Нечего терять - Ли Чайлд

— А что происходит там? — спросил Ричер.

— Это наша свалка. Для материалов, с которыми уже нельзя работать.

— Как же вы туда попадаете, если на дороге стоит грузовик?

— Когда возникает необходимость, мы можем отвести грузовик в сторону. Однако это происходит редко. У нас продвинутые процессы переработки. Теперь мы в большинстве случаев можем решить проблему утилизации.

— Вы химик, металлург или нечто другое?

— Я возродившийся в вере американский христианин и бизнесмен. Так я себя идентифицирую, и именно в таком порядке. Однако я нанимаю лучших управленцев в самых разных областях. У нас превосходный научный отдел и отдел развития.

Ричер кивнул, но ничего не стал говорить. Тарман развернулся и поехал обратно на север, теперь вдоль восточной стены. Солнце уже взошло, и прожектора были выключены. Впереди и слева челюсти гигантской дробилки смыкались одновременно на десятке разбитых автомобилей. Рядом распахнулась дверь плавильной печи, и люди стали отскакивать в стороны от хлынувшего наружу потока раскаленного воздуха. Плавильный тигель, заполненный бурлящим металлом, медленно перемещался на высоком грузовике.

— Вы возродились в вере? — спросил Тарман.

— Одного рождения мне вполне хватило, — ответил Ричер.

— Я говорю серьезно.

— Я тоже.

— Вы должны об этом подумать.

— Мой отец говорил: «Зачем рождаться еще раз, когда можно просто вырасти?»

— Он уже больше не с нами?

— Умер много лет назад.

— Значит, с таким отношением он в другом месте.

— Он под землей, на Арлингтонском кладбище.

— Еще один ветеран?

— Морская пехота.

— Благодарю вас за его службу.

— Не нужно благодарить меня. Я к этому не имею никакого отношения.

— Знаете, вам следует подумать о том, чтобы привести свою жизнь в порядок, пока еще не слишком поздно, — посоветовал Тарман. — Может что-нибудь случиться. В книге Откровений сказано: «Конец близок».

— Как и в любой день с тех пор, как эти слова были написаны почти две тысячи лет назад. Почему они должны стать истинными именно сейчас?

— Знамения, — ответил Тарман. — Высока вероятность ускорения событий.

Он произнес последние слова чопорно, самодовольно и с полной уверенностью, словно был допущен к тайной информации.

Ричер ничего ему не ответил.

Они проехали мимо небольшой группы усталых людей, сражающихся с горой стального лома., У них были сгорбленные спины и опущенные плечи. «А ведь нет еще и восьми утра, — подумал Ричер. — Им работать больше десяти часов».

— Господь присматривает за ними, — сказал Тарман.

— Вы уверены?

— Так Он мне говорит.

— Он и за вами присматривает?

— Он знает, что я делаю.

— И одобряет ваши действия?

— Он говорит, что да.

— Тогда почему на вашей церкви стоит громоотвод?

Тарман ничего не ответил. Он стиснул зубы, и его щеки свесились над челюстью. Он медленно вел машину и молчал, пока они не подъехали к загону, ведущему к воротам для персонала. Тарман остановил машину, поставил переключатель скоростей на нейтраль и откинулся на спинку сиденья.

— Теперь вы видели достаточно? — спросил он.

— Вполне, — ответил Ричер.

— Тогда я должен с вами попрощаться, — сказал Тарман. — Полагаю, наши пути более не пересекутся.

Он неловко согнул локоть и протянул Ричеру руку. Ричер ее пожал. Она была мягкой, теплой и словно лишенной костей, точно детский шарик, наполненный водой. Ричер распахнул дверцу, вышел из машины и направился к загону. Вскоре он вышел на парковку.

Все окна в «шевроле» Воэн были разбиты.

Глава

39

Ричер постоял какое-то время, перебирая варианты возможных действий, потом отпер дверцу и смел разбитые стекла с сидений и приборной доски. Он тщательно проверил пол под сиденьем водителя, не желая, чтобы тормозная педаль застряла в самый неподходящий момент. Или педаль газа. Машина и без того двигалась медленно.

Три мили до города, еще двенадцать до границы и еще пять до центра Хоупа. Двадцать миль на невысокой скорости в холодном, продуваемом всеми ветрами «шевроле». Как езда на мотоцикле без шлема и очков. К концу поездки у Ричера онемело лицо и слезились глаза. Он припарковался возле кафе немногим ранее девяти утра. Патрульной машины Воэн не было. И в кафе ее не оказалось. Вообще кафе оставалось пустым на три четверти. Завтрак уже закончился.

Ричер зашел внутрь и заказал кофе у официантки дневной смены. Девушка из колледжа уже ушла. Официантка принесла чашку, наполнила ее из кофейника, и Ричер спросил:

— Офицер Воэн заезжала сюда сегодня?

— Ушла полчаса назад.

— С ней все в порядке?

— Она показалась мне печальной.

— А как Мария? Девушка из Сан-Диего?

— Она приходила еще до семи.

— Она что-нибудь ела?

— Да, сделала большой заказ.

— А что с Люси? Блондинкой из Лос-Анджелеса?

— Я ее не видела. Думаю, она уехала из города.

— Чем занимается муж офицера Воэн?

— Ну, теперь он не слишком занят, — ответила она, словно Ричер задал глупый вопрос.

Как если бы ситуация была очевидной для всех.

— Он безработный? — спросил Ричер.

Женщина хотела ответить, но в последний момент передумала, как будто внезапно сообразила, что ситуация очевидна далеко не для всех и не ее дело давать разъяснения. Как будто она чуть не раскрыла какую-то тайну, которую не следовало знать чужакам. Женщина смущенно покачала головой и поспешно ушла с кофейником в руках. Когда она принесла Ричеру заказ, то и вовсе ничего не сказала.

Двадцать минут спустя Ричер сел в поврежденный «шевроле» и направился на юг, пересек Третью и Четвертую улицы и повернул налево, на Пятую. Впереди у тротуара стояла машина Воэн. Ричер подъехал ближе и остановился возле почтового ящика с идеально наклеенными буквами. Он немного помедлил, вышел из «шевроле» и положил руку на капот «краун вика» — он все еще оставался теплым. Воэн побывала в кафе более часа назад, но после этого продолжала ездить по городу. Наверное, искала свой «шевроле» или Ричера. А возможно, обоих, или у нее были другие дела. Ричер сел обратно в «шевроле» и повернул на подъездную дорожку Воэн. Остановил машину в дюйме от двери гаража и вышел наружу. Он не стал запирать дверь — не видел в этом особого смысла.

К дому вела извилистая дорожка, и Ричер зашагал по ней. Он надел кольцо от ключей на палец и стукнул им по колокольчику — всего один раз. Если Воэн не спит, то услышит. Если же спит, он не станет ее тревожить.

Она не спала.

Дверь распахнулась, и Воэн посмотрела на него из сумрака дома. Влажные после душа волосы она зачесала назад. На ней была слишком большая белая футболка, и больше, похоже, никакой одежды. Воэн была босиком и казалась более молодой и хрупкой, чем прежде.

— Как ты меня нашел? — спросила она.

— По телефонной книге, — ответил Ричер.

— Ты был здесь вчера. Что-то высматривал. Мне рассказала соседка.

— У тебя хороший дом.

— Мне он нравится, — ответила Воэн.

Она заметила ключи у него на пальце.

— Я должен сделать признание, — сказал Ричер.

— Ну что на этот раз?

— Кто-то выбил все окна.

Воэн оттолкнула его в сторону и вышла на дорожку. Оглядела «шевроле», оценила ущерб и пробормотала:

— Дерьмо.

Тут она сообразила, что находится на улице в одной футболке, и поспешно вернулась в дом.

— Кто? — спросила она.

— Один из тысячи подозреваемых.

— Когда?

— Сегодня утром.

— Где?

— Я остановился возле металлического завода.

— Ты идиот.

— Я знаю. Извини. Я заплачу за стекло.

Он снял кольцо с пальца и протянул ключи Воэн. Однако она их не взяла.

— Тебе лучше зайти, — сказала она.

Дом был распланирован так, как и предполагал Ричер. Справа налево: гараж, прихожая, кухня, гостиная, спальни. Кухня выглядела как сердце дома. Симпатично организованное пространство с разноцветными шкафчиками и бордюром на обоях. Работала посудомоечная машина, в раковине было пусто, все рабочие поверхности убраны, но не вызывало сомнений, что здесь обитает живой человек. Стол на четыре места, но стульев на кухне только три. И еще здесь было то, что мать Ричера называла стилем. Сухие цветы, бутылки с очищенным оливковым маслом, которое никогда не будет использовано, антикварные ложки. Мать Ричера говорила, что такие предметы придают комнате характер. Сам Ричер долго не мог взять в толк, как что-то, кроме человека, может иметь характер. Когда он был ребенком, то очень многое воспринимал в буквальном смысле. Но с годами он начал понимать, что имела в виду его мать. У кухни Воэн был характер.

Ее характер — так он решил.

Ему показалось, что выбор делал один человек и реализовала его одна пара рук. Ричер нигде не заметил компромиссов или проявлений противоположных вкусов. Он уже давно знал, что кухня считается владением женщин. Во всяком случае, так было во времена молодости его матери, однако она была француженкой, а это совсем другое дело. С тех пор многое изменилось — в этом его уже успели убедить. Теперь мужчины умели готовить, или хотя бы оставляли повсюду упаковки с шестью бутылками пива, или заляпывали линолеум машинным маслом, когда чинили двигатель мотоцикла.