Последнее письмо от твоего любимого - Джоджо Мойес

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул он. — Мне нужно еще кое-что доделать, но проходите, проходите, пожалуйста.

— Если хотите, я могу подождать внизу, — смущенно предложила она, взглянув на его голую грудь и тут же отведя глаза.

— Нет, что вы. Это займет всего пару минут.

Дженнифер вошла в номер и огляделась. На ней было золотистое платье без рукавов с воротничком-стойкой. Плечи слегка покраснели после поездки на кабриолете под палящими лучами солнца. Волосы свободно падали на плечи, слегка растрепавшись от ветра, как будто она спешила.

Она обвела взглядом заваленную блокнотами кровать и наполовину собранный чемодан. Оба смущенно молчали, впервые оказавшись вдвоем в столь интимной обстановке.

— Может, предложите мне что-нибудь выпить? — собравшись с духом, нарушила молчание она.

— Какое непростительное упущение с моей стороны, конечно! — воскликнул он, позвонил консьержу и заказал джин с тоником, который принесли за считаные секунды. — А куда мы пойдем?

— Куда пойдем?

— Я успею побриться? — спросил он, исчезая в ванной.

— Конечно, не торопитесь.

Я поступил так намеренно, вспоминал он впоследствии, мне хотелось, чтобы она видела, как я бреюсь. Взглянув на себя в зеркало, Энтони отметил, что стал куда лучше выглядеть: пропал желтушный цвет кожи, разгладились глубокие морщины вокруг глаз. Поглядывая в зеркало на гостью, он открыл кран с горячей водой и принялся намыливать подбородок.

Дженнифер казалась рассеянной и погруженной в свои мысли. Проводя бритвой по подбородку, он смотрел, как она мечется по комнате, словно беспокойный зверь.

— С вами все в порядке? — крикнул он, промывая бритву.

— Да-да, все отлично. — Она уже выпила один бокал джин-тоника и налила себе второй.

Побрившись, он насухо вытер лицо полотенцем, сбрызнул щеки одеколоном, который приобрел здесь, в pharmacie,[10] — резкий аромат с нотками лимона и розмарина, — застегнул рубашку и, стоя перед зеркалом, поправил воротничок. Ему нравились такие моменты — адская смесь желания и потенциальных возможностей. Энтони вдруг ощутил странное ликование. Он вышел из ванной и увидел, что Дженнифер стоит на балконе. На Ривьеру опускались сумерки, вдали мерцали огни набережной. Она держала в одной руке бокал с коктейлем, а другой обнимала себя за талию, словно защищаясь.

— Совсем забыл: вы чудесно выглядите, — заговорил он, подходя к ней. — Вам очень идет этот цвет. Платье просто…

— Завтра возвращается Ларри. — Она ушла с балкона и повернулась к Энтони. — Сегодня прислал мне телеграмму. Во вторник мы летим в Лондон.

— Понятно, — ответил он, глядя на тонкие золотистые волосинки на ее руке — они слегка подрагивали от морского бриза.

— Я не несчастная, — вдруг сказала она, пристально глядя ему в глаза.

— Знаю.

Дженнифер внимательно, с серьезным выражением лица посмотрела на него, прикусила губу, а потом повернулась спиной и, замерев, приказала:

— Верхнюю пуговицу.

— Простите?

— Расстегните верхнюю пуговицу. Мне самой — никак.

Почти с облегчением Энтони ощутил нестерпимый жар в груди — это должно было произойти. Вот женщина, о которой он мечтал бессонными ночами, и она станет его. Ее отстраненность, ее сопротивление просто ошеломляли его, и теперь он хотел испытать то облегчение, которое приходит лишь вместе с оргазмом, хотел извергнуться в нее и наконец удовлетворить давно мучившее его желание.

Он взял у Дженнифер из рук бокал, и она приподняла волосы, обнажив шею. Молча подчиняясь ее указаниям, он дотронулся до ее кожи. Обычно столь уверенные руки сейчас почему-то отказывались слушаться. Словно со стороны, он наблюдал за своими неуклюжими попытками расстегнуть обтянутую шелком пуговицу и, когда ему это наконец удалось, заметил, что пальцы немилосердно дрожат. Энтони остановился и посмотрел на ее голую шею: Дженнифер слегка склонила голову, словно смирилась с неизбежным. Он жаждал прикоснуться к ней губами, предвкушая нежность золотистой, покрытой светлыми веснушками кожи, но для начала лишь нежно дотронулся рукой, стараясь растянуть удовольствие. Она едва слышно вздохнула, так тихо, что он скорее почувствовал, чем услышал ее вздох. И тут у него внутри что-то оборвалось.

Опустив взгляд, он посмотрел на ее тонкие пальцы, приподнимавшие волосы, и вдруг с поразительной отчетливостью понял, что будет дальше.

Энтони О’Хара крепко зажмурился, а потом с удивительной решительностью застегнул пуговицу обратно и сделал шаг назад.

Дженнифер не двигалась, словно пытаясь сообразить, что происходит, почему прикосновения вдруг прекратились, а потом повернулась к нему, продолжая поддерживать волосы. Вопросительно взглянув на Энтони, она вдруг покраснела.

— Простите… — начал он. — Я… я не могу…

— О боже! — Дженнифер вздрогнула, словно от боли, прикрыла рукой рот, и краска смущения залила ее шею. — О боже…

— Нет-нет, Дженнифер, вы не понимаете. Дело не в том…

Она оттолкнула его, схватила свою сумочку, и не успел Энтони закончить фразу, как она уже рывком распахнула дверь и бегом бросилась по коридору.

— Дженнифер! — крикнул он ей вслед. — Дженнифер, стойте! Я вам все объясню.

Но она уже скрылась из виду.

Французский поезд шел в Лион по выжженным палящим солнцем равнинам и полям так медленно, словно машинист хотел дать Энтони достаточно времени подумать о том, что он сделал неправильно, а также обо всем, что он не смог бы изменить, даже если бы захотел. Несколько раз в час он решал заказать большую бутылку виски из вагона-ресторана, наблюдал за тем, как проводники танцующей походкой ходят туда-сюда по вагону, разнося на серебряных подносах бокалы и разливая напитки. Он знал, что стоит ему просто поднять руку, и источник утешения окажется в его полном распоряжении. Впоследствии Энтони и сам не понимал, почему так и не сделал этого.

Ночью он прилег на свой диван, с безупречной сноровкой разложенный для него проводником. Под мерный стук колес Энтони включил ночник и достал роман в мягкой обложке, оставленный в отеле кем-то из прежних постояльцев. Перечитав несколько раз одну и ту же страницу, он так ничего и не понял и с отвращением отшвырнул книгу. Еще у него была с собой французская газета, но в купе не хватало места, чтобы нормально развернуть ее, к тому же шрифт был такой мелкий, что разглядеть его при тусклом свете ночника казалось маловероятным. Он то ненадолго впадал в забытье, то просыпался вновь, Англия становилась все ближе и ближе, и неизбежность будущего замаячила на горизонте темной грозовой тучей.