Сказки русских писателей - Павел Бажов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два плуга
Из одного и того же куска железа и в одной и той же мастерской были сделаны два плуга. Один из них попал в руки земледельца и немедленно пошел в работу, а другой долго и совершенно бесполезно провалялся в лавке купца.
Случилось через несколько времени, что оба земляка опять встретились. Плуг, бывший у земледельца, блестел, как серебро, и был даже еще лучше, чем в то время, когда он только что вышел из мастерской; плуг же, пролежавший без всякого дела в лавке, потемнел и покрылся ржавчиной.
– Скажи, пожалуйста, отчего ты так блестишь? – спросил заржавевший плуг у своего старого знакомца.
—.От труда, мой милый, – отвечал тот, – а если ты заржавел и сделался хуже, чем был, то потому, что всё это время ты пролежал на боку, ничего не делая.
Охотник до сказок
Жил себе старик со старухою, и был старик большой охотник до сказок и всяких россказней.
Приходит зимою к старику солдат и просится ночевать.
– Пожалуй, служба, ночуй, – говорит старик, – только с уговором: всю ночь мне рассказывай. Ты человек бывалый, много видел, много знаешь.
Солдат согласился.
Поужинали старик с солдатом, и легли они оба на полати рядушком, а старуха села на лавку и стала при лучине прясть.
Долго рассказывал солдат старику про свое житье-бытье, где был и что видел. Рассказывал до полуночи, а потом помолчал немного и спрашивает у старика:
– А что, хозяин, знаешь ли ты, кто с тобою на полатях лежит?
– Как кто? – спрашивает хозяин, – вестимо, солдат.
– Ан нет, не солдат, а волк.
Поглядел мужик на солдата, и точно —.волк. Испугался старик, а волк ему и говорит:
– Да ты, хозяин, не бойся, погляди на себя, ведь и ты медведь.
Оглянулся на себя мужик – и точно, стал он медведем.
– Слушай, хозяин, – говорит тогда волк, – не приходится нам с тобою на полатях лежать; чего доброго, придут в избу люди, так нам смерти не миновать. Убежим-ка лучше, пока целы.
Вот и побежали волк с медведем в чистое поле.
Бегут, а навстречу им хозяинова лошадь. Увидел волк лошадь и говорит:
– Давай съедим!
– Нет, ведь это моя лошадь, – говорит старик.
– Ну так что же что твоя: голод не тетка.
Съели они лошадь и бегут дальше, а навстречу им старуха, старикова жена. Волк опять и говорит:
– Давай старуху съедим.
– Как есть? да ведь это моя жена, – говорит медведь.
– Какая твоя! – отвечает волк.
Съели и старуху.
Так-то пробегали медведь с волком целое лето.
Настает зима.
– Давай, – говорит волк, – заляжем в берлогу; ты полезай дальше, а я спереди лягу. Когда найдут на нас охотники, то меня первого застрелят, а ты смотри: как меня убьют да начнут шкуру сдирать, выскочи из берлоги, да через шкуру мою переметнись, – и станешь опять человеком.
Вот лежат медведь с волком в берлоге; набрели на них охотники, застрелили волка и стали с него шкуру снимать. А медведь как выскочит из берлоги да кувырком через волчью шкуру... и полетел старик с полатей вниз головой.
– Ой, ой! – завопил старый, – всю спинушку себе отбил.
Старуха перепугалась и вскочила.
– Что ты, что с тобой, родимый? Отчего упал, кажись, и пьян не был!
– Как отчего? – говорил старик. – Да ты, видно, ничего не знаешь!
И стал старик рассказывать: мы-де с солдатом зверьем были; он волком, я медведем; лето целое пробегали, лошадушку нашу съели и тебя, старуха, съели. Взялась тут старуха за бока и ну хохотать.
– Да вы, – говорит, – оба уже с час вместе на полатях во всю мочь храпите, а я всё сидела да пряла.
Больно расшибся старик: перестал он с тех пор до полуночи сказки слушать.
Не ладно скроен, да крепко сшит
Беленький, гладенький зайчик сказал ежу:
– Какое у тебя, братец, некрасивое, колючее платье!
– Правда, – отвечал еж, – но мои колючки спасают меня от зубов собаки и волка; служит ли тебе так же твоя хорошенькая шкурка?
Зайчик вместо ответа только вздохнул.
Лиса и козел
Бежала лиса, на ворон зазевалась – и попала в колодец. Воды в колодце было не много: утонуть нельзя, да и выскочить тоже. Сидит лиса, горюет. Идет козел, умная голова; идет, бородищей трясет, рожищами мотает; заглянул, от нечего делать, в колодец, увидел там лису и спрашивает:
– Что ты там, лисонька, поделываешь?
– Отдыхаю, голубчик, – отвечает лиса. – Там наверху жарко, так я сюда забралась. Уж как здесь прохладно да хорошо! Водицы холодненькой – сколько хочешь.
А козлу давно пить хочется.
– Хороша ли вода-то? – спрашивает козел.
– Отличная! – отвечает лиса. – Чистая, холодная! Прыгай сюда, коли хочешь; здесь обоим нам место будет.
Прыгнул сдуру козел, чуть лисы не задавил, а она ему:
– Эх, бородатый дурень! И прыгнуть-то не умел – всю обрызгал.
Вскочила лиса козлу на спину, со спины на рога, да и вон из колодца.
Чуть было не пропал козел с голоду в колодце; насилу-то его отыскали и за рога вытащили.
Плутишка кот
I
Жили-были на одном дворе кот, козел да баран. Жили они дружно: сена клок – и тот пополам; а коли вилы в бок, так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник: где что плохо лежит, туда и глядит. Вот идет раз котишко-мурлышко, серый лобишко; идет да таково жалостно плачет. Спрашивают кота козел да баран:
– Котик-коток, серенький лобок! О чем ты плачешь, на трех ногах скачешь?
Отвечает им Вася:
– Как мне не плакать! Била меня баба, била; уши выдирала, ноги поломала, да еще и удавку на меня припасала.
– А за что же на тебя такая беда пришла? – спрашивают козел да баран.
– Эх-эх! За то, что нечаянно сметанку слизал.
– Поделом вору и му́ка, – говорит козел, – не воруй сметаны!
Вот кот опять плачет:
– Била меня баба, била; била – приговаривала: придет ко мне зять, где сметаны будет взять? Поневоле придется козла да барана резать.
Заревели тут козел да баран:
– Ах ты, серый ты кот, бестолковый твой лоб! За что ты нас-то сгубил?
Стали они судить да рядить, как бы им беды великой избыть, – и порешили тут же: всем троим бежать. Подстерегли, как хозяйка не затворила ворот, и ушли.
II
Долго бежали кот, козел да баран по долам, по горам, по сыпучим пескам; пристали и порешили заночевать на скошенном лугу; а на том лугу стога, что города, стоят.
Ночь была темная, холодная: где огня добыть? А котишка-мурлышка уж достал бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном лбами стукнуться. Стукнулись козел с бараном, искры из глаз посыпались: бересточка так и запылала.
– Ладно, – молвил серый кот, – теперь обогреемся! – да недолго думавши и зажег целый стог сена.
Не успели они еще порядком обогреться, как жалует к ним незваный гость – мужичок-серячок, Михайло Потапыч Топтыгин.
– Пустите, – говорит, – братцы, обогреться да отдохнуть; что-то мне неможется.
– Добро пожаловать, мужичок-серячок! – говорит котик. – Откуда идешь?
– Ходил на пчельник, – говорит медведь, – пчелок проведать, да подрался с мужиками, оттого и хворость прикинулась.
Вот стали они все вместе ночку коротать: козел да баран у огня, мурлышка на стог влез, а медведь под стог забился.
III
Заснул медведь; козел да баран дремлют; один мурлыка не спит и всё видит. И видит он: идут семь волков серых, один белый – и прямо к огню.
– Фу-фу! Что за народ такой! – говорит белый волк козлу да барану. – Давай-ка силу пробовать.
Заблеяли тут со страху козел да баран; а котишка, серый лобишка, повел такую речь:
– Ах ты, белый волк, над волками князь! Не гневи ты нашего старшего: он, помилуй бог, сердит! Как расходится – никому несдобровать. Аль не видишь у него бороды: в ней-то и вся сила; бородой он всех зверей побивает, рогами только кожу сымает. Лучше подойдите да честью попросите: хотим-де поиграть с твоим меньшим братцем, что под стогом спит.
Волки на том козлу кланялись; обступили Мишу и ну заигрывать. Вот Миша крепился-крепился да как хватит на каждую лапу по волку, так запели они Лазаря. Выбрались волки из-под стога еле живы и, поджав хвосты, – давай бог ноги!
Козел же да баран, пока медведь с волками расправлялся, подхватили мурлышку на спину и поскорей домой: «Полно, говорят, без пути таскаться, еще не такую беду наживем».
Старик и старушка были рады-радехоньки, что козел с бараном домой воротились; а котишку-мурлышку еще за плутни выдрали.
В.М. Гаршин
Лягушка-путешественница
Жила-была на свете лягушка-квакушка. Сидела она в болоте, ловила комаров да мошку, весною громко квакала вместе со своими подругами. И весь век она прожила бы благополучно – конечно, в том случае, если бы не съел ее аист. Но случилось одно происшествие.
Однажды она сидела на сучке высунувшейся из воды коряги и наслаждалась теплым мелким дождиком.
«Ах, какая сегодня прекрасная мокрая погода! – думала она. – Какое это наслаждение – жить на свете!»
Дождик моросил по ее пестренькой лакированной спинке; капли его подтекали ей под брюшко и за лапки, и это было восхитительно приятно, так приятно, что она чуть-чуть не заквакала, но, к счастью, вспомнила, что была уже осень и что осенью лягушки не квакают, – на это есть весна, – и что, заквакав, она может уронить свое лягушачье достоинство. Поэтому она промолчала и продолжала нежиться.