Черный порошок мастера Ху - сёстры Чан-Нют

— Госпожа Стрекоза! Чему обязаны столь ранним визитом?

Она быстро обернулась и оказалась лицом к лицу с главным стражником, который испытующе смотрел на нее. Несмотря на притворное раболепство, весь вид его выражал явное недоверие.

— Я пришла к госпоже Аконит. Кажется, она рано приходит на службу, — высокомерно ответила посетительница.

Лицо стражника исказила глумливая ухмылка.

— Только не сегодня! Разве муж вам ничего не говорил?

Она промолчала, чтобы скрыть неведение. В чем дело? Неужели ее калека-муж что-то скрывал от нее? А этот наглый подлипала с явным удовольствием умалчивает о главном.

— Ах, меня зовут! — лицемерно заизвинялся мужчина. — Ночная бригада заключенных возвращается после работ, мне надо произвести досмотр. А то еще, чего доброго, кто-нибудь протащит оружие под своими тряпками…

И правда, к баракам, ссутулившись, шли несколько совершенно обессиленных мужчин и женщин. Под присмотром надзирательницы женщины вошли в главное здание, а охранник тем временем принялся досматривать мужчин. Глядя на этот обыск, сопровождавшийся почти полным раздеванием, госпожа Стрекоза поморщилась от отвращения. Мужские тела, покрытые дряблой кожей, с отвратительного вида отростками, были оскорблением ее эстетическому чувству. Она в негодовании развернулась и пошла прочь. У нее было о чем расспросить своего мужа-скопца, которому неплохо было бы запастись подобающими ответами.

— Осторожно, ученый Динь! — закричал доктор Кабан, натягивая поводья своей лошади и глядя, как в пропасть катятся обломки скалы. — Не стоит скатываться в овраг, наподобие какого-нибудь булыжника. Боюсь, мы не сможем вам помочь, учитывая, сколько здесь колючек и острых камней. Сколько раз уже на склонах находили бедолаг, свалившихся вниз по неопытности. Обычно от них не остается ничего, кроме скелета. Сначала птицы не спеша выклевывают им глаза — а разве мы сами, когда едим жареную рыбу, не любим полакомиться ее глазами? — потом в дело вступают полчища прожорливых насекомых, которые бодро разделываются с внутренностями и мышцами.

— Вы рассказываете такие приятные вещи, доктор Кабан! — язвительным тоном осадил его ученый, впиваясь острыми коленками в бока своей кобылы и обхватив ее шею обеими руками. — Хотя, слушая ваши забавные истории, я не совсем уловил, в каком порядке происходит разделка туши: сначала внутренности, потом глаза или наоборот?

Радостно взвизгнув, врач обернулся к нему:

— Не волнуйтесь! Все произойдет одновременно: если вы боитесь увидеть собственными глазами, как жучки-паучки будут заползать к вам под кожу, будьте спокойны — птицы выклюют их вам в два счета.

— Это все мандарин со своими скороспелыми решениями! — мрачно заявил Динь. — Вечно торопится, как какой-то безмозглый мальчишка! Чтобы спасти одного друга, он приносит в жертву жизнь другого, причем самого лучшего. Разве нельзя было ехать в Китай обычной дорогой? Нет! Куда там! Он тащит нас каким-то «кратчайшим» путем — так ему кажется разумнее.

— А вот и наш отважный путешественник скачет обратно! — сказал доктор Кабан, устремляясь навстречу судье.

— Ну что же вы так ползете? — возмутился мандарин. Растрепавшиеся волосы хлестали его по плечам. — Не время болтать, нам надо до начала темноты стать лагерем. А дорога оказалась гораздо лучше, чем я ожидал. Так что мы сможем приберечь силы для перевала.

Это было уже слишком! Ученый взорвался:

— Послушай, каждая наша совместная поездка оборачивается смертельной опасностью для моего хрупкого организма! Неужели нельзя без этого? Стоит мне поддаться твоим гениальным идеям, и я то оказываюсь на костлявой спине этой клячи, то в какой-то дыре под боком у слона!

При этих словах доктор Кабан резко обернулся, подозрительно сдвинув брови.

— Когда это вам, ученый Динь, пришлось находиться в обществе слона?

— Да так, старая охотничья история, — быстро соврал мандарин, испугавшись ссоры. — Хорошо, я согласен: дорога нелегкая, извилистая, и в пропасть свалиться можно. Но интуиция подсказывает мне, что нам следует ехать именно этим путем, если мы хотим засветло добраться до привала.

— Интуиция! — проворчал Динь. — А карта?

— Да, карты у меня нет, а компас я забыл взять, — согласился его друг. — У меня не было времени, чтобы как следует подготовиться к поездке.

— В общем, меня мало удивляет, что искатели приключений и прочие изыскатели, вроде мужа госпожи Аконит, гибнут без следа в этих проклятущих горах, — произнес ученый Динь, обводя рукой окружавший их дикий пейзаж.

Из нагромождений скал, серых, как сталь, поднимались полуразрушенные пики. Целые стены падали в бездну, истерзанные неустанными ветрами. То и дело воздух сотрясался от шума обвала, вызывавшего желание поскорее найти какое-нибудь укрытие. На смену пышной растительности, окружавшей их в начале путешествия, постепенно пришли мелкие кустарники, скрюченные и корявые от постоянного сопротивления ветру. В небе кружили хищные птицы, время от времени заслоняя крыльями клонившееся к закату солнце. Их гигантские тени, парившие в вышине, лишь усиливали общее впечатление одиночества и заброшенности.

— Раз уж мы все равно остановились, давайте устроим привал, чтобы немножко подкрепиться, — предложил доктор Кабан.

Он извлек из кармана несколько пухлых пирожков и с удовольствием впился зубами в один из них, даже не подумав угостить спутников.

— Доктор совершенно прав, — согласился ученый Динь, у которого живот подвело от голода. — Вон он уже уплетает за милую душу свое сало. А что вкусненького есть у тебя в котомке, мандарин Тан?

Судья с облегчением вздохнул и вытер лоб. Слава богу, ему удалось поднять боевой дух в своем немногочисленном войске, а уж для укрепления согласия в рядах он был готов на всё — даже поделиться с товарищами жаренными в масле оладьями и рисом со свиными шкварками.

Скопец Доброхот, приглаживая редкие волосы, всовывал ноги в парчовые туфли, когда в дверь постучали. Он пошел открыть дверь, но, проходя мимо зеркала, не мог удержаться и не окинуть кокетливым взглядом свою фигуру. Несмотря на тучность, он находил свою внешность скорее приятной, хотя злые языки и сравнивали его частенько с ленивой ящерицей — всё из-за тяжелых, полуопущенных век. Сам же он считал, что мясистые веки придавали его взгляду обольстительную бархатистость, на которую так падки женщины — пусть даже в конечном счете все его посулы не имели последствий. Он думал, что его жене Стрекозе в глубине души должна была нравиться его ящеровидная внешность — не зря же она выбрала его из целой толпы претендентов, один мужественнее другого. Эта мысль наполнила его довольством, и он открыл дверь жестом, исполненным чувственности.

— Доброхот! — холодно произнесла госпожа Стрекоза, без церемоний входя на его половину. — Я слышала, что Аконит не пошла сегодня утром в свою тюрьму, а этот наглец главный надзиратель в ответ на мой вопрос сказал, чтобы я обратилась за разъяснениями к тебе. Так что все это значит?

Согнув спину, скопец отступил назад, к прикроватному столику. Почему жена всегда так резка с ним? В белоснежном платье, затканном летящими цаплями, она пылала яростью.

— Да ничего серьезного, правда. Вчера вечером Аконит сказала мне, что собирается прекратить работу в тюрьме, поскольку у бродяг, с которыми она связалась, скоро кончается договор на землепользование. Ты же знаешь, что город предоставляет им землю сроком всего на год, а потом они должны искать себе новое место для жилья. Ну, а коль скоро эта красавица не баламутит народ, мне, как ее поручителю, и сказать-то нечего…

— Как?! Аконит собирается покинуть город, а ты мне ничего не говоришь? — пронзительным голосом воскликнула Стрекоза.

— Не бойся, дорогая, городские заключенные останутся под надежным присмотром, никаких беспорядков не будет. Я думаю, надзиратель уже присмотрел тюремщицу с мужским характером, чтобы держать их в узде.

Он изобразил подобие улыбки и прикрыл веки в надежде смягчить ее своим бархатным взглядом.

— При чем здесь тюрьма? — спросила жена, обращая в прах все его попытки угодить ей. — Мне просто необходимо увидеть эту суку Аконит!

— Ну тогда тебе надо сходить в поселок, где живут бродяги, — может, она еще там.

— Вот первое умное слово за день! — отозвалась госпожа Стрекоза в досаде, что из-за волнения сама не подумала об этом.

Она раздраженно огляделась, переводя взгляд с постели, еще хранившей отпечаток тела ее мужа, на его уродливое белье, висевшее на ширме. Скопец Доброхот стоял, прислонившись к столику, который больно врезался ему в нижнюю часть спины, и жалел, что не успел прибрать свои вещи, оскорблявшие чувства его жены.

— Проходя мимо здания суда, я отметила, что там царит невероятный беспорядок: стражники, которым платят за более-менее достойный вид, небрежно подпирают стены и зубоскальничают, отпуская сальные шуточки, — сказала госпожа Стрекоза с негодованием в голосе. — Только неучи находят удовольствие в скабрезностях! Я не удивилась бы, если бы оказалось, что нашего судьи нет в городе.