Зерно богоподобной силы - Мак Рейнольдс

— Чем ядерная война, мистер де Кемп, — уточнил Хопкинс.

— Да бросьте вы, — сказала Элен.

Дуайт Хопкинс обратил взгляд на высокого седого профессора.

— Профессор Брайтгейл, объясните, пожалуйста, вкратце — чего можно ожидать от ситуации, в которой мы все оказались?

Профессор заговорил сухо и внятно — казалось, он не рассказывает, а читает лекцию.

— Что происходит с цивилизацией при наличии перепроизводства и отсутствии массовых развлечений?

Все трое — Баз, Элен и Эд — дружно изобразили задумчивость, но никто из них не сделал попытки ответить. Вопрос был явно риторическим. Профессор продолжал:

— Средний человек не способен сам организовывать свою деятельность. По крайней мере, сегодняшний человек. Он не может придумать, чем себя занять. Да ему никогда и не приходилось об этом задумываться. Человек развивался в таких условиях, когда время и энергия, которыми он располагал, распределялись за него: он работал, и работа занимала у него от двенадцати до восемнадцати часов в день. То есть почти целый день — и так ежедневно. Иначе — голодная смерть. За него решали, как ему распоряжаться своим временем.

Развлечения были крайне скудны и убоги — по преимуществу, традиционные игры и танцы. Однако человек никогда не рисковал пресытиться ими — слишком редко выпадали на его долю свободные часы. И такая ситуация сохранялась на протяжении практически всей истории развития рода людского.

Брайтгейл окинул их взглядом, и голос его зазвучал еще строже.

— Общеизвестно, что досуг-неотъемлемое условие любой творческой деятельности. И пока не возникнет особый класс праздных людей, располагающих свободным временем — свободным от добычи пропитания хлеба насущного — существует мало шансов, что культура начнет развиваться, хотя творчество и не является прямым следствием наличия досуга. Таким образом, встает вопрос: что происходит с культурой, если в обществе все имеется в избытке, — все, кроме предопределенной деятельности для среднего нетворческого человека? Иными словами, что случится с нашим обществом изобилия, с нашим процветающим государством, если враз убрать радио, кино и особенно телевидение — успокоительное средство для среднего обывателя.

Эд нахмурился.

— Но остаются варьете, — подал он голос. — И драматический театр. И еще цирки. И балаганы.

Профессор кивнул.

— Все это так, однако осмелюсь предположить, что они — лишь капля в море, даже если удастся развернуть их деятельность и наладить обучение талантливой молодежи. Как вы думаете, сколько времени мы так протянем?

Баз извлек из кармана книжку и помахал ею в воздухе.

— Но ведь существует еще и чтение!

— Средний обыватель, мистер де Кемп, — покачал головой Брайтгейл, читать не любит. Чтение требует усиленной умственной работы. Исходя из слов, нужно вообразить развитие действия, представить себе, как выглядят действующие лица, как они говорят и многое другое. В большинстве своем людям не по силам столь творческий труд. — Профессор сменил тему. — Вы когда-нибудь слышали про волнения, которые потрясали Константинополь во времена правления Юстиниана?

Про волнения, которые были вызваны ничтожной перебранкой на лошадиных бегах? В результате несколько десятков тысяч людей простились с жизнью.

Несколько секунд профессор молча смотрел на собравшихся, желая подчеркнуть следующую мысль, потом сказал: — По моему убеждению, причина, которая в конечном итоге привела к падению Римской Империи, заключалась в возникновении огромного класса праздных людей. Риму уже не нужно было трудиться, чтобы выжить, — его снабжали колонии. Население получало пищу бесплатно.

У него был досуг, но не было способности занять себя творчеством. А ведь человек всегда хочет что-то сделать, — подытожил Брайтгейл, — но не всегда способен изобрести себе занятие. И что же случится, лишись он своего кино, своего радио, своего телевидения?

— Я уже читал о беспорядках в Англии. И, между прочим, в Чикаго, заметил Эд.

Генерал-майор недовольно пробурчал, обращаясь к Хопкинсу:

— Не мешало бы взгреть как следует этих чертовых журналистов. Слишком много подобных сведений они публикуют.

Дуайт Хопкинс не ответил. Он похлопал по толстой стопке бумаг, громоздящейся на столе, и сказал, обращаясь к Эду, Базу и Элен:

— Честно говоря, ваши показания меня ошеломили, я до сих пор не могу до конца поверить. Однако тот факт, что все вы сообщили одно и то же, свидетельствует в вашу пользу. Признаюсь, если бы не кино, неполадки с которым совершенно невозможно объяснить атмосферными помехами, я бы и вовсе не стал принимать ваших слов во внимание. Однако… в чем дело, мистер де Камп?

Все взгляды обратились ко встрепанному газетчику, который, вытаращив глаза, смотрел в книгу, которую держал, в руках. — Должно быть, я взял не тот экземпляр, — растерянно пробормотал он. — Да нет, не может быть..-Он обвел взглядом собравшихся, словно упрекая их в чем-то. — Эта книга написана по-французски.

Эд заглянул в книжку и подивился ошибке приятеля.

— Какой же это французский? По-моему, скорее, похоже на немецкий…

— Нет, — возразила Элен, — только не немецкий. Немецкий я когда-то учила. По-моему, смахивает на русский.

— Не смешите меня, — огрызнулся Баз. — Разве это кириллица? Говорю же вам, это французский. Но такого быть не может — я читал ее перед тем, как прийти сюда. И картинка на обложке та же самая, и…

Долговязый профессор Брайтгейл распрямился и встал.

— Дайте-ка мне взглянуть, — сухо сказал он. — Я могу читать и писать на всех романских языках и еще по-немецки, по-шведски, и по-русски. Не знаю, в чем тут дело, только… — он не закончил фразы. Его обычно спокойные серые глаза едва не вылезли из орбит. — Это… это… скорее всего, это санскрит.

— Дайте мне, — резко приказал Хопкинс. — В чем здесь загвоздка?

Профессор протянул ему детективный роман в бумажной обложке.

— Гм, на мой взгляд, похоже на итальянский. Сам я его не знаю, но…

— Черт возьми! — выдохнул Эд. — Снова он! На сей раз он проклял художественную литературу.

— Что такое? — громыхнул генерал-майор. — Вы что, совсем рехнулись?

— Да нет, посудите сами! — Эд вскочил на ноги. Вот перед вами лежит отчет — ведь его вы по-прежнему можете прочитать, так? Я, например, могу. Могу прочитать газеты, которые лежат у меня в кармане. Вот, взгляните, — он взволнованно продемонстрировал им газету. — Новости вполне понятны. А теперь загляните на страницу комиксов. Весь текст — сплошная неразбериха. По мне, так похоже на немецкий, только я не читаю по-немецки. Он проклял всю беллетристику.