Горизонты внутри нас - Бен Окри

— Как вам не стыдно, мадам? Возьмите себя в руки.

Омово вытер лицо носовым платком. Он ничего не ответил, лишь смерил толстуху презрительным взглядом. Та в свой черед вперилась в него злобными глазами.

— Бог накажет тебя и твою маму, — выпалила она.

Омово ехидно усмехнулся:

— Мадам, нужно уметь достойно проигрывать.

Она что-то прошипела ему в ответ и надулась. Автобус внезапно тронулся с места. Мальчишка-кондуктор громко повторил маршрут следования, весело потешаясь над теми, кто остался. Толстуха протиснулась в середину автобуса. Омово с грустью обнаружил, что его новая рубашка лишилась двух пуговиц. Слабым утешением ему была фраза, которую пробормотал сидевший за ним человек.

— Господи милостивый… Так жить невозможно.

На конечной остановке Омово должен был сделать пересадку на другой автобус, следующий до Апапы. Ему предстояло принять участие в «великом автопробеге», как любил выражаться один из его приятелей, в тихий аристократический район Апапы, где на огромных участках с аккуратно подстриженными газонами, с качелями и цветочными клумбами, в окружении источающих экзотический аромат сосен красуются роскошные особняки в западном стиле с портиками.

Автобус со свистом промчался на предельной скорости, потом свернул вправо и остановился на углу — кондуктор громко объявил о прибытии на конечную остановку. Пассажиры ринулись к выходу. Омово пытался выйти поскорее, но кто-то изо всех сил толкнул его в грудь, и он чуть было не упал. Подняв облако дыма и пыли, автобус тронулся с места, отбрасывая в стороны пытающихся втиснуться в него и цепляющихся за двери людей.

— Идиот! — кричали они водителю.

— Бог накажет твоего папашу!

— До чего же злые бывают люди!

— Вот так нас и давят, как мух.

Люди ворчали и отплевывались. Омово шел пошатываясь, все еще с трудом переводя дыхание от усталости и тупой, не покидавшей его боли за грудиной. Он поднял глаза и увидел улыбающегося Окоро, который ждал его, прислонясь к стволу миндального дерева. Омово нашел его улыбку неуместной.

— Ну, как? Я видел, ты чуть было не погиб.

— А что мне еще остается! Я уже и так опаздываю.

Окоро погладил воображаемые усы. Глаза у него покраснели, а обычно красивое лицо казалось осунувшимся и мрачным. На нем были синего цвета брюки и пиджак, белая рубашка, красный галстук. Брюки были не глажены, и стрелки замялись, как линии на карте.

— Ну его к черту, этот автобус! Пусть его штурмует всякое быдло.

— Быдло?

— Да. Быдло.

Людей на остановке становилось все больше и больше. Толпа впадала в истерическую ярость, когда мимо со свистом проносился какой-нибудь очередной автобус. Взошло солнце, и туман рассеялся. Толпа была подобна некоему многочленному пятнистому существу, вытянувшемуся на большом пространстве и движущемуся в одном направлении. Она не имела ни начала, ни конца, гомонила и прямо на глазах разбухала. Она то бесилась, то утихала, то разражалась весельем. Но толпа не была единым организмом, она представляла собой множество отдельных клеток, специфических, единственных в своем роде, каждая из которых призвана выполнять отведенную ей роль.

— Ну, как прошла вечеринка?

— Шикарно! Грандиозная вечеринка! Выпивка, девочки, закуска. Эти йоруба знают, на что тратить деньги.

Утренние лучи солнца залили людскую толпу. Они проникли сквозь ветки высоких сосен и мелкими бликами рассыпались по черному асфальту. Окоро заслонил глаза рукой от солнца. Омово достал носовой платок и вытер струящийся по лицу пот. Затем он промокнул вспотевшую голову — как он и ожидал, платок покрылся грязными пятнами от смешавшейся с потом пыли.

— Ты был на вечеринке с Джулией?

— Нет. Эту девушку я берегу. Я знаю, как полагается вести себя с интеллигентными девушками. У меня есть голова на плечах. За кого ты меня принимаешь?

— В последнее время в твоих речах постоянно встречаются словечки Хэдли Чейза. Наверно, ты сейчас читаешь его?

— Да, только что прочитал его роман «Ева», и, между прочим, у него есть чему поучиться.

— Держу пари, именно этим ты и занимаешься.

— Не советую тебе делать слишком большие ставки.

— Снова Чейз!

— Иди ты! Ну, вот, как я уже говорил, мы были с ней в ночном клубе «Сурулере». Бог ты мой! Если я тебе расскажу, ты ни за что не поверишь. Она сама уплатила за такси, за входные билеты и даже за выпивку. Такая шикарная цыпочка! Мы танцевали, веселились. Знаешь, я ее всю облапал, и она ничего, не возражала. Ну, что ты на это скажешь?

— Скажу, что ты делаешь успехи.

— Подожди, это еще не все. Значит, мы сидели за своим столиком, и вдруг к нам подходит какой-то долговязый тип. В темных очках, такой самонадеянный. Подходит и ухмыляется. Я ухмыльнулся в ответ, думал, просто хочет поздороваться. Смотрю — она тоже ему улыбается. Тогда я спрашиваю себя: «Что бы все это могло значить?» И тут этот тип говорит: «Привет, детка, рад снова видеть тебя здесь. Не хочешь ли со мной поздороваться?» Он говорил с таким дурацким американским акцентом, а зубы так и торчат из пасти. Я жду, что ответит моя цыпочка, а она и говорит: «Привет, Джули. Не могу сказать, что я счастлива тебя видеть. Я здесь с моим любовником, поэтому отваливай-ка отсюда». Долговязый взглянул на нее, потом на меня и как дурак удалился. И ты знаешь, что сделал я? — сказал Окоро, схватив Омово за руку. — Я так и покатился от хохота и хохотал до слез.

— Пошли, пошли. Если мы будем вот так стоять на месте, то вообще сегодня не доберемся до работы.

— Признайся, ты мне завидуешь!

— Почему? Потому что я не рассмеялся?

— Завидуешь. Потому что у тебя нет цыпочки. Все они бросили тебя.

— Ладно, считай, что я завидую.

Некоторое время они шли молча.

— Кеме заходил ко мне в воскресенье. Сказал, что хочет уехать на время из города, чтобы собраться с мыслями.

— Понятно. А что слышно насчет трупа девочки, который вы видели в тот вечер?

— Он исчез. Кеме сказал, что в полиции ему заявили, будто никакого трупа вообще не было.

Они снова помолчали.

— Знаешь, во время войны трупы не исчезали. Они просто разлагались и распространяли вокруг зловоние. Я был тогда совсем мальчишкой. Однажды я наткнулся в кустах на чьи-то обгорелые ноги. Мне повезло. Многим из нас чертовски повезло. Да, нам и впрямь повезло, что черви ползали не по нашим трупам.

— Ну хватит. Не будем больше об этом.

— Я могу забыть. Рано или поздно человек забывает все. Он просто обязан забыть. Да и мне ничего не стоит забыть обо всем, тогда я начинаю интересоваться девочками, танцую в дискотеке, хожу на работу и ничего не помню.

— Давай выбросим это из головы и поговорим о чем-нибудь другом.

— Деле говорит, что ему страшно. Сам не знает почему. У него богатый отец, он едет в Штаты без каких-либо проблем, очень хорошенькая девица ждет от него ребенка, а ему, видите ли, страшно. Мне иногда снятся дурные сны. Я их помню. Мне снились покойники. Я никогда никого не убивал, но во сне все представляется так, будто я убил очень много людей. И вот я вижу обгорелые трупы, разложившиеся трупы, разбухшие трупы. Я вижу репортеров с камерами, зевак, офицеров, насилующих в бункерах женщин, я помню этот кошмар во всех подробностях. Теперь взгляни на всех нас. Нам страшно.

Тишина. Вокруг стоял шум, но между ними и, возможно, внутри у них царила тишина. Омово не мог понять, что происходит с Окоро. Он редко говорил о подобных вещах, куда больше его интересовали разговоры о вечеринках, о девицах, об Америке, о деньгах. Но Омово догадывался, что за внешней беспечностью его друга скрываются мрачные смрадные глубины.

— Да, Окоро, чуть было не забыл. Ведь завтра у меня день рождения! Никаких торжеств не будет. Приходи просто так. Мне очень не хочется быть одному.

— Постараюсь.

— Значит, вечерком.

— Тебе исполняется двадцать?

— Да. Двадцать. Но у меня такое чувство, будто все пятьдесят.

— Мы все понемногу стареем. А пока так ничего и не достигли. Представь себе, что будет с тобой через десяток лет.

— Не хочу ничего представлять. Дожить бы до тех пор, тогда и увижу.

— Мы — никто. Мы — жалкие людишки, которым суждено вечно оставаться на самой низкой ступеньке служебной лестницы, заполняя документы, готовя кофе, бегая на Кингзвэй за пирожками с мясом, выполняя сверхурочную работу. Что это за жизнь… Мне надо серьезно готовиться к аттестации. Я должен как можно скорее поступить в университет, чтобы потом разъезжать на машине, иметь престижную работу и деньги. Мне надо основательно готовиться к аттестации.

— Я не считаю, что мы — никто. Мы же в любое время можем прекратить это бесцельное существование. Для этого необходимо лишь мужество и талант. И еще необходимо действовать. Тогда, проснувшись однажды утром, обнаружим, что мы отнюдь не никто. Кеме — счастливчик. Он уже активно включился в жизнь. Послушай, давай ускорим шаг. Прошло столько автобусов, а мы даже не попытались сесть ни в один из них.