Властелин тигр - Филип Фармер

Отвращение, написанное на ее лице и звучавшее в голосе, было вполне красноречивым ответом.

Раса это равно обидело и привело в недоумение. До сих пор единственной отвергнувшей его женщиной была Мирьям. Вспоминать об этом было весьма неприятно — предложив Мирьям переспать, Рас получил самую жестокую в своей жизни трепку, в которой приняли участие сразу оба родителя. Лупцуя Раса от всего сердца, они честили при этом его гадким, испорченным, слабоумным и извращенным. «Чтобы тебе даже мысль такая в голову больше не приходила! Переспать с собственной матерью! Со времен Содома и Гоморры такое не слыхано! Если Игзайбер откроет в тебе эти грязные, порочные помыслы, Он поразит тебя самыми страшными карами!»

Рас и тогда не понял, и до сих пор не вполне понимал, что скверного в проявлении приязни в самой откровенной форме к своей любимой матери. Но раз мать была так сильно убеждена в собственной правоте и порочности подобных наклонностей, Рас не стал с ней больше спорить на эту тему. Позднее, обнаружив, что вонсу точно так же — с омерзением и содроганием — смотрят на подобные проявления чувств, Рас заподозрил, что с ним самим не все в порядке.

Но ведь эта женщина, ангел, ему не мать. Возможно ли, чтобы ангелам — или демонам — запрещалось испытывать величайшее из наслаждений? А может, она — подружка самого Игзайбера и боится навлечь на себя его испепеляющий гнев, разжечь пламя ревности. Во всяком случае, между ног у нее совсем не так гладко, как рассказывал, описывая ангелов, Юсуфу.

Так это или иначе, но она недвусмысленно дала Расу понять, что не желает его. И даже настояла, чтобы он прикрыл свою мужскую гордость. Казалось, она считает гениталии Раса отвратительными. Юноше трудновато было постичь, как подобные прелести могут оскорбить чьи-то чувства, кроме, разумеется, мужчин-вонсу. Ну, у тех-то действительно были достаточные основания для ревности.

Рас был вынужден отыскать свой тайник на одном из деревьев, где прятал набедренную повязку из шкуры леопарда, и облачился в нее. Женщина, казалось, удовлетворилась этим, хотя самого Раса смущал внешний вид повязки — красивый мех изрядно попортили грызуны и насекомые.

Уже тогда Рас понимал, что один из языков, на которых женщина пыталась с ним общаться, вроде бы похож на английский. Это прозрение мало чем ему помогло. Кроме нескольких искаженных, трудноразличимых слов, все остальное звучало по-тарабарски. Ей точно так же пока не удавалось постичь его произношение; максимум, что удавалось разобрать, — отдельные слова. Зато сразу после первой попытки она извлекла из бездонных своих карманов два полуобгоревших листочка — еще два письма Игзайбера.

Рас расправил и прочел их очень внимательно. Первое письмо гласило:

...подозреваю, что они, и, должно быть, уже весьма давно, игнорируют мои указания. С самого начала я тщательнейшим образом, до самых мельчайших подробностей проинструктировал их, что можно, а чего нельзя говорить в его присутствии, как себя вести при нем и особенно когда его нет, но существует хоть малейшее подозрение, что он шпионит за ними из зарослей. Но эти олухи продолжают...

...неблагодарные, они ненавидят меня, своего спасителя...

...от постоянного надзора и неусыпных забот...

И второе:

...познакомился с вонсу... раннем возрасте. И, должно быть, навещал их... время, прежде чем я это обнаружил. Иначе он не знал бы язык вонсу так хорошо. Вот вам отличный пример того, что я имел в виду, когда говорил: «Как ни пытайся удержать ситуацию под контролем, природа берет свое». Уж я ли не старался, не следовал всем описаниям Мастера? Разумеется, как практичный человек и реалист — это вам подтвердит в Южной Африке любой, кто имел со мной дело, — я знал, что...

Рас перечитал обрывки несколько раз подряд. Затем извлек из собственной сумки найденные ранее письма и протянул их женщине. Читая, та порой тихо восклицала; закончив, вернула и пожала плечами. Миленькие плечики, отметил про себя Рас.

Этой ночью он снова попытал счастья и наткнулся на выставленный ствол ее оружия — она называла его «тридцать второй». Криво улыбаясь, Рас вернулся на место и нахально приспустил повязку, чтобы показать, каких радостей та себя лишает. Женщина сплюнула и затараторила что-то не по-английски. Но спиной к Расу повернуться не рискнула.

Позже в эту же ночь Рас спустился с дерева и отправился на разведку. Предметом его интереса были руины деревни. Шум оттуда уже заметно приутих. Несколько первых дней и ночей он был несмолкаем: рев леопардов заглушал тявканье шакалов, над общим гомоном взмывал злорадный смех гиен. На вторую ночь до Раса донесся знакомый рык, голос Джанхоя. Джанхой определенно сражался, и сражался с леопардами. Но Рас был еще слишком слаб тогда, чтобы прийти на помощь другу. Кроме того, Джанхой никогда еще не отступал перед леопардами. Правда, кто знает, как дело обернется, если они навалятся на льва всем скопом?

Луна ярко освещала Расу путь через реку. Когда уже на берегу он проходил мимо человечьих останков, из-под ног с омерзительным писком выпорскнула здоровенная крыса. Разбросанные кругом кости в свете луны отливали серебром; череп, еще в лохмотьях плоти, провалами глазниц таращился на ночное светило. Прежде чем взобраться на дерево, Рас удостоверился, что на нем нет леопардов; затем сверху громко окликнул Джанхоя. Почти немедленно тот отозвался мощным рыком и выскочил на полянку. Беспокойно озираясь кругом, лев взревел снова. Рас спустился с дерева и вышел навстречу другу.

Уже под утро он вместе с Джанхоем вернулся к гнезду и к спящей в нем женщине. Рас тщательно подготовил мизансцену. Джанхой стал принюхиваться к женщине, точно собираясь ею позавтракать, Рас же схватил недотрогу в охапку, как бы защищая от опасности. Спросонья она не сразу разобрала подвох, но, даже поняв, не оттолкнула Раса. Юноша тем временем успел засунуть руку ей за пазуху и пощупать правую грудь. Женщина от страха была точно деревянная. Лев продолжал подозрительно принюхиваться, словно намекая Расу, не делает ли тот ошибку, принимая в стаю такую чудесную еду — так по крайней мере думалось Расу. Когда женщина уверилась, что лев не причинит ей вреда, она вырвалась из объятий, правда, без резких и лишних движений. Рас вовсю скалился. Он успел нащупать сосок, тот набух и был тверд — стало быть, ее целомудрие не было вполне искренним. Притворство, как и нападение льва.

Но зачем ей прикидываться?

От этих мыслей через минуту-другую Раса отвлек шум — знакомое чмоканье крыльев Птицы Бога. Та летела к востоку, и сквозь ветви юноша проводил ее взглядом Вскоре Птица вернулась и начала описывать круги неподалеку. Похоже, она кого-то разыскивала и, может статься, именно его, Раса. Покружив над ними еще какое-то время, Птица удалилась к югу.