверь.

В его груди вскипела волна ярости. Хотелось изо всех сил ударить эту женщину, но он сдержался и только смерил её ледяным взглядом. Не ударил он её не из жалости, но лишь потому, что боялся, как бы она не приняла это за прощение.

— Зачем ты пришла? — спросил он не меняя позы, подавив обуревавшие его эмоции.

Мисако не пожалела косметики, но из-под неё проглядывало осунувшееся усталое лицо.

— Я хотела перед тобой извиниться… — сказала Мисако. — Прости меня.

— Ты, наверное, ошиблась адресом. А как же твой Сайто, этот захудалый телевизионщик?

— Не говори мне о нём!

— Что, бросил тебя?

На большие глаза Мисако навернулись слёзы. Тасака, можно сказать, и женился на ней ради этих красивых глаз. Почувствовав, что не может и теперь оставаться равнодушным, он закусил губу.

— Небось радуешься теперь, что я в таком виде, — заметила Мисако.

— А что, нельзя? — буркнул он.

— Да нет, все считают, что я сама во всём виновата, — горько сказала Мисако, обводя взглядом комнату. — А где же Мика? Я хочу её увидеть наконец.

— Её нет.

— Как это нет?

— Она умерла.

— Умерла?

— Да, умерла, — резко бросил Тасака, чувствуя, что его душит новая волна гнева. — Мика умерла в тот день, когда ты убежала из дома. Когда я вернулся вечером, она лежала мёртвой в канаве неподалёку. Пошла за тобой и упала в канаву. Ей ведь было всего два годика — выбраться не смогла. Когда я её оттуда доставал, она лежала сжавшись в комочек… Это ты её убила.

Мисако некоторое время остекленевшим взором смотрела в пространство и наконец разразилась рыданиями. Тасака посмотрел, как мелко вздрагивает её спина, повернулся и вышел из квартиры. Он снова оказался на вечерней улице города.

Он шёл не разбирая дороги. Когда, так и не справившись до конца с нахлынувшими чувствами, Тасака вернулся домой, брюки его были по колено забрызганы грязью. В квартире всё ещё горел свет, но Мисако там уже не было.

7

Оно поразился тому, как скверно выглядит Тасака. Глаза у него были красные — видно, всю ночь не спал.

— Ну и видок у тебя! — озабоченно заметил он. — Что, расследование не ладится?

— Да нет, всё нормально. Дня через два-три смогу предъявить доказательства того, что это было убийство, — угрюмо ответил Тасака.

Однако вся его уныло ссутулившаяся фигура, как казалось Оно, не демонстрировала такой уверенности.

— Ты только не перегибай там, — сказал Оно.

Тасака, ничего не ответив, стремительно вышел из кабинета.

Оно не на шутку встревожился. Поведение Тасаки в расследовании этого дела с самого начала было достаточно странным. Сегодня же эта странность ощущалась ещё более отчётливо. Что же случилось минувшей ночью?

«Как бы он чего не натворил!» — подумал Оно. Опасность чудилась ему в том, что в расследовании Тасака явно руководствовался не только соображениями высшей справедливости. Если он и впрямь перегнёт палку, это может дорого ему стоить.

«Может, пойти сейчас за Тасакой и отвести его потихоньку от греха?» — раздумывал Оно. Когда он уже поднялся с кресла, зазвонил телефон. Оно взял трубку.

На том конце провода раздался суховатый женский голос:

— С вами говорят из больницы К. Будьте добры, инспектора Тасаку.

— Из больницы? — механически переспросил Оно. — Господина Тасаки сейчас нет на месте, а в чём дело?

— Передайте ему срочно, когда вернётся. Его жена пыталась покончить с собой и сейчас доставлена в больницу.

— Попытка самоубийства?

Ему разом вспомнилось всё, услышанное от инспектора Ёкои в полицейском управлении Асакусы. Вероятно, речь идёт о той самой жене, что сбежала от Тасаки, спутавшись с каким-то актёром с телевидения. Однако трудно было догадаться, почему она вдруг предприняла попытку самоубийства.

После этого звонка Оно попытался связаться со всеми местами, где сейчас мог находиться Тасака, но напрасно. Устав от бесплодных звонков, он стал дожидаться возвращения Тасаки, но тут ему пришло в голову, что пока стоило бы наведаться в больницу К. Захотелось выяснить, что собой представляет жена Тасаки.

Больница находилась во втором квартале района Аояма. На двери палаты на третьем этаже висела свежая табличка «Г-жа Мисако Тасака».

Когда Оно открыл дверь, пожилая медсестра прошептала:

— Потише! Вы её муж?

— Нет, я его друг, — ответил Оно.

Мисако Тасака лежала с закрытыми глазами — наверное, спала. Оно отчего-то показалось, что её мертвенно-бледное лицо чем-то похоже на лицо Кёко Игараси.