Ветер с Юга. Книга 1. Часть вторая - Людмила Ример

Лея молчала. В глубине души она была согласна с доводами Туфина, но даже думать о замужестве ей было противно. Её любовь к Дартону жива, и никто никогда не сможет заменить его.

– Никто и не запрещает тебе его любить. – Туфин как будто прочитал её мысли, и Лея вздрогнула. – Люби, он был достойным юношей. Но услышь меня, девочка! Как бы ни был Дартон смел и хорош, сейчас он не в состоянии защитить тебя. Не дано мёртвым этого, не дано…

Слеза выкатилась и побежала по щеке. За ней вторая, третья, и Лея разрыдалась, как совсем недавно её младшие сестры.

– Поплачь, деточка, поплачь. А когда успокоишься, подумай над моими словами. А чтобы легче думалось, открою тебе ещё один страшный секрет… – Он побарабанил испачканными чернилами пальцами по своему животу. – Рубелий очень тяжело болен. И Лабус считает, что вряд ли он дотянет до праздника Первого сенокоса.

Лея метнула на книгочея испуганный взгляд в слабой надежде, что тот шутит и на его лицо сейчас выпорхнет всегдашняя ироничная усмешка. Но Туфин был абсолютно серьёзен.

– А что это значит, надеюсь, ты понимаешь и сама…

Она понимала. Если дяде её пребывание во дворце было глубоко безразлично, то Мирцея не потерпит её здесь ни одной лишней минуты.

– Что… с ним случилось? Он ведь никогда ничем не болел!

Книгочей молчал. Сказать правду он не мог – это было бы слишком опасно.

– Его отравили? – Лея была настойчива.

Туфин неодобрительно сощурился и буркнул:

– Лабус считает, что это какая-то заморская зараза. Сначала Гульмира, теперь Пальмина, ну эта танцовщица, начала чахнуть. А от неё и Рубелий подхватил… Надеюсь, я не очень тебя шокировал такими подробностями интимной жизни твоего дяди?

Лея отрицательно помотала головой. Её сейчас больше занимало другое.

– Так это значит, что заболеть во дворце может любой?

Книгочей хмыкнул:

– Не думаю. Если только он не будет крутиться у покоев Повелителя… И слишком много болтать!

Последняя фраза Туфина родила в голове новый вопрос, и Лея уже открыла рот, чтобы его задать, но тут открылась дверь, и на пороге возник, пыхтя и отдуваясь, Главный смотритель дворца Кестин Пундор с объёмистым свитком в руках.

Махнув рукой всем в знак приветствия, он рухнул на диванчик и, едва отдышавшись, принялся громко сетовать, что проходившие во дворце чуть ли не каждый месяц масштабные мероприятия уже почти довели его до несварения и нервного срыва. Особенно теперь, когда Мирцея стала совать свой нос туда, куда ей его совать совершенно не следовало. Боги свидетели, как же он устал!

Послушав пару минут рвущие душу стоны и поняв, что закончится это не скоро, Лея кивнула книгочею на прощание и отправилась к себе. То, что она узнала от Туфина, заставляло её всерьёз подумать о своём будущем.

Ей на самом деле не на кого было опереться. Дядя Грасарий явно озабочен сейчас своим весьма шатким положением, и ему не до племянницы. Если Рубелий вдруг умрёт, Мирцея сделает всё, чтобы тут же избавиться от самых близких родственников. И дядюшке придётся спасать свою шкуру… Её новому брату Юнарию, которого Лея никогда не видела и, скорее всего, никогда не увидит, она тоже не нужна – представительница гнусной семейки предателей и убийц.

Но разве можно ей сейчас умирать? Её страшная клятва не исполнена, и душа Дартона всё ещё отомщена. Боль, чуть притупившаяся, снова жарко ворохнулась в сердце.

Хайрел Беркост… Встречались они нечасто, и всегда будто случайно. И чтобы она себе там ни говорила, Лее уже начинали нравиться эти мимолетные встречи. Особенно её смущали всегда грустный взгляд его тёмно-серых глаз и словно извиняющаяся за что-то улыбка.

Молодой человек больше не признавался девушке в любви, но при её появлении в глубине его глаз мгновенно вспыхивало счастье. Он продолжал посылать ей подарки и цветы, которые она, если была в комнате, неизменно отправляла обратно. Но Млава, несмотря на строжайший приказ хозяйки, частенько этого не делала. И, округлив глаза и призывая в свидетели всех известных ей Богов, клялась, что ни сном, ни духом не знает, как они вообще сюда попали.

Вот и сейчас, зайдя в свои покои, Лея обнаружила у двери позолоченную клетку, в которой сидел маленький лопоухий щенок с грустным выражением на лохматой мордочке. Увидев девушку, он начал скакать по клетке и отчаянно скулить, выражая коротким хвостом бурю восторга, внезапно ворвавшуюся в его собачью душу.

Лея охнула и, присев на корточки, вытащила щенка на свободу. Тот сразу забрался к ней на руки и начал, скуля и лая, облизывать её лицо.

– Млава! – Лея, хохоча, уворачивалась от любвеобильного щенка. – Млава! Где тебя бесы носят, непутёвую? Скоро мне в комнату медведя приведут, а ты будешь делать вид, что ничего не заметила!

Прислужница выскочила из-за ширмы и сразу же радостно зачастила:

– Боги милостивые, прелесть-то какая! Да вы только гляньте, госпожа, какой он премиленький! Это ж надо, как он вас любит!

Лея оторвала наконец щенка от себя и поставила его на пол:

– Да он всех любит! А кухарку Гулиду как будет любить! Куда уж мне до неё!

– Смотрите, смотрите, тут ещё и письмо! – Млава отцепила от клетки перевязанный синей ленточкой листок и подала госпоже.

Несколько строк были написаны твёрдым почерком Хайрела Беркоста: «Может быть, хотя бы ему удастся растопить ваше сердце… И покрыть поцелуями ваше прекрасное, но такое холодное лицо. Он слаб и беззащитен, его можно убить или выбросить прочь. Но я верю, вы не сделаете этого… и этот ушастик станет самым преданным вашим другом! А если моя прекрасная госпожа ещё и назовёт его Хайрелом, я буду просто на вершине счастья!»

Лея задумчиво посмотрела на щенка. Тот сидел у её ног и, чуть наклонив голову, преданно глядел на неё круглыми тёмно-серыми глазами.

Грасарий

Приготовления к свадьбе шли полным ходом. До события оставалось всего два дня, и Грасарий волновался, что Главный смотритель дворца, неторопливый полусонный толстяк Кестин Пундор, обязательно что-нибудь забудет или перепутает и вся церемония пойдет наперекосяк.

Дворец был полон слухов, которые сбившиеся с ног слуги усердно перетаскивали из одного конца в другой, и его личный прислужник, бойкий быстроглазый Микон, разводя вечером огонь в камине спальни, вываливал их на хозяйскую голову со своими неизменными комментариями:

– Ваша Осмила закатила вчера отцу очередную истерику. Это ж надо быть такой стервой! Мало того что бедный Главный сигурн почти что поседел за эти два месяца, так теперь ей ещё и ювелир не угодил – изумруды, видите ли, в её диадеме оказались не того оттенка зелёного, как ей виделось! А ничё, что сами они чуть меньше куриного яйца! А башмачник? Тот вовсе был изгнан чуть не пинками! Он, сволочь тупая, посмел сделать застёжки на её туфлях не слишком изящными.