Дитя Феникса. Часть 2 - Барбара Эрскин

– Скажите, что его жена умерла. Иначе он, возможно, сам ее убьет и примет страшный грех на свою бессмертную душу.

Замок Данфермлайн

Элейн смотрела на двенадцатилетнего короля, который до боли в сердце напоминал ей его отца, – так он был на него похож. У нее перехватило горло.

– Вы должны помочь мне. Велите лорду Файфу отпустить меня домой.

Ее голос дрожал; она чувствовала за собой грозное присутствие королевы и лорда Файфа. Они все вместе приехали сюда, в Данфермлайн, в тот же день, к вечеру.

Александр поглядел на свою мать, затем на Алана Дарварда, который стоял рядом с ним.

– Лорд Файф наш надежный друг, – торжественно произнес он; его мальчишеский голос чисто прозвучал среди многоголосого приглушенного хора голосов под сводами зала для аудиенций. – Мама говорит, что я не должен его обижать.

– А я? Разве я не ваш друг? – Она протянула к нему руки, и мальчик, дрогнув, шагнул к ней и взял ее руки в свои.

– Ну, конечно, тоже друг.

– Тогда, пожалуйста, умоляю вас, помогите мне. – Она сжимала его пальцы, умоляюще глядя на него.

– Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя несчастной… – Король расстроился.

– Тогда не вмешивайтесь, ваше величество. – Последние слова Малкольм произнес после некоторых колебаний. – Предоставьте мне самому решать судьбу своей жены.

Мари де Куси улыбнулась сыну и успокоила его:

– Леди Файф еще не освоилась в нашей стране, но я думаю, она скоро привыкнет. Но пока Малкольму лучше держать ее в Фолкленде. Мы не хотели бы, чтобы она расстраивала короля.

Всю обратную дорогу в Фолкленд Элейн молчала. Она ехала, окруженная его людьми. Малкольм скакал рядом. Он время от времени заглядывал ей в лицо, которое было скрыто под вуалью.

– Тебе нравится лошадь, которая под тобой? – наконец спросил он ее, когда лошади ехали, разбрызгивая воду, по отмели реки Ливен.

С левой стороны в отдалении проплыло озеро в легкой дымке; замок на острове едва был виден с дороги. Элей и едва глянула на него. Впереди лежали холмы Ломонд, казавшиеся темными громадами на фоне неба. Элейн безучастно кивнула. Как бы она ни была несчастна и подавлена в тот момент, она не могла не отметить, почти бессознательно, красоту и ход изящной лошади, на которой ехала.

– Это сводный брат твоего Там-Лина, – продолжал Малкольм. – Он твой.

Опустив голову, Элейн не отрывала глаз от конской гривы. Ее маленькие загорелые руки цепко держали мягкие кожаные поводья, на пальце, как влитой, сидел перстень, подарок Малкольма. Ну почему она не выбросила его тогда? Ведь решилась же она шестнадцать лет назад выбросить кольцо, которое преподнес ей Роберт!

– Ты не купишь меня, Малкольм, – тихо сказала она. – Никакие лошади, сколько бы ты их мне ни дарил, не заставят меня остаться с тобой.

Он дружелюбно ухмыльнулся.

– Ты останешься со мной ровно столько, сколько мне надо.

В ту ночь, когда он уже спал, она выскользнула из его постели. Малкольм лежал на спине и храпел, утомленный после страстных любовных утех. Кусая губы от нетерпения, она быстро в темноте оделась и прокралась к двери. Снаружи на галерее никого не было, узкая винтовая лестница не была освещена. Держа туфли в руках, Элейн на ощупь подобралась к лестнице и стала спускаться вниз. Она старалась идти тише, шуршали только ее юбки, касаясь каменных ступеней. Нижние покои были уже близко – она ощущала запах дымящихся дров в очаге; повеяло холодом.

Там в тусклом свете оплывающей сальной свечи спали слуги Малкольма. Элейн оглядела круглый зал. Дверь напротив, на другой стороне, была закрыта. Около нее дремал стражник. Он стоял, прижавшись к стене, уперевшись пятками в пол; подбородок его покоился на груди; рука, выронившая меч, висела; меч лежал рядом, на полу.

Только там и можно было проскользнуть наружу.

– Захотелось покататься ночью верхом? – раздался веселый, добродушный голос Малкольма. Он стоял в дверях позади нее, со свечой в руке. Ее глаза невольно сосредоточились на ее пламени, и в горле встал комок.

– Мне не спалось, и я решила немного погулять во дворе. – В неясном, дрожащем свете свечи она храбро смотрела ему в глаза.

– Хорошо, давай вместе погуляем. – Он вздохнул. – Ты никуда от меня не убежишь, Элейн. Никто не может покинуть замок так, чтобы я об этом не узнал. Эта башня охраняется днем и ночью.

Страж на другой стороне зала уже стоял, выпрямившись, угрожающе держа меч в согнутой руке у груди.

– Не заставляй меня запирать тебя на замок, моя козочка.

Спящие на полу люди зашевелились при звуке его голоса.

О)дин из слуг сел и, обхватив колени, с удовольствием стал наблюдать этот поединок между его хозяином и его новой дамой сердца.

С тех пор как Малкольм привез новую жену, все в замке шушукались и гадали, что теперь будет. Они получили ответ на вопрос, которым давно задавались, – почему это герцог Файф так долго не женился. Дело было в том, что он любил Элейн, дочь Ливелина из Уэльса, и любил он с тех пор, как первый раз увидел восемнадцать лет назад. С той поры он и ждал, когда настанет тот день, и она станет принадлежать ему. Во всем Фолклендском замке и во всем Файфе не было ни одного мужчины, женщины, даже ребенка, кто бы не желал счастья герцогу и ей, его любимой жене. Проснувшиеся слуги ждали, что будет.

Элейн стояла в задумчивости, будто решала, идти ей с мужем на прогулку под ночными звездами или нет. Но вместо этого повернулась и, пройдя мимо него, стала подниматься по лестнице.

Через четыре дня на рассвете Элейн опять сбежала, проскользнув в плаще одной из служанок мимо стражников. Сторож у ворот, которые в тот час уже были открыты, чтобы пропустить повозки с мукой, ехавшие с мельницы, не удосужился повнимательнее вглядеться в ее лицо или спросить, кто она такая. Через два часа после этого ему пришлось заплатить жизнью за такую оплошность.

Элейн не удалось далеко уйти: собаки Малкольма настигли ее, когда она была всего в двух милях от замка. Элейн по наитию рванулась к темному хребту Ломонда, надеясь в горах найти укрытие, но это не помогло. Побежденная, она, как загнанный зверь, повернулась к своему преследователю, вне себя от горя и гнева.

– Я не поеду с тобой. Ты должен отпустить меня. Как я могу жить с человеком, который убил моих детей, который убил моих друзей! – Этот кошмар преследовал ее, во сне и наяву, поминутно – образ ее двух маленьких дочек; какие они были счастливые в канун праздника Иванова дня! Как они хотели надеть свои новые платьица; мастерили банты для двух любимых собак в тон их платьиц. Но страшнее всех воспоминаний было зрелище в зале – Неста и Майкл, милый, нежный Майкл, который и мухи в своей жизни не обидел, насаженный на меч, как дикий зверь, а ведь он просто бросился ей на помощь. Она как будто ощущала сама, как входит холодная сталь ножа в тельца ее девочек; слышала их крики в своих ушах, видела, как они тянут к ней свои ручки, умоляя ее им помочь.