В плену твоих желаний - Сабрина Джеффрис

– Черт возьми, что ты делаешь? – прошипел Лахлан. Тут появилась Салли и спросила:

– Что случилось, миледи?

– У моего мужа очень разболелись раны, – спокойно ответила Венеция служанке. – Но у меня нет подходящих снадобий, чтобы помочь ему. Может, у вас есть какой-нибудь конский бальзам?

Какого дьявола!..

– Да, мисс. Я сейчас принесу.

– И еще миску и чистую ткань для перевязки, пожалуйста. Ах да, и еще… если у вас есть в огороде корень окопника…

– У хозяйки есть немного, внизу. Я сейчас же вернусь, миледи.

Когда Салли убежала, Лахлан затворил дверь. От волнения у него сжалось сердце. Оказалось, сочувствие Венеции вовсе не было притворным.

– Конский бальзам? – спросил он тихо. – Что вы еще задумали?

– Я помогала ухаживать за ранеными в госпитале. Тамошний врач клялся, что нет лучше средства для заживления поврежденных мускулов, чем конский бальзам. – Печальная улыбка тронула ее прекрасные губы. – Он ведь помогает лошадям, не так ли?

– Я не лошадь.

– Вы уверены? В такой переделке, которую вам довелось пережить, обычный человек ни за что бы не выжил.

– Но я уже вам говорил, что меня нелегко убить.

Опустив глаза, она коснулась пальцем шрама на его предплечье и произнесла с болью в голосе:

– Не могу поверить в то, что отец мог одобрить что-нибудь в этом роде.

Лахлан ощетинился:

– Сайкстон ясно сказал, что это «послание» от вашего отца. Он приказал им образумить меня, Шотландского Мстителя, чтобы я прекратил грабежи. И требовал, чтобы они сделали это как можно жестче.

– Сайкстон? – Кровь отхлынула от ее лица.

– Так звали главного. Один из них окликнул его по имени.

Девушка, словно в оцепенении, отошла от дверей.

– В чем дело, Венеция? – спросил Лахлан.

– Ничего, просто… – Она озабоченно нахмурила лоб.

– Вы что-то знаете, – раздраженно произнес он.

– Я не уверена.

– Черт побери, скажите мне, что вам известно…

– Я принесла то, что вы просили, – сообщила Салли. Венеция все взяла у нее и отпустила спать.

Как только Салли ушла, Лахлан нетерпеливо спросил:

– Что вам известно о людях вашего отца?

Ее прекрасные глаза смотрели хмуро, с тревогой.

– Они не его люди. Я так не думаю. Нет, в самом деле. – Венеция подошла к умывальному столику и поставила на него миску, которую принесла Салли. – Но трое мужчин встречались с отцом несколько месяцев назад.

Трое мужчин. Неужели те, что напали на него?

– Папа не подпустил меня к ним, – продолжала девушка. – Но я поняла, что это не те люди… то есть… какие-то чужие, не нашего круга.

– Что они убийцы.

– Нет! – Венеция принялась с ожесточением донышком бутылки с бальзамом растирать в миске корень окопника. – Я не знаю. Однако я не встречала их прежде и никогда ничего о них не слышала. Не думаю, что это кто-то из друзей моего отца или люди из поместья.

Так речь идет о людях, которые напали на него, или нет, черт побери?

Избегая его взгляда, Венеция отставила бутылку.

– Я спросила отца, пришли ли они из-за Мстителя, а он ответил, что это не мое дело.

– Так почему же вы вспомнили о них? – нетерпеливо спросил Лахлан.

Девушка повернулась к нему, лицо ее исказила боль.

– Через неделю после их появления я прочла в газетах сообщение о вашей предполагаемой смерти. И… – Венеция помедлила, как бы не решаясь открыть нечто, что могло бы уличить отца в неблаговидных поступках.

– И… – поторопил ее Лахлан.

– Их главаря звали мистер Сайкстон.

Лахлан с облегчением перевел дух – он затаил дыхание, ожидая ответа. Он всегда был уверен, что головорезов послал Дунканнон, но эта уверенность основывалась только на его собственных воспоминаниях.

– Вы сознаете, что только что предоставили мне доказательство причастности вашего отца к покушению на мою жизнь?

Щеки девушки запылали румянцем.

– Нет, я только сообщила вам, что отец разговаривал с людьми, которые напали на вас.

– Не будьте дурой. Какие еще дела могли быть у Сайкстона с вашим отцом сразу же после нападения на меня в Шотландии?

По ее лицу он видел, что она понимает – он прав. Понимает, но не хочет признать.

– Вы забываете, они ведь сами сказали мне, что прибыли с посланием от вашего отца. А потом они отправились прямо к нему. Вероятно, чтобы получить плату за то, что меня убили.

– Если они собирались убить вас, зачем передавали вам послание?

Логичность этого замечания разозлила его.

– Они ударили меня дубиной по голове, черт побери!

– Я знаю, знаю. – В глазах ее застыло страдание, когда она направилась к нему с бутылкой конского бальзама в одной руке и полоской ткани в другой. – Вряд ли имеет значение, что они собирались сделать. То, что они сделали, – преступление.

– Раньше вы говорили совсем другое, – язвительно сказал он. – Что я все это заслужил, потому что обкрадывал людей.

Венеция покраснела, но не стала выкручиваться.

– Я ошибалась. Никого нельзя так калечить. – Она подтащила кресло к окну, через которое еще проникал свет.

– Садитесь. Позвольте мне попытаться облегчить ваши страдания.

– Зачем? – спросил он, хотя сочувствие на ее лице давало достаточно ясный ответ.

– Мне очень неприятно то, что с вами сделали. Тем более если к этому имеет отношение мой отец.

– Вы не сделали ничего такого, о чем нужно жалеть. Не в ваших силах было этому помешать.

– Но это не означает… – Она тяжело вздохнула. – Рассматривайте мое участие как любезность… как добрые отношения между соседями.

Соседями, не «друзьями». Но разве смогут они когда-нибудь стать друзьями? Он не был в этом уверен. Однако что плохого в том, что он позволит ей лечить его? Тем более если у нее возникло такое желание.

Лахлан уселся в кресло, и Венеция, взглянув на него, залилась густым румянцем.

– Хм, вы не могли бы прикрыться получше?

Он проследил за ее взглядом и увидел, что полотенце на нем распахнулось, выставив на обозрение те части тела, которые не стоило бы демонстрировать незамужним девушкам.

Лахлан еле сдержал смех.

– Простите, дорогая. – Он запахнул полотенце. – Но поскольку у вас имеется опыт ухода за больными, вы должны иметь хотя бы поверхностное представление о том, как устроен мужчина.

С пылающими от смущения щеками Венеция осмотрела его руку.

– В госпитале всегда строго следили за тем, чтобы дамы не занимались обнаженными мужчинами.

– Ах, – пробормотал он, – какая жалость. Тем хуже для обнаженных мужчин.

Венеция не обратила внимания на его замечание и, взяв его руку, повернула ее к свету, чтобы лучше рассмотреть шрам.

– Рана еще болит?