Последнее письмо от твоего любимого - Джоджо Мойес

Энтони пришлось подождать, пока толпа пассажиров немного рассосется, тем временем он попытался отдышаться и взглянул на часы: четверть первого. А вдруг она решила, что он не придет, и ушла?

Какого черта он творит? Если он опоздает на самолет, Дон самолично проследит, чтобы на ближайшие десять лет его сослали в отдел «Золотые свадьбы и другие годовщины». Они воспримут это как очередное доказательство того, что он не способен к нормальной работе, и следующий интересный материал попадет в руки Мёрфетта или Фиппса.

Задыхаясь, он бежал по Кинг-Эдвард-стрит и наконец добрался до крошечного зеленого оазиса в самом центре деловой части города. Парк почтальонов представлял собой небольшой сквер, созданный по инициативе безымянного филантропа Викторианской эпохи, чтобы отдать дань уважения героическому повседневному труду представителей этой профессии. Тяжело дыша, Энтони направился в центр сквера и оказался в царстве синего цвета.

У него перед глазами колыхалось целое синее море: почтальоны в синей униформе гуляли, лежали на траве, сидели на скамейках перед мемориальными досками производства компании «Далтон», посвященными различным героическим подвигам. Сбросив тяжелые сумки и на время прервав бесконечный обход адресатов, почтальоны Лондона наслаждались полуденным солнцем, поглощая бутерброды, беседуя, предлагая друг другу пробовать свой ланч, отдыхая на траве в густой тени деревьев.

Энтони наконец-то отдышался, поставил чемодан, выудил из кармана платок, вытер лоб, а затем медленно огляделся по сторонам: заросли папоротников, стена церкви, островки офисных зданий. Он напряженно смотрел вокруг, пытаясь разглядеть изумрудное платье, отблеск золотистых волос или еще что-то до боли знакомое.

Ее нигде не было.

Энтони взглянул на часы: двадцать минут первого, она наверняка не дождалась его и ушла. А может, и вовсе передумала и осталась дома. А вдруг Стерлинг нашел его злосчастное письмо? Энтони вспомнил о втором полученном сегодня письме, от Клариссы, — его он запихнул в карман, выходя из дома. Он до сих пор не мог спокойно смотреть на почерк бывшей жены — в ушах тут же звучал ее напряженный, обиженный голос, перед глазами вставали застегнутые до самого верха пуговицы ее блузки — как будто ему хотелось бы увидеть ее декольте — как бы не так!

Дорогой Энтони,

я пишу тебе из вежливости, исключительно для того, чтобы сообщить, что я выхожу замуж.

Он ощутил, что слегка уязвлен в собственнических чувствах: неужели Кларисса может быть счастлива с кем-то другим? А он-то думал, что ни один мужчина не может сделать ее счастливой…

Я встретила достойного мужчину, который владеет сетью магазинов тканей и желает позаботиться о нас с Филлипом. Он хороший человек и обещает обращаться с ним как с родным сыном. Свадьба состоится в сентябре. Мне неловко писать тебе об этом, но, возможно, тебе следует серьезно подумать над тем, хочешь ли ты продолжать общаться с мальчиком. Я хотела бы, чтобы Филлип рос в нормальной семье, поэтому, как ты понимаешь, нерегулярные встречи с тобой будут ему только мешать.

Пожалуйста, подумай над этим и напиши мне свои соображения.

Твоя финансовая поддержка нам больше не понадобится, так как теперь нас будет обеспечивать Эдгар. Прилагаю наш новый адрес.

Всего наилучшего,

Кларисса.

Он перечитал письмо дважды, но лишь с третьего раза понял, что именно она предлагает: Филлип, его мальчик, станет сыном какого-то честного торговца занавесками и больше не нуждается в «нерегулярных встречах» с родным отцом. Слишком много событий для одного короткого дня, подумал Энтони, внезапно ощутив непреодолимое желание выпить и тут же заприметив какой-то отель, через дорогу от сквера.

«Господи!» — произнес он вслух обессиленным голосом.

Энтони сидел на скамейке, согнувшись в три погибели и опустив голову на руки, и пытался собраться с мыслями. Сердце бешено стучало в груди. Наконец он вздохнул, заставил себя встать, и вдруг перед ним возникла она.

Белое платье с огромными красными розами, крупные солнечные очки. Она медленно сдвинула их на макушку, и он задохнулся от удивления.

— Я не могу остаться, — начал он, постепенно приходя в себя, — мне надо лететь в Багдад. Самолет вылетает через… Не знаю, успею ли я…

Дженнифер была так прекрасна, что затмевала собой даже великолепные цветы, окружавшие аллеи.

Почтальоны восхищенно смотрели на нее, прервав все разговоры.

— Не знаю… Я могу тебе обо всем написать… Увидимся, когда я…

— Энтони… — тихо произнесла она, словно пытаясь убедить саму себя в том, что он действительно пришел.

— Я вернусь через неделю или около того. Если ты согласишься встретиться со мной, обещаю, что все тебе объясню. Мне так много нужно тебе сказать…

Она не дослушала его, протянула к нему руки, погладила по лицу и, недолго думая, поцеловала прямо в губы. Поцелуй оказался страстным и на удивление требовательным. Энтони и думать забыл о самолете. О парке.

О потерянном сыне и бывшей жене. Забыл о статье, которая, по мнению его начальника, должна была заставить его потерять сон и аппетит. Забыл, что эмоции, исходя из его собственного опыта, куда опаснее, чем вражеские пули, и позволил себе сделать то, что требовала Дженнифер: отдаться ей целиком, без остатка.

— Энтони… — повторила она и одним словом подарила ему не только саму себя, но и новую, улучшенную версию его собственного будущего.

8

Между нами все кончено.

Он снова перестал с ней разговаривать! Для столь сдержанного мужчины в последнее время у Лоренса Стерлинга чересчур часто случались необъяснимые перепады настроения. Дженнифер молча наблюдала за мужем, пока тот читал за завтраком утреннюю газету Она спустилась раньше его, приготовила завтрак, как он любит, но за последние тридцать три минуты он не то что слова не сказал — даже не взглянул на жену.

Дженнифер поправила пеньюар, проверила, в порядке ли прическа, — нет, все идеально. Она знала, что шрам на руке вызывает у него отвращение, поэтому всегда надевала одежду с длинным рукавом. Ну чем она провинилась? Может, надо было дождаться его вчера вечером? Он вернулся так поздно, что она лишь сквозь сон услышала, как хлопнула входная дверь. Может, что-то не то сказала во сне?

Стрелки часов уныло приближались к восьми — мерное тиканье нарушалось лишь шелестом газеты, которую читал Лоренс. С улицы послышались шаги почтальона, скрежет заиндевевшей крышки почтового ящика, а потом — жалобный голос проходившего под окнами ребенка.