Мы из Конторы - Андрей Ильин

Водитель-полицейский тоже крутанул руль, но вправо, чтобы таким образом отбить удар, а если удастся, сбросить преступника с шоссе.

Но только вдруг микроавтобус куда-то делся, и джип, резко мотнувшись вправо и не встретив никакого сопротивления, которое удержало бы его на дороге, на полной скорости покатился вбок, в темноту, свалившись с обочины в какие-то, которые отчаянно затрещали, кусты!

Что — купились?.. Однако хреново вас учат — прием-то простецкий — сделать вид, что собираешься вывернуть руль, чтобы сбить с дороги соседнюю машину, состроить физиономию пострашнее, плечами дернуть, а руль-то даже и не тронуть! — крутануть руками поверх баранки, пальцы разжав, и тут же дать по тормозам, чтобы путь преследователям освободить. В тартарары! Адью!..

— Ну ты, Шумахер хренов! — почти восторженно крикнул Городец, который болел не понять за кого! Не за него! Но и не за них!.. — Как ты их туда спровадил?

— Молча!

От этих он отделался… Но все равно ни черта было непонятно — откуда они все берутся, откуда сыпятся, как из рога изобилия? Не может это быть погоней — погоня идет по следу, а эти упреждают его маневры, выскакивая наперерез!

Как?

Как — черт их всех возьми, — они разгадывают его путь?..

Он убегает — его догоняют. Всегда!

Или не догоняют, а поджидают в месте, куда он еще только едет!

Выходит, что он бегает от них будто по кругу, как цирковая лошадь по арене. Очень быстро, но бессмысленно. Скоро он выдохнется, а в микроавтобусе кончится бензин, и тогда они возьмут его голыми руками!

И никакой героизм ему не поможет.

Потому что создается такое впечатление, что погоня держит его на поводке. На очень коротком, хоть и невидимом поводке!..

Он оторвался от погони еще раз, когда услышал стрекот. И увидел в небе огни.

Вертолет! Опять — вертолет!

Выходит, и тот был не случаен! Вертолет-то как его находит? Или его на цель полицейские по рациям выводят? А он — полицейских?..

По рациям?!

Ну да!..

Ах, какой же он был болван!

По рациям!.. Вот в чем суть! Вот почему он от них убежать не может, вот почему они упреждают каждый его шаг!

По радиомаяку. Поэтому — каждый раз от них отрываясь, он от них никак уйти не может, болтаясь, как на привязи!

Но как, когда они могли пришпандорить к его машине маяк?.. Выстрелили из вертолета?

Нет — чушь. Да и появился он позже!

Но как тогда?

А, может, дело не в машине, а в нем самом?..

Нет, тоже невозможно — он был в огнезащитном костюме, от которого давно избавился…

А от чего тогда не избавился?

И «чистильщик» обалдело уставился на полковника Городца. Который под его свирепым взглядом даже как-то весь съежился.

— Ты что? Ты что удумал, паразит?..

Ах ты дьявол!.. Вот от чего, вернее, от кого он не избавился. Вот кто неотлучно находится при нем! Все это время!

Он резко свернул и загнал машину в какие-то кусты.

Благо, пока преследователи на него не вышли.

Остановился, выскочил, обежал машину, открыл дверцу, наклонился к пленнику, рванул с него ремни безопасности.

— Повернись!

Расстегнул наручники. Крикнул:

— Раздевайся!

Пихнул в бок «маузером».

Ну точно — псих! Или он дурных киношек насмотрелся, где перед расстрелом жертвы обязательно раздевают до исподнего?

— Ты что — охренел?! Хочешь стрелять — стреляй как есть. Меня после — в морге разденут! Чего мне самому трудиться! — зло сказал полковник.

— Раздевайся — я сказал!

Вскинул «маузер», пальнул над самым ухом пленника, так что у того чуть перепонка не лопнула.

— Убью падлу!

Ну так бы сразу и сказал!

Не на шутку перепуганный и злой как черт полковник Городец стал стаскивать с себя одежду.

— Трусы — тоже!

— Ты что, совсем съехал? Или извращенец?

— Скидай я сказал!

Выставил «маузер», щелкнул курком.

— Считаю до двух… Раз!..

Между жизнью и трусами умный человек выбирает трусы.

Полковник шустро спустил на пятки трусы, оставшись в чем его родила сорок лет назад мама.

— В машину!

Прикрываясь горстью, будто на медосмотре, полез в машину. Без одежды он чувствовал себя не так уверенно, как раньше.

— Руки!

Протянул вперед руки. На правом запястье защелкнулись наручники. Другое кольцо — на руле.

— Сиди смирно!

Голый Городец сидел смирно, удивленно глядя на своего похитителя. Он что — смыться решил, а его здесь оставить? Голого?

Но тот никуда смываться не собирался — выскочил из машины, задрал вверх голову. Где-то там, в небе, стрекотал вертолет, от которого спасения не было — как от всевидящего ока. Как в сказке про Машу и медведя — высоко сижу — далеко гляжу!

И что с ним делать?..

Может, точно — сдаться?..

Русский диверсант вышел на дорогу и поднял вверх руки. В любой стране мира этот жест читался одинаково — я сдаюсь.

— Небо-семь вызывает Землю-два.

Он сдается!..

— Соблюдайте осторожность — он может быть вооружен!

Чтобы проверить, вооружен ли он, нужно было спуститься ниже.

Вертолет просел на пятьдесят метров, врубив мощный, на который смотреть было невозможно, прожектор!

Да нет, вроде не вооружен — в руках ничего нет!..

В луче света стоял одинокий, с вскинутыми к небу руками человек.

Вертолет ревел, зависнув на месте, как гигантская железная стрекоза, собирающаяся сожрать маленького, жалкого червяка.

Но червяк вдруг изогнулся, выдернул откуда-то из-за спины огромный, каких в природе-то не бывает, пистолет и, замерев, будто статуя, стал палить в прожектор, всаживая в него пулю за пулей. Потому что там, где был прожектор, там и был вертолет!

Вот и «маузер» пригодился! Потому что никакой иной пистолет заменить его в такой ситуации не мог. Древнее — сто лет в обед, — но чрезвычайно мощное, способное стрелять на километр оружие запросто добивало до стальной птицы.

Знал бы Герман Геринг, кто будет стрелять из его пистолета и во что! Русский — в немецкого аса из оружия маршала немецкой авиации! Ну — не дурдом?

Пуля ударила в прожектор, разбив стекло.

Мгновенно стало темно.

Только там, в небе, рокотал двигатель и мигали бортовые огни.

А внизу вспыхивали огненно-красными звездочками выстрелы.

Бах!

Бах!..

Поправка два градуса… Чтобы попасть туда, где расположена кабина.

И снова…

Бах!

Бах!..

Пули легли в цель, отчего один из приборов, дрогнув, уронил вниз стрелку.

«Маузер» выплюнул последние патроны. Перезаряжать его было делом хлопотным.

«Маузер» был отброшен, и в руку удобно лег «кольт», некогда принадлежавший Аль Капоне.

Б-бах!

Б-бах!

Б-бах!.. Ахнули новые выстрелы.

Одиннадцатимиллиметровые пули устремились ввысь. «Кольт» был, конечно, похуже «маузера», но одна пуля все ж таки угодила в пилотскую кабину. Что-то, подобно кувалде, ударило в обшивку, так что весь вертолет ощутимо тряхнуло!

Ни черта себе!..

Пилот дернул ручку, и вертолет, кренясь, будто утлый челн в штормовом море, лег на обратный курс!

Не привыкли немецкие пилоты, чтобы по ним палили из боевого оружия, дырявя обшивку их в общем-то гражданских, без всякой брони, винтокрылых машин.

Улетел вертолет!..

Ну, значит, и им пора. Потому что где-то далеко уже замигали синенькие вспышки сирен…

Ходу!..

Глава 49

— Небо-семь, ответьте Земле-два.

Что у вас, почему прекратили преследование?

Потому — прекратили!

— Я подбит!

— Что?! Как подбит? Кем подбит?

— Теми, кого я преследовал! Они стреляли в меня! И попали. Машина повреждена, я немедленно возвращаюсь на базу!

Вот ведь врет и не краснеет. Ну или краснеет, просто в темноте не видно! Ничего он не подбит — подумаешь — прожектор, пара приборов и кое-где обшивка попорчена — вполне еще можно летать! Наши асы времен Второй мировой войны, да и немецкие тоже, бывало, с сотней пробоин, не чета этим, на аэродромы садились — и хоть бы что! Заштопаются на скорую руку и снова летели под огонь вражеских зениток. А этот — какого-то древнего «маузера» испугался! Пусть даже принадлежавшего Герману Герингу!..

Но это ничего, что авиация в этом деле больше не участвует — обойдемся как-нибудь без них. Есть еще наземные «части».

— Девятнадцатый!

Двадцать девятый!

Двадцать третий!

Десятый…

Фас!

Все — фас!..

Глава 50

Несется, мотается из стороны в сторону мятый, будто только что из-под пресса вышел, микроавтобус. А был — как новенький…

Несется по дороге, уходя от погони.

Вскочил на мост. Под мостом железная дорога. По рельсам катит небольшой, по российским меркам просто микроскопический — всего-то из десяти вагонов, — грузовой состав!

Встала машина!