В плену твоих желаний - Сабрина Джеффрис

– Рана еще болит?

– Немножко.

Девушка слегка нажала пальцем на то место, где сломанная кость повредила мышцы, и постоянно ноющую руку пронзила такая острая боль, что Лахлан разразился проклятиями.

– Если это немножко, – холодно сказала Венеция, – то тогда что вы называете настоящей болью? – Она смочила целебным бальзамом ткань. – Сначала будет немного жечь, но потом наступит облегчение.

– Жечь? – переспросил Лахлан. Девушка намазала его руку бальзамом, и ему показалось, будто рану охватил огонь. – Господь всемогущий! Вы что, решили убить меня?

Он попытался схватить бутылку со снадобьем, но Венеция проворно отскочила назад.

– Прекратите! – Стоя там, где он не мог до нее дотянуться, она еще больше смочила ткань. – Если бы я хотела убить вас, то ударила бы по голове бутылкой. – Осуждающе взглянув на него, она добавила: – Ведите себя хорошо, а то я так и сделаю.

О, бессердечная девица! Однако Лахлан вынужден был признать, что как только прекратилось жжение, пришло ощущение приятной теплоты, которая почти сняла боль, терзавшую его руку. Только это и удержало его от возражений, когда Венеция попросила его поднять руки, чтобы она могла обработать ребра.

Теперь Лахлан был обречен терпеть страшнейшую из пыток. Мало того что самая соблазнительная красавица растирала его израненную обнаженную кожу, так она и одета-то в одну лишь тонкую рубашку, которая почти ничего не скрывала.

Когда она наклонилась над ним, его мужская плоть немилосердно взбунтовалась. Даже сильное жжение, опалившее его ребра, не смогло умерить его возбуждения, потому что глубокий вырез ее рубашки позволял ему полностью лицезреть пышные округлости ее грудей.

Больше того, ведь его прикрывало только чертово полотенце, и теперь оно вздыбилось, словно походная палатка. О, он готов был остаться здесь навсегда, опьяненный запахами бальзама и лаванды, и любоваться водопадом ее шелковистых волос, щекочущих ему грудь.

– Боюсь, эта последняя рана действительно начала воспаляться, – сказала Венеция. – И я… хм… вынуждена немного приподнять полотенце.

Она протянула руку, но Лахлан перехватил ее.

– Позвольте мне самому это сделать. – Он не был уверен, что сможет сдержаться, если ее пальцы коснутся его возбужденной плоти.

Каким-то образом ему удалось подтянуть полотенце повыше, чтобы обнажить шрам на бедре, не открывая при этом ничего лишнего. Ему следовало бы попросить ее закончить свое врачевание, оставив все как есть. Но он уже успел оценить благотворное успокаивающее действие бальзама. И сказать по правде, нога причиняла ему невыносимые страдания.

Но когда девушка приложила лечебный бальзам к его самой серьезной ране, у Лахлана перехватило дыхание и он сильно сжал ее руку, пытаясь отдышаться. Это продолжалось несколько мгновений. Затем он снова смог говорить.

– Все в порядке. Можете продолжать. Я уже готов.

Согласно кивнув, Венеция продолжила обработку, но плечи ее вздрагивали, и Лахлан почувствовал, как капля влаги упала ему на бедро. Затем еще одна, и еще. Слезы. Силы небесные! Девчонка проливала над ним слезы.

– Послушайте, – мягко сказал он. – Из-за чего вы плачете? Ведь все не так уж плохо, разве нет?

– Это ужасно, – всхлипывая, ответила она. – Как вы, должно быть, страдали…

За то время, что Лахлан провел с ней, Венеция ни разу не плакала. Ни из-за похищения, ни из-за его грубого обращения, ни по какому-либо другому поводу. И вот, пожалуйста, она рыдает, сопереживая ему. Он не мог этого вынести.

– Тш-ш, дорогая, – прошептал Лахлан, обняв девушку за талию и усадив ее на колено здоровой ноги. – Бывало и хуже, можете мне поверить.

– Я… я знаю, – сквозь слезы пробормотала она, – но мне невыносимо думать, что вас…

Девушка разразилась рыданиями, и Лахлан крепко обнял ее, безмерно тронутый ее сочувствием.

Помоги ему Бог, но девчонка действительно плакала навзрыд. Уткнувшись лицом в его плечо, она захлебывалась в рыданиях, а он гладил ее по спине, не зная, как облегчить ее боль и успокоить это нежное сердце.

– Все в порядке, Принцесса, клянусь, все хорошо. Я уже несколько недель на ногах и даже танцевал.

Упоминание о танцах вызвало новый взрыв рыданий.

– Я… я заставила вас т-танцевать с вашей б-больной ногой…

– Нет, вовсе не вы. – Он обнял ее еще крепче и уткнулся носом ей в волосы. – Нет, во всем виновата ваша тетушка. Это она завела разговор о моей смерти, и я испугался, что вы меня узнаете.

Венеция тихо всхлипнула.

– Это она, правда?

– Да. – Приподняв ее лицо за подбородок, Лахлан большим пальцем вытер девушке слезы. – А я не мог позволить ей воскресить меня из могилы, прежде чем я сам буду к этому готов, понимаете? От мертвеца ведь нельзя ожидать, что он станет расхаживать по балам, нарядившись в килт.

Девушка улыбнулась сквозь слезы.

– Вы ни капельки не походили на мертвеца, – с трудом выговорила она.

– Я и вправду не чувствовал себя мертвецом. – Взяв из ее руки кусок ткани, Лахлан краешком осторожно вытер ей глаза, потом заставил ее высморкаться и бросил тряпицу на пол. – В особенности тогда, когда мы остались одни.

Теперь Венеция пристально смотрела на него. Ее прекрасные зеленые глаза огромными озерами сверкали на раскрасневшемся лице. Все было, как той ночью на балу. Только теперь она знала, кто он такой и чего хочет. Однако вместо того чтобы ополчиться на него, она смотрела на него так, словно видела впервые, то есть не как на злодея, а как на человека, оказавшегося в сложном положении.

– Я понимаю, что в этом нет никакого толку, – прошептала Венеция, – но я очень сожалею о том, что я била и пинала вас, когда забралась на вашу больную ногу, пока вы спали…

– Не нужно вспоминать об этом, – прервал он ее, не в силах выносить эту словесную пытку. Особенно насчет того, как она лежала у него на коленях. – Вы ничего не знали. И тут нет никакой вашей вины.

Видеть, как она смотрит на него влажными глазами, такая чистая и свежая, сидит у него на колене, было слишком сильным искушением, чтобы Лахлан мог это выдержать.

Он подумал, что нужно поскорее отстранить ее от себя, убрать. Он даже обхватил ладонями ее талию. Но тут Венеция обвила руками его шею, и Лахлан понял, что попал в беду.

– Позвольте мне как-то возместить вам это, – прошептала она, и его решимость растаяла как дым. – Позвольте мне доказать вам, что я не такая, как мой отец. – Она потянулась и поцеловала шрам у него на лбу, и что-то перевернулось в его душе.

– Я знаю… вы не такая… как ваш отец, – хрипло произнес он. – Вы пахнете значительно лучше, прежде всего. – Он подумал, что шутка удержит его от какого-либо безумного поступка, но грудной смех девушки произвел обратный эффект. Так же подействовали и легкие поцелуи, которыми она осыпала его ключицы. Никогда Лахлан не испытывал ничего подобного, это было так приятно. И все же он продолжал, стараясь не обращать внимания на катастрофически быстро твердеющую плоть: – И выглядите вы в платье чертовски лучше, чем он.