Дразнилки (СИ) - Матюхин Александр Александрович

Перед глазами все еще бегали темные пятнышки. Боль тянулась от поясницы, ниже, к ногам, забирала силы.

Выхин все же обернулся.

Рядом стояла Алла, спиной к окну, растопырив руки в стороны. В кулаках у нее были камни. Те самые. Они слабо светились и переливались голубым светом. При виде их у Выхина мгновенно прострелило в уголках глаз. Он зажмурился – под веками всплыли забытые лица. Открыл глаза, но лица не исчезли сразу, а плавно растворились, посылая ему дружественные и радостные улыбки. Твари божии соскучились.

Капустин и его прихвостни сгрудились у входа на кухню. Ободранные обои, пол, кухонная дверь – все пространство вокруг покрылось густым слоем инея. Он подбирался к ногам Аллы и медленно испарялся белой дымкой.

– Элка, не дури, – сказал Капустин. – Не надо вести себя так, будто тебе и правда четырнадцать лет.

Ленка коснулась плеча Выхина. Она уже забралась на подоконник. Шепнула одними губами: «Бежим».

Выхин задержался на мгновение – в его голове крутились сотни мыслей, тысячи лоскутов воспоминаний, миллионы эмоций – потом развернулся и тоже полез через окно.

– Как там в кино, помните? – услышал хриплый голос Аллы. – Вы не пройдете!.. Как же мне надоело решать эти ваши дурацкие мальчишеские вопросы.

Она действительно не даст им пройти. Ради дочери, не ради Выхина.

Выхин же перевалился через подоконник, свесился на руках и спрыгнул в кусты. Летняя жара облепила, как рой назойливых мух. Ленка схватила его за руку и потащила наискосок по газону, к тротуару, затем через дорогу – и в густой летний парк.

Он обернулся всего один раз, но разглядел лишь черный квадрат окна, в котором тонул свет уличного фонаря.

Глава десятая

1.

На площади было многолюдно.

Только здесь, вынырнув из проулка в обычную жизнь города, Выхин понял, что его не догонят и не нападут. Он устал бежать, задохнулся горячим воздухом и вспотел страшно. Остановился. Ленка остановился тоже, поправляя лямку рюкзака. На обнаженных коленях у нее, выглядывающих сквозь дыры в джинсах, проступили капли крови.

– Ленка-пенка, драная коленка, – сказала она, усмехнувшись. – Никогда бы не подумала…

– Не подумала что?

– Что стану предметом дразнилок после смерти.

Выхин, отдышавшись немного, подошел ближе и взял Ленку за плечи. Ленка была живой, теплой, костлявой. В общем, обычной девчонкой, которые крутились вокруг в множестве.

– Ты не дышишь?

– Конечно нет, дурачок. Такой большой, а не можешь поверить глазам своим? Как ты вообще сразу не догадался?

– А кто бы догадался? Ты же… ты же…

– Какая? Обыкновенная? Как живая? – Ленка легко стряхнула с плеч руки Выхина, пошла через площадь, мимо фонтана. Выхин поспешил за ней.

– Ты не похожа на призрака или на этих, которые с Капустиным. В тебе нет ничего такого, чтобы догадаться.

– Я не дышу, – сказала Ленка. – И еще я не выросла. Мне как было четырнадцать с половиной, так и осталось. От меня пахнет землей, перегноем, мхом, мёртвыми насекомыми. Знаешь, почему? Потому что дядя и его твари меня сожрали.

Ленка бросила эту фразу мимолетом, будто не было в ней ничего важного, но Выхин почувствовал, как затылок снова оледенел. Огляделся, выискивая взглядом знакомые фигуры. У фонтана столпились зеваки, слушающие музыканта. Тот бренчал на гитаре песню Цоя; пел отвратительно, но старательно. У каждого нелепого магазинчика вытянулись очереди – туристы набирали на память сувениры. Капустина и его прихвостней здесь не было и быть не могло, но почему-то не оставляло ощущение, что они наблюдают. Где-то неподалеку. Вряд ли Капустин вот так запросто сдастся, особенно после произошедшего в квартире у Аллы.

– Куда мы идем?

– Понятно куда. Ты отведешь меня к кенотафу.

Выхин остановился. Ленка остановилась тоже, развернулась, напряженно покусывая губы. Спросила:

– А ты как хотел? На что рассчитывал?

– Я не могу туда вернуться. Ты не понимаешь, что может произойти, если я спущусь в пещеру. Камни… ждут меня. Лица эти вокруг. Голоса тварей божиих. Я столько лет бежал от них, чтобы вернуться? Нет, это опасно, глупо. Не нужно нам.

– Не нужно тебе, – уточнила Ленка. – Ты эгоист, Выхин. Форменный бесчеловечный эгоист. Неужели не понимаешь, что всё это произошло только из-за тебя? Двадцать лет назад переломал судьбы людей и сбежал. Думал, всё рассосется само собой? А оно не рассосалось. Сколько людей исчезло за это время в лесу? Скольких сожрали твари? Я последняя, Выхин, но были и передо мной. Кто-то из туристов, местные подростки, одна пожилая женщина – их останки лежат там до сих пор. Тебе их не жалко?

Ему внезапно захотелось спрятаться в крепости из одеял и стульев. Чтобы никого не видеть и стать невидимым. А потом сбежать. Это ведь просто, Выхин сто раз так делал: нужно всего лишь отправиться на вокзал, купить билет на поезд или автобус, ехать несколько часов без перерыва, а потом в очередном захудалом городке снять гостиничный номер. Не обязательно дорогой, какой угодно сойдет, лишь бы были стулья и одеяла, лишь бы была возможность спрятаться.

– Выхин! – прикрикнула Ленка. – Не смей сбегать! Не сейчас!

Он развел руками:

– Зачем мне здесь оставаться?

– Чтобы спасти меня, мою маму, остальных.

– Я ведь не супергерой, Ленка. Всю жизнь убегаю. Что мне делать с этими тварями? Как их победить?

– Просто отведи меня в пещеру, дальше я сама что-нибудь придумаю… Ну почему ты такой дурачок, Выхин? Почему с тобой так сложно? – Ленка сдернула с плеча рюкзак, звонко расстегнула молнию и вытащила изнутри старую смятую тетрадь. Протянула. – Вот. Твои рисунки из кенотафа. Помнишь, как ты злился, когда рисовал каждого из друзей Андрея? Помнишь, что хотел с ними сделать? Это всё здесь. Ты не боялся двадцать лет назад. Дрался, заступался, защищал. А теперь убегаешь…

– Тогда я глупый был, и не знал, что за твари скрываются в пещере.

Он не хотел брать тетрадку, но все же взял, осторожно пролистал, вспоминая каждый образ, что запечатлел на листах в клеточку. Сегодня эти образы ожили, такие же злобные и уродливые, как рисунки. Сегодня Выхин понял, насколько сильно их боится.

– Мне нужно бежать, – пробормотал он. – Это единственное, что я умею.

Ленка взяла его за запястье и потащила сквозь толпу людей. Выхин не сопротивлялся. Галдящая, потная, раскрасневшаяся масса обступила со всех сторон. Гитарный ритм стал сильнее, звонче.

Чурчхела! Пахлава! Казинаки! Фото с обезьянкой!

Магнитики, только у нас!

Вареная кукуруза! Шашлык! Налетай, торопись!

Он втянул голову в плечи. Толкнул кого-то ненароком. Боязливо улыбнулся. Зацепил развешанные на углу какой-то палатки талисманы – ловцов снов, веера, звенящие стеклянные побрякушки. Жаркий воздух высушил губы и лоб.

– Куда мы идем?

Ленка остановилась у крохотного тира. Из посетителей тут был только невероятно толстый человек в сине-полосатой тельняшке. Склонившись над стойкой с духовым ружьем наперевес, он стрелял по мишеням, мазал, шумно, на выдохе бормотал: «Ёкарный бабай», и стрелял вновь.

– Я тут работала, – сказала Ленка. В полумраке были видны картонные фигурки зверей, пустые банки и пластмассовые солдатики, подвешенные в разных местах на стене. Чуть левее у стойки стоял веснушчатый пацан лет пятнадцати и беззаботно курил.

– От мамы карманных денег не дождешься, вот и приходилось подрабатывать, – продолжила Ленка вполголоса, но её все равно было хорошо слышно сквозь окружающий гвалт и «ёкарный бабай». – В субботу на тире, с шести утра. В воскресенье чуть дальше по площади, продавала сладкую вату. Это наша туристическая зона, здесь всегда много денег оставляют. Можно было неплохо поднять за выходные или каникулы. На школьные завтраки точно хватало.

Толстяк попал в алюминиевую банку и радостно взвыл. Прицелился снова.

– Чтобы прибежать сюда в шесть утра, мне нужно было встать в половину пятого, – сказала Ленка, – Готовила завтрак на себя и на маму, потом выходила гулять с собакой. Гуляла в лесу. Все ведь здесь знакомое, родное и безопасное. В пять утра, представь. Тихо и хорошо. Ветерок, запах леса, деревья кругом… Там меня и сожрали.